«Киевская Мысль» N 285, 14 октября 1912 г.

Под окном моим военный оркестр играет русский гимн, – после болгарского и сербского. Если б из звуков можно было сделать эпиграф, – русский гимн был бы самым подходящим эпиграфом для политики болгарских и сербских правящих кругов. Ибо, – и этим позвольте начать мое первое письмо, – несмотря на победы балканских союзников, надежды руководящих здесь политических групп устремлены на благожелательное и, по возможности, неотложное вмешательство России. И на это имеются свои причины.

– Каковы политические цели войны? – спрашивал я и в Белграде, и здесь, в Софии, сегодняшних, вчерашних и завтрашних министров. Общая формула была одна и та же: «Улучшение участи наших христианских братьев в Турции».

– В какой форме должно, однако, выразиться это улучшение? Создание Велико-Сербии и Сан-Стефанской Болгарии?[79] Автономия Старой Сербии и Македонии? Их государственная независимость? Или только широкие административные реформы?

Ответы были разные, смотря по официальному положению и темпераменту. Но одно их объединяло: явная или замаскированная надежда на поддержку России. Гг. Пашич и Пачу (сербский министр финансов) ссылались на свою ноту, предъявленную Порте: там-де точно выражена их программа. Стоян Новакович, лидер напредняцкой партии, бывший в свое время посланником в Петербурге и Константинополе, а в недавнюю эпоху «аннексионного кризиса» – председателем коалиционного «великого министерства», сказал мне:

– Мы хотим самого лучшего для наших соплеменников в Турции. Но, конечно, самым лучшим для них мы считаем – быть вместе с нами.

Стоян Рибарац, лидер сербских националистов (бывших либералов), ответил:

– Разумеется, война будет целью своей иметь не реформы и не автономию, а полное освобождение и объединение сербства в единой Велико-Сербии.

– Автономия, – ответил на мой вопрос г. Милорад Драшкович, лидер правого крыла младорадикалов – нет, это было бы слишком дешевой ценой.

– Но г. министр-президент говорил мне, что требования Сербии выражены в коллективной ноте балканских держав. А нота не идет так далеко…

– Совершенно верно. Но в данный момент (разговор происходил еще до формального объявления войны) г. Пашич и не может вам ответить иначе.

– А сопротивление Европы?

– Первым делом нам нужен военный успех, – ответил г. Рибарац, – он явится для нас залогом политических успехов. Со стороны России мы ждем, во всяком случае, поддержки и притом не так называемой моральной, а вполне действительной. После аннексии Боснии Россия выдала нас головой, и тогда моя партия резко нападала на русскую дипломатию. Но мы надеемся, что общественное мнение успело с того времени направить петербургское правительство на национальный путь.

– Вы спрашиваете о Европе? – ответил Лаза Пачу, идейный вдохновитель старорадикального правительства. – Да, нас пробуют запугать этими 12 миллионами европейских штыков, которые стоят будто бы на страже Берлинского трактата и балканского status guo. Но со времени Берлинского трактата уж не раз нарушался злополучный турецкий интегритет – при молчаливом или протестующем попустительстве Европы. Австро-Венгрия взяла две сербские провинции, Италия завладела Триполисом, и 12 миллионов штыков оставались спокойными. Что касается России, то ее политика в этом отношении ничем, к сожалению, не отличается от политики всех других европейских держав.

– Европа, Европа! – восклицает г. Милорад Драшкович, бывший министр промышленности, – ее нет, этой Европы. Великие державы сами себя не могут найти. Россия? Да, на Россию мы надеемся, и с нами весь сербский народ. Для нас нет двух Россий, официальной и народной, – о чем говорят так часто, – Россия для нас нераздельна. Россия поддержит нас.

– Но г. Пачу…

Красноречивый жест: ничего другого г. Пачу, как активный министр, и не должен был сейчас говорить.

– Разумеется, можно ждать противодействия со стороны великой державы за северной границей, – как политик старого стиля, г. Новакович предпочитает описательные обороты, – но мы ждем всякой поддержки со стороны России. Она не может не помочь нам.

– Вы хотите знать, каковы политические цели войны? – говорит мне один из виднейших болгарских политиков, имя которого я не могу здесь назвать, – официально они выражены в манифесте царя Фердинанда. Но они, разумеется, могут и расшириться в зависимости от хода событий. Россия поставила бы крест на своей балканской политике, если бы теперь же не поддержала нас всей силой своего веса. Я имею в виду прямое военное выступление России, – подчеркнул он голосом. – Два корпуса из Одессы сюда на черноморское побережье Турции, под Константинополь! – и Балканский полуостров будет очищен от турецкого владычества. Россия получит свободные проливы, южное славянство станет свободным и сильным. Теперь или никогда, по крайней мере, не скоро!

– Россия обязана нас поддержать, – говорит другой, не менее влиятельный болгарский политик, – она не могла не знать, куда ведет политика балканского союза, она эту политику поддерживала и этим взяла на себя прямую нравственную ответственность за последствия наших действий.

Читатели простят мне этот несколько утомительный подбор цитат из речей «ответственных» сербских и болгарских политиков. Цитаты эти, однако, во многом поучительны: при всем своем разноречии они единодушно свидетельствуют об одном: о надежде или уверенности, что за оружием балканских держав стоит Россия. Я говорю единодушно, ибо отзывы гг. Пашича и Пачу, как бы противоречащие этому выводу, на самом деле относились только к официальной политике России, и под этими отзывами мнимого недоумения совершенно отчетливо сквозит уверенность в том, что помимо официальной, на Европу рассчитанной русской политики миролюбия и status quo существует еще другая, настоящая русская политика, которая в основном совпадает сейчас с политикой балканских союзников.

Только в оправе этой уверенности, которая, разумеется, должна иметь свои серьезные основания, русским гражданам пока еще неведомые, становится понятной решимость балканских правительств, которая, на первый взгляд, слишком похожа на беспечность…

Спешу оговориться. Балканская война имеет под собой глубокие причины, коренящиеся в условиях национально-экономических и государственных противоречий на этом удивительном полуострове, столь обласканном природой и столь изувеченном историей. Экономическое развитие вызвало здесь рост национального самосознания, а вместе с ним и стремление к национально-государственному самоопределению. Сербия нуждается в свободном выходе к морю. Создание условий нормальной жизни в Македонии является элементарной потребностью для устойчивого и спокойного развития Болгарии. Все это несомненно. На этой почве сложились боевые настроения не только в среде политических верхов, но и в широких народных массах, насколько они успели открыться моему наблюдению. Так, несмотря на то, что социалистические партии Сербии и Болгарии решительно протестовали против войны, мне приходилось встречать довольно многих социалистов, захваченных общим национально-патриотическим движением. Вчера я видел здесь в больнице первую группу болгарских раненых и говорил с ними: они несомненно охвачены национальным воодушевлением, с гордостью говорят о наступательном движении болгарской армии, о предстоящем освобождении братьев, – и это не солдаты, взятые из казармы, а резервисты, т.-е. доподлинные болгарские мужики…

Было бы, следовательно, ошибкой думать, что война искусственно вызвана сверху. Нет, инициатива правительства нашла несомненно известные встречные настроения снизу. Но политическое самосознание масс здесь настолько еще примитивно, что от известных настроений народа до политических действий всегда остается большой путь. В массе своей народ политически беспомощен. Партии и клики имеют поэтому широкую возможность инициативы, давления и произвола. Без правительственной политики, направленной на войну, войны не было бы, по крайней мере теперь. Этой политики балканских правительств не было бы, в свою очередь, без их законной или незаконной уверенности, что они действуют сообразно видам России.