Старое боярство в большинстве своем вышло в тираж, проело и пропило дедовское достояние. Выдвинулись новые собственники – чокои, помещики-выскочки – и, наряду с ними, арендаторы, стоящие между помещиками и крестьянами. Обновился только владельческий персонал, – формы хозяйства и приемы эксплуатации крестьянства остались те же.
Туркам перестали платить дань, но тем страшнее возросла та дань, которую народ платит бюрократическому и милитаристическому государству. Общий годовой доход нации исчисляется здесь в 1 1/4 миллиарда франков, при чем государство поглощает из этой суммы не менее одной трети! В стране, где крестьянство, связанное чисто крепостными «аграрными договорами», питается только мамалыгой и брынзой, вымирает от пеллагры, живет в значительной своей части в земляных норах, три-четыре раза в десятилетие подвергается голоду и раз в десятилетие устраивает жестокие восстания, в этой стране чудовищный государственный бюджет бьет неистощимым фонтаном – для делающих политику бояр, чокоев, партийных шефов, их партизанов и их отпрысков, для всех тех, которые группируются здесь в политические банды на паях, именуемые партиями.
Все партии стоят на аграрно-крепостнической основе. Правда, в стране хоть и медленно, но все же развивается капитализм. Наибольшее значение имеет нефтяная промышленность, сделавшая за последнее десятилетие значительные успехи. В Кымпине я видел сотни вышек и осматривал один из самых больших в Европе нефтеочистительных заводов «Steana Romina», подобного которому, по словам депутата Скобелева (объезд мы совершили вместе), нет у нас в Баку. Эта индустрия, занимающая около 40 тысяч рабочих рук, пользуется чрезвычайным покровительством государства, так что нормальная капиталистическая эксплуатация отступает далеко назад перед бюджетным хищничеством. В качестве румынских капиталистов выступают те же землевладельцы, бояре и чокои, политическое мышление которых определяется всецело их основными, т.-е. аграрными, интересами. Значительная часть финансовых и индустриальных капиталистов, являющихся в то же время богатейшими помещиками, входит в состав так называемой либеральной партии, которая проявляла до сих пор свой либерализм зверскими расправами над крестьянством, поддержанием кабальных аграрных отношений, закреплением еврейского бесправия и преследованием рабочих организаций. Левое крыло либеральной партии образуют так называемые попоранисты, народники. Большинство их прошло в 80-х годах через стадию «социализма», который в Румынии, как и во всех вообще молодых или, вернее, отсталых странах сыграл роль приготовительного политического класса для широких кругов интеллигенции. Но от своего радикального прошлого попоранисты не сохранили ничего. Основной вопрос румынского общественного развития – аграрный – не может быть, разумеется, разрешен изнутри партии, в которой задают тон помещики-крепостники в европейско-либеральном облачении. Попоранисты осуждены при них на роль бессильного хвоста. Во главе их стоит политический эмигрант из России, побывавший в свое время в Сибири, бессарабец Стереа, ныне ректор Ясского университета. В настоящее время либеральная партия, шефом которой числится г. Братиану,[114] находится в состоянии нетерпеливой оппозиции.
У власти стоят консерваторы, в лице двух своих групп: юнимистов (Тит Майореску) и консерваторов-демократов (Таке Ионеску). Что «охраняют» румынские консерваторы? Крупное землевладение, политическое бесправие народных масс, возмутительные законы против евреев. Но во всем этом либералы не отстают от них ни на вершок. Больше консерваторам охранять нечего. Когда они у власти, они увеличивают издержки на армию, строят железные дороги, увеличивают налоги, делают новые займы (государственный долг Румынии превышал 1 1/2 миллиарда франков – до румынского «похода» в Болгарию). Но все это делают и либералы! Программных различий нет. Есть оттенки в тактике клик, в приемах коррупции, в семейных традициях шефов. Если перевести эту мысль на бессарабский язык, то можно сказать, что разногласие колеблется в пределах Пуришкевич – Крупенский. Здесь Пуришкевич, несомненно, примкнул бы к либеральной партии, так как ее антисемитизм имеет более цинично-боевой характер, а ее метод политической агитации характеризуется безобразной разнузданностью. Наоборот, Крупенский примкнул бы, несомненно, к румынским консерваторам, – ввиду своего тяготения к политикам, умеющим безукоризненно обращаться с носовым платком. Наконец, покойник Крушеван играл бы, вероятно, видную роль в партии консерваторов-демократов, которые в просторечии называются «такистами», по имени своего лидера, адвоката Таке Ионеску. Эта политическая группа объединила в своих рядах все деклассированные элементы, крайне многочисленные здесь: промотавшихся боярских сынков, выгнанных чиновников, прогоревших купцов, скомпрометированных подрядчиков, журналистов без газет, газетчиков, еще не нашедших случая утратить свою «независимость», спившихся учителей и пр. и пр. Такисты консервативны, поскольку задача их состоит в охранении всех видов бюджетного паразитизма; свой консерватизм они называют демократическим, потому что их политика началась с натиска на старые политические клики – под лозунгом: «Пустите и нас к бюджетному корыту!».
Аграрная демократия, какою оказалась Болгария после низвержения турецкого владычества, нашла свое естественное политическое выражение в парламентарном режиме, основанном на всеобщем избирательном праве; после изгнания турок все болгары должны были стать равноправными, как под турками они были равно-бесправными. Иное дело Румыния: феодальная олигархия, больше всего опасавшаяся, как бы крестьянство не пришло к пониманию своего значения в жизни страны, обеспечила свое политическое господство при помощи куриальной системы, совершенно исключающей возможность самостоятельных крестьянских кандидатур. В рамках трех курий развертывается в течение десятилетий борьба консервативных и либеральных клик за обладание властью.
Огромную роль в этой борьбе играет чиновничество. Оно сменяется вместе со сменой правящей клики; поэтому партийная политика является для него делом борьбы за самосохранение. В Румынии теперь около 100 тысяч чиновников, за одно последнее десятилетие число их возросло еще на 20 тысяч. В стране, где темное, экономически и политически закабаленное сельское население составляет 86 %, где почти отсутствует самостоятельный буржуазный класс, где рабочее движение только начинает развертываться, где немногочисленные капиталистические элементы растворены в аграрно-крепостнических, – в такой стране централизованная бюрократическая армия в 100 тысяч является политическим фактором огромного значения. В известных мемуарах «Aus dem Leben Konig Karls von Rumanien», («Из жизни короля Карла Румынского»), в составлении которых главное участие принимал сам король, следующими откровенными словами характеризуется роль чиновничества в выборах: «Ни одно почти правительство (в Румынии) не встречало недостатка в большинстве, созданном при помощи новых выборов, ибо и до настоящего времени еще слишком велико влияние централизованной администрации на избирателей, зависящих от государственной машины»{45}.
Чем беспринципнее правящие партии, чем неуловимее действительные различия их практических программ, тем ожесточеннее их борьба друг с другом, ибо это – голая борьба за добычу, за обладание государственным корытом. Элементарнейшие государственные потребности будут приблизительно одинаково удовлетворены, независимо от того, какая группа станет сейчас у власти. Для народа поэтому безразлично, фигурирует ли в качестве премьера Братиану, Майореску или Ионеску. Но это совсем небезразлично для них самих и для их партизанов. Каждая клика хочет есть и отказывает в этом праве остальным. Необходимо нейтральное в этих междоусобиях лицо внутри олигархии, которое наблюдало бы за очередью и вводило бы в пределы аппетиты путем их взаимного ограничения. Эта миссия, естественно, падает на короля. Наперекор конституции, он является в действительности важнейшим элементом в политической механике страны.
