Всё! Спать!

Испытание Второе

(опять встреча)

– Ну, как она? – Ефим уже раздувал костер, когда Вова тихонько выполз из шалаша.

– Спит, бедолага, – Вова был в безрукавке, поверх рубахи и в плаще.

– Не замерз?

– Кто? Я? – Вова пожал плечами. – Маленко. А ты?

– Я тоже немного.

Предыдущие ночи они надевали и свитера, и безрукавки, и плащи, чтобы не замерзнуть. Сегодня ночью им пришлось поделиться с девочкой, поэтому они сами немного прозябли. Но костер затрещал, и жить стало веселее.

– Она всю ночь дрожала, – сказал Ефим.

– Да, я знаю – почти не спал. Это она ещё молодец – после четырех ночей в тайге и не заболела, и… с ума не свихнулась.

Ефим, соглашаясь, покачал головой.

– Как ты думаешь, как она ночевала эти ночи?

– Вот она проснется, ты у неё и спросишь, – сказал Вова, натягивая ичиги.

– Не понял! А ты куда?

Вова разминал мышцы, поворачиваясь влево-вправо, делая наклоны вперед и круговые движения руками.

– Пойду, на горку залезу, посмотрю что там, – Вова показал пальцем в чащу, точнее, куда-то за неё. – Думаю, с горы видно будет… По крайней мере, должно.

– Чай-то попей.

– Приду – попью. Ждать неохота, пока согреется. В гору пойду – и так согреюсь. Я махом.

Вова взял копье.

– Прихвачу на всякий пожарный.

– Конечно, – Ефим протянул бурдюк и холодный кусок мяса.

Мясо Володя взял, а по поводу бурдюка заметил:

– На хрена он мне? В гору тащить? Я по берегу пойду – может, что увижу.

– Ладно, – согласился Ефим и положил бурдюк на место. – Нож возьми.

– Само собой! Часы я тоже возьму, хорошо?

– Конечно.

– Засеку, сколько идти до горы… сейчас, почти, полседьмого – двадцать семь минут, – Вова грыз мясо. – Ну, я пошел.

– Давай.

Ефим проводил его до берега и посмотрел, что за дорога предстоит Володе.

Нормальная предстояла дорога. Правда, километра два до горы – не меньше. А потом ещё и в гору… «Ну, так-то правильно, – подумал Ефим. – Дорогу надо разведать. Я бы тоже пошел… Да вот Машка, если одна проснется – испугается».

И Ефим вернулся к костру.

Машка, как её назвал Ефим, вылезла из шалаша, стоило ему вернуться. Почти, тут же!

– Чего не спишь? – спросил Ефим.

– Писать хочу, – созналась Машка, даже не опустив глаза.

– А-а! – Ефиму и то стало неловко.

– Где можно?

– А хоть где, лишь бы не у шалаша.

– Угу, – Машка пошла к реке, за кустики.

Ефим выдохнул:

– Детская непосредственность.

– Что? – не расслышала Маша и оглянулась.

– Ничего – я сам с собой разговариваю.

– А-а, – она скрылась за кустами.

«Обостренный слух после четырех суток в тайге! – решил Ефим. – Это нормально!»

Чего-то Машка долго не возвращалась. Очень долго. Уже можно всяко сходить.

– Мань! – крикнул Ефим. – Всё нормально?! Ты где, я извиняюсь!

Ответа не последовало.

– Ма-ань! Слышь, не?!

– Я здесь! – послышался ответ, но в нем явно проступали бульканья слез.

– Что ещё случилось? – Ефим встал и пошел к берегу. – Я иду! Ты всё?

– Я здесь! – Машка, действительно рыдала.

Она сидела на корточках возле байдарки, гладила её и ревела.

– Ну-ну-ну, – поспешил к ней Ефим. – Не надо. Пожалуйста.

Он присел рядом и взял её руку, которой она гладила лодку, в свои ладони.

Она упала к нему на плечо и зарыдала.

От неожиданности Ефим повалился задницей на землю.

– Осторожней, родная – расшибемся.

Маша не обратила внимания на его слова, а только обняла его за шею руками и ревела ему в плечо.

Ефим сделал небольшую паузу. Потом, не торопясь, отцепил её руку от своей шеи, отодвинул немного Машку от себя, посмотрел ей в глаза, вытер слезинки на щеке, и ласково спросил:

– Ну, чего ты? Чего? Всё… в общем, всё пока ладненько, Маша. Понимаешь? Не реви, пожалуйста.

Маша приподнялась и села на борт лодки, вытирая щеки.

– Хорошо… я постараюсь.

– Ну и хорошо, – Ефим тоже поднялся. – Давай, сестренка, умоемся,… и жизнь сразу станет… лучше. Ты умывалась?

– Нет.

– Так давай умоемся.

– Давайте.

Ефим ухмыльнулся:

– «Давайте»!

Он стянул кофту вместе с рубахой, сразу став «с голым торсом» и в одном нательном крестике на шее.

– Сейчас освежимся!

Ефим наклонился к реке и стал плескать воду себе на лицо и грудь, протирая под мышками и шею. Всё это сопровождалось фырканьем и звуками: «У-а!». Потом он провел ладонями, полными воды, по коротко остриженной голове и резко поднялся.

– О, ништяк!.. Как говорится, кайф! – тут же добавил он.

Маша улыбнулась.

– Ну? Чего ждешь?

– А мыло есть?

– Мыла, к сожалению, нету!

– Ну, ладно.

Маша вдруг тоже стала снимать безрукавку, свитер и, подняв руки вверх, сняла через голову майку. Осталась тоже «с голым торсом». Хотя в её случае… это торсом не назовешь. Крестика, как заметил Ефим, у неё не было.

Ефим машинально отвел глаза.

– Я, имел виду, лицо сполоснуть, – сказал он, медленно поднимая глаза. – Замерзнешь.

– Не замерзну, – Машка присела к воде и стала одной рукой плескать на себя водичку. – Холодная…

– А то! Горная ведь! – Ефим вытирался рубахой, наблюдая, как откровенно, не стесняясь, моется девочка.

А девочка в дневном свете была куда как лучше, чем вчера – уставшая и заморенная. Девочка была довольно высокая – метр семьдесят – не меньше, фигурка, как на картинке, животик подтянут, ну, и естественно, груди – не большие, но симпатичные. Вчера ночью, когда она переодевалась он видел, что и где надо у неё аккуратно подстрижено. «Девочка ухаживает за собой, – подумал Ефим, – где-то, видно, ещё и тренируется – не жирная!»

Маша поднялась.

– А чем можно вытереться?

Ефим протянул ей свою рубаху:

– Только этим,… если не брезгуешь?

– Нет, конечно! – Маша взяла рубаху и принялась тщательно вытирать свое тело выше пояса.

– Мань, – обратился Ефим, – ты меня совсем не стесняешься.

От этого вопроса Мань автоматически прикрылась его рубахой.

– А надо?

– Не знаю, сама-то как?

– Я – не стесняюсь… Если Вас стесняет, то я могу…

– Ничего-ничего, – спохватился Ефим, – главное, что ты – не стесняешься… А я… Нам… Короче, Маша, делай, как считаешь нужным.

– Ой, смотрите, кто-то идет! – Машка подскочила к Ефиму и прижалась к нему. – Человек!

– Это – Вова, – сказал Ефим, морщась. (Машка была холодная, но то, что прижалась, было… Короче, Ефим поморщился… почему-то.)

– А куда это он?

– На гору пошел, дорогу посмотреть, – Ефим аккуратно, чтобы не обидеть, отодвинул Машку. – Кто знает, что нас ждет впереди?!

Маша спохватилась, поняла, что как-то не очень прижалась и отошла на шаг:

– Извиняюсь… Я автоматически… Думала,… – и она всхлипнула.

– Тихо-тихо-тихо! – остановил её Ефим. – Не начинай!

Она в ответ только мотнула головой, молча натянула майку, кофту и безрукавку.

Ефим надел свою сырую рубаху, а свитер закинул на плечо:

– Пойдем к костру?

– Да, – согласилась Маша.

– Чайковского?

– Что?

– Чаю, говорю?

– Да… Хорошо бы.

– И покушать не мешало бы тебе? Правда?

Маша улыбнулась, стесняясь.

– Не мешало бы… очень охота.

– Нормалёк, сестренка, – Ефим по-братски, но не сильно, хлопнул её по плечу. – Не грусти!

Она улыбнулась и легонько ткнула его кулачком в ответ:

– Не буду… брат, – и засмеялась.

– Во! Эт – другое дело, Маня! Молоток! Пошли!

Пока Володя бродил в гору, Машка поела и снова уснула. Ефим укутал её, как следует (по-братски), достал шило, и пошел к реке, к лодке.

На носу байдарки он нацарапал:

«Эта лодка принадлежит Алексею (потом он сделал пропуск, чтобы, когда проснется Машка, узнать фамилию и отчество). Сам Алексей похоронен километрах в 5–7 выше по течению (задрал медведь). Его подруга Маша (здесь тоже пропуск для фамилии и отчества) жива. Она с нами. Нас двое и она. Мы ушли строго на Юг! Километров через триста будет наша база. Часы Алексея у нас. Алексей живет: (он опять оставил место для адреса), а Маша: (и здесь пропуск)».