– К тебе Митькина баба не приставала? Я-то на день свалил на солеварню, чтоб не слушать ее гнусные бредни. Попивать бабенка стала, да вроде и погуливает на сторону, а как выпьет, так к моему дому подваливает и орет благим матом, мол, куда ее Митеньку подевали? Мол, она вся в охоте, а мужик ее поранетый неизвестно в какие места, и неизвестно где находиться, может уже в земле давно лежит. После продолжительного рева эта сука приговаривая, что ее вдову утешить найдется кому, уходит искать кавалера на ночь. Да ведь не сделаешь ничего этой мочалке, пользуется падла, что Митька твой друг, – возмущался Юра.

– Нет, ко мне она не подходила, наверное, побоялась выступать после того, как я с Семенычем разобрался, – ответил я. А про себя подумал, что влезать в семейные дрязги друзей самое препоганое дело. Митька вернется, пусть сам с ней разбирается, ну а если она дурра, и полезет такие песни петь у моего дома, то не посмотрю, что Митькина баба, разложим посреди села и ввалим кнутовья… Подумал и расстроился, даже пить перестал, видя мое настроение, и остальные застольники пить перестали, в общем, вовремя вспомнили, что дружинник должен нести службу в любое время суток, а поэтому напиваться до свинского состояния не стоит… Так что разошлись по домам еще засветло.

С утра мы с Юрой посчитали количество вывезенной на трактовую ярмарку соли, прикинули, хватит ли продуктов с учетом урожая на зиму, или стоит еще прикупить. Обсудили неизбежность поездки в степь за лошадьми и возможности приобрести там скот. Теперь мы с химиком почти каждый день объезжали важнейшие с его точки зрения участки, и обсуждали наши насущные проблемы. Так, в повседневных заботах летело время, не очень-то густой урожай зерновых собрали в течение недели. Наступало время сбора основной кормилицы крестьян – картошки, в огородах шел сбор овощей, в общем, народ трудился вовсю, а мне было скучновато сидеть на месте, конечно, я помогал жене, она как раз осваивала доставшееся хозяйство, обустраивая домашнее гнездышко. Но все это нудно – то принеси, это убери, петли воротные смажь, скрипят очень и так далее, нет, я бы кого-нибудь припряг поработать, но у всех страда, хотя и плотников и кузнеца я всё ж заставил кое-что обновить по хозяйству… А вообще, заскучал я дома, наверное, это наследственное, меня, как и папашу дома особо не удержишь. Тем более с Настеной у нас не было никаких постельных контактов, она решительно дала мне понять, что если здорового ребенка хочу иметь, то должен воздерживаться, я и воздерживался, проводя вечера в беседах с Юрой, или устраивая военные учения со своей маленькой дружиной.

Я уже собирался с очередной партией соли съездить на тракт, проведать дядю Изю, но за день до намечаемого выезда, выйдя поутру на площадь, я увидел хромающего по сельской улице Митьку. Подбежал к нему, обнимаемся, да, здорово ему досталось, вон – одни кожа да кости, кривится от боли и одновременно улыбается, рад чертушка, что домой попал, а уж как я обрадовался, камень у меня с души снял Митяй, выжив после городских разборок.

– Ты чего телегу не мог взять у рябиновских? – укорил я его.

– Да там сворачивать, ждать пока лошадь найдут, пока запрягут я и так по тракту на телеге с возчиками натрясся, надоело, – отмахнулся Митяй.

– Я и так потихоньку, быстрей домой… – и он вдруг вопросительно посмотрел на меня, наверное, что-то в лице нехорошее увидел. Вот так, человек к своей бабе спешит, а эта прошмандовка…

– Ты, Митяй, домой пока не ходи, нехорошо себя твоя баба вела, пойдем ко мне, посидим, отдохнешь, я, что знаю, тебе расскажу, а потом сам решай, что с ней делать, и ободряюще похлопывая нахмурившегося приятеля по плечу, повел его в свой новый дом.

Опять мы собрались втроем, Юра повествует о сельских событиях происшедших в Митькино отсутствие, сам Митька смотрит задумчиво в потолок, лежа на кровати, а я пока помалкиваю, Настена хлопотала у печки и не мешала нашей беседе. Наконец, она вплыла в горницу, раскрасневшаяся и гордая, неся румяный пирог с рыбной начинкой, вот енто я люблю! Я без промедления достаю из сундука кувшин с прозрачным первачом. Пирог был вкуснейший, с начинкой из судака и сырого лука, а всю открытую верхнюю часть пирога покрывала корочка налимьей печенки. Ну вздрогнули, закусили ловко разрезанным Настенной, пышущим паром пирогом, вкуснотища… Выпили-повторили, и после второго стаканчика меня потянуло поговорить не о нашей обыденности, а о чем-то отвлеченном, например о прошлом.

– Вот скажи химик, ты же историю знаешь лучше нас, случайно ли эта комета кабыздохнула по шарику? – Юра помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли переваривая съеденное и выпитое.

– Вообще такие катастрофы на земле происходили с периодичностью в каждые семь тысяч лет, и каждый раз возникала новая цивилизация, представь себе: организуем здесь на месте новый прекрасный город, со своим правителем, своими законами, а умные люди вроде меня отпишут для потомков: – Правил ентим городом и этой страной Степан Первый и жил при нем народ в достатке и благоденствии… (я аж зажмурился от удовольствия)… Но ты дюже не расслабляйся, благоденствием пока и не пахнет (да, не надо о грустном). Митяй, явно не прислушивался к нашему разговору, а думал о чем-то своем, понятно о чём, о бабе своей шелапутной, прикидывал, как с ней поступить. Внезапно он резко встал, и не говоря ни слова вышел из горницы. Мы с Юрой переглянулись.

– Как думаешь, сразу прибьет, или попользуется еще? – Юра почесал плохо выбритую щеку и говорит: – По-моему, вообще не накажет.

Ошиблись мы оба, попользоваться-то Митька попользовался, но не без моей помощи отдал ее на следующий день в дом ее хахаля – местного плотника Петьки. Вот теперь ему придется и свою жену кормить, весь выводок своих детей и еще неслабый довесок – бывшую Митькину бабу. А поделом, теперь уж Петьку «на сторону» не потянет. Да и не выдержит он долго на своих не очень густых харчах с двумя бабами… Как говорил Юра, создадим прецедент, для остальных послужит уроком, а то завели по две бабы некоторые, когда у нас холостых мужиков уже излишек. Думают, что общинный харч незыблем и постоянен, и делить его будут по числу едоков в семье, а вот хренушки, по осени поделим, конечно, как и обещали и вспашем общиной, вот только по весне сеять будут только по своим наделам. А плотнику тоже твердый оклад положим, мигом от лишних баб все многоженцы избавятся, иначе с голоду подохнут. И уже пора решать проблему с лошадьми, осень на носу, сеять озимые скоро приспеет время, а лошадей не хватает.

Решено, через три дня выезжаем в степь, а перед выездом решили устроить загонную охоту. На другой стороне реки у опушки леса устроили скрады, и на следующий день по зорьке сидели на своих позициях. Из чащи леса раздавались пока еле слышные крики загонщиков, гремели трещотки, и железный гром металлической посуды слышался пока на грани восприятия. Стрелков собралось немного, всего-то восемь человек. Разместили схроны подковой, на расстоянии пятидесяти метров друг от друга, так что крайняя позиция справа упиралась в лес. Крайние стрелки и я, находящийся в центре, были вооружены автоматическим оружием, остальные луками, а Щербатый, как отменный стрелок, вооружен единственной имеющейся у нас бесшумкой, вот им и начинать отстрел, чего заранее зверье громкими выстрелами пугать? Ну а потом вступим и мы. Загонщики уже находились на расстоянии двух верст от нас, когда с их стороны раздались первые выстрелы. Дело в том, что я поставил в цепь несколько опытных охотников, во-первых они точнее выведут зверье на нашу засаду, а потом в лесу зверушки отнюдь не все безобидны и хотя загонщики вооружены, если зверь пойдет на прорыв, могут растеряться. Выстрелы звучали все чаще и наконец, на опушке леса появились первые звери. Ну конечно это были косули, стайка этих пугливых животных метнулась вперед, в сторону реки, но быстро и почти бесшумно была уничтожена опытными стрелками. За ними тихой поступью вынырнула из чащи семья лосей. Самца с одного выстрела в голову снял Щербатый, а двух молодых самок утыкали стрелами другие засадники, самок с детенышами мы по уговору не тронули и они, шумно всхрапывая, пронеслись мимо меня на расстоянии вытянутой руки, остановились на берегу реки, заметались, повернули назад и скрылись в лесу, в стороне от засады. В это время из леса, несколько в стороне от наших схронов, показался выводок волков, самец постоял, понюхал пропитанный кровью воздух, но возвернутся в чащу не успел, завертелся, кусая ужаленный стрелой бок. Волчата и самка полегли рядом. И тут из леса пошла волна зверья, прямо на меня неторопливой с виду трусцой, бежал крупный медведь, и мой ПК забил короткими очередями, поразив медведя, стайку кабанов и росомаху (вредная тварь!), редкого в наших краях оленя и еще двух лосей, кажется. В кого стреляли остальные засадники, я не замечал, прямо на меня уже летела скачками рысь солидных размеров, и еще стайка кабанов. Всех диких свиней я не успел положить, и они пронеслись мимо, а рыси, я, как ни странно, попал прямо в лоб, и одной пулей не попортив шкуру, хотя летняя шкура и похуже зимней… Прорвавшееся зверье металось вдоль берега, некоторые поплыли на ту сторону реки, а большинство возвращалось в лес, обходя стороной страшное место.