Почти у каждого из вновь созданных «национальных» государств есть своя ирредента, т.-е. свой внутренний национальный нарыв.
В то же время национальная борьба во владениях стран-победительниц достигла высшего напряжения. Английская буржуазия, которая хочет опекать народы четырех частей света, оказывается неспособной у себя под носом разрешить ирландский вопрос.
Еще грознее стоит национальный вопрос в колониях. Египет, Индия, Персия потрясаются восстаниями. От передовых пролетариев Европы и Америки трудящиеся колоний усваивают лозунг советской федерации.
Официальная, государственная, национальная, цивилизованная, буржуазная Европа – в том виде, как она вышла из войны и Версальского мира – похожа на сумасшедший дом. Искусственно расщепленные мелкие государства, экономически задыхаясь в своих пределах, грызутся и воюют из-за пристаней, провинций, ничтожных городков. Они ищут покровительства более крупных государств, антагонизмы которых снова нарастают со дня на день. Италия враждебно противостоит Франции и склонна поддержать против нее Германию, чуть последняя окажется способной поднять голову. Франция отравлена завистью к Англии и, чтобы извлечь свои проценты, готова снова поджечь Европу с четырех концов. Англия поддерживает при помощи Франции Европу в состоянии хаотического бессилия, развязывая этим себе руки для мировых операций, направленных против Америки. Соединенные Штаты предоставляют Японии увязнуть в Восточной Сибири, чтобы тем временем обеспечить своему флоту перевес над великобританским до 1925 года, – если только Англия не решится померяться силами до истечения этого срока.
В соответствии с этой картиной мировых отношений военный, оракул французской буржуазии, маршал Фош, предупреждает, что будущая война начнет с того, на чем остановилась предыдущая: с авионов и танков, с автоматического ружья и митральезы вместо ручного ружья, с гранаты вместо штыка.
Рабочие и крестьяне Европы, Америки, Азии, Африки и Австралии! Вы отдали 10 миллионов убитыми, 20 миллионов ранеными и искалеченными. Теперь вы, по крайней мере, знаете, чего вы достигли этой ценою!
II. Хозяйственное положение
Тем временем разорение человечества идет своим чередом.
Война механически разрушила те мировые хозяйственные связи, развитие которых составляло одно из важнейших завоеваний капитализма. С 1914 г. Англия, Франция и Италия были отрезаны от центральной Европы и ближнего Востока, с 1917 года – от России.
В течение нескольких лет войны, уничтожавшей то, что было создано рядом поколений, сведенный к минимуму человеческий труд применялся преимущественно в тех областях, где необходимо было наличным запасам сырья придать форму готовых товаров, главным образом – орудий и средств разрушения.
В тех основных отраслях хозяйства, где человек непосредственно вступает в борьбу со скупостью и косностью природы, извлекая из ее недр топливо и сырье, работа прогрессивно замирала. Победа Антанты и Версальский мир не приостановили хозяйственного разрушения и упадка, а только видоизменили его пути и формы. Блокада Советской России и искусственное разжигание гражданской войны на ее плодоносных окраинах наносили и наносят неисчислимый ущерб благосостоянию всего человечества. При минимальной технической поддержке – Интернационал свидетельствует это перед лицом всего мира – Россия могла бы, благодаря советским формам хозяйства, дать вдвое и втрое больше продуктов питания и сырья Европе, чем давала царская Россия. Вместо этого англо-французский империализм заставляет трудовую республику все силы направлять на оборону. Чтобы лишить русских рабочих топлива, Англия держала в своих когтях Баку, откуда могла вывозить для себя лишь ничтожную часть добычи. Богатейший каменноугольный бассейн Донца периодически разорялся белогвардейскими бандами Антанты. Французские инструктора и саперы немало поработали над разрушением русских мостов и железных дорог. Япония и сейчас обкрадывает и разоряет восточную Сибирь.
Немецкая техника и высокая производительность немецкого труда, эти важнейшие факторы возрождения мирового хозяйства, парализуются после Версальского мира еще более, чем во время войны. Антанта стоит перед неразрешимым противоречием. Чтобы заставить платить, нужно дать возможность работать. Чтобы дать возможность работать, нужно дать возможность жить. А дать разгромленной, расчлененной, истощенной Германии возможность жить – значит дать ей возможность сопротивляться. Страх перед немецким реваншем диктует политику Фоша: непрерывное подвинчивание военных тисков, которые должны помешать Германии возродиться.
Всем не хватает и всем нужно. Торговый баланс не только Германии, но и Франции и Англии имеет резко пассивный характер. Французский государственный долг возрос до 300 миллиардов франков, причем, по утверждению реакционного французского сенатора г. Годэн-де-Вилена (Gaudin de Villaine), две трети этой суммы произошли от хищений, воровства и хаоса.
Произведенная во Франции работа по восстановлению разоренных войной областей является каплей в море опустошения. Недостаток топлива, сырых материалов и рабочих рук создает непреодолимые преграды.
Франции нужно золото. Франции нужен уголь. Указывая на неисчислимые могилы военных кладбищ, французский буржуа требует своих процентов. Германия должна платить! Ведь у генерала Фоша[60] есть еще чернокожие для оккупации германских городов. Россия должна платить! Чтобы привить русскому народу эту мысль, французское правительство расходует на опустошение России миллиарды, собираемые на возрождение Франции.
Международное финансовое соглашение, которое должно было облегчить налоговое бремя Франции путем более или менее полного аннулирования военных долгов, не состоялось: Соединенные Штаты не обнаружили никакого стремления подарить Европе 10 миллиардов долларов.
Выпуск бумажных денег продолжается во все возрастающих размерах. В то время как в Советской России рост бумажных денег и их обесценение, при одновременном развитии обобществленного хозяйства, планового распределения продуктов и все большей натурализации заработной платы, является лишь результатом отмирания товарно-денежного хозяйства, – в странах капиталистических возрастание массы печатных денежных знаков знаменует углубление хозяйственного хаоса и неизбежный крах.
Конференции Антанты переезжают с места на место, ища вдохновения на всех европейских курортах. Все протягивают свои руки, требуя процентов по числу убитых на войне. Эта странствующая биржа мертвецов, которая каждые две недели заново решает вопрос, должна ли Франция получить 50 или 55% из той контрибуции, которой Германия не может заплатить, представляет венец возвещенной «организации» Европы.
Капитализм переродился в процессе войны. Планомерное выжимание прибавочной стоимости в процессе производства – основа экономики барыша – кажется слишком пресным занятием господам буржуа, которые привыкли в течение нескольких дней удваивать и удесятерять свой капитал при помощи спекуляций на основе международного грабежа.
Буржуа утратил некоторые предрассудки, которые его стесняли, и приобрел некоторые навыки, которых у него не было. Война приучила его к голодной блокаде целых стран, к воздушной бомбардировке и к поджогу городов и деревень, к целесообразному распространению холерных бацилл, к перевозке динамита в дипломатических вализах, к подделке кредитных знаков противной стороны, к подкупу, шпионажу и контрабанде в небывалых ранее размерах. Приемы войны остались после заключения мира приемами торговли. Главнейшие коммерческие операции сливаются ныне с деятельностью государства, которое выступает в виде мировой разбойничьей шайки, вооруженной всеми средствами насилия. Чем уже мировая база производства, тем свирепее и расточительнее приемы присвоения.
Ограбить! – Вот последнее слово политики капитала, пришедшее на смену фритредерству и протекционизму. Налет румынских громил на Венгрию, откуда они увозили паровозы и перстни, является символом экономической философии Ллойд-Джорджа и Мильерана[61].
