Довольно большой процент общественной прислуги Бухареста (извозчики, кельнера, портье, посыльные) знает русский язык. Среди извозчиков господствующее положение занимают русские скопцы, широкобедрые, безбородые, с заплывшими лицами и отроческими голосами. У них лучшие лошади, лучшие экипажи и лучшие армяки с шелковыми лентами. Армяки русские, плисовые, настоящие, каких мне не доводилось видеть уже несколько лет… Вчера я отвозил в автомобиле на вокзал письмо, чтобы попасть к поезду. С шофером долго и тщетно пробовал столковаться, предлагая ему обождать меня у подъезда. Как вдруг, что-то, очевидно, сообразив, шофер спрашивает: – Обождать, значит, господин, прикажете? – Так вы по-русски говорите? – Да как же, ведь мы курские… За последнее время скопцы продают своих лошадей и переходят на автомобили. Один из них жаловался мне, что военное министерство забрало у них при реквизиции тысячных коней и заплатило им по 500 франков. Посылали депутацию к министру, предлагали внести по 500 франков в казну, только чтоб их не трогали. Но министр отказал: «Денег у нас у самих много, нам лошади нужны»… Скопцы-липовановцы принадлежат к числу наиболее выдающихся достопримечательностей румынской столицы. Они отмечены в неизбежном «Путеводителе по Ближнему Востоку» Мейера, и им посвящает страницу Leo Claretti в своих «Feuilles de route en Roumanie» («Путевые записки в Румынии»). В 70-х и 80-х годах Румыния была одним из центров русской политической эмиграции. Но большинство разбрелось отсюда, – маленькая страна не вмещала их, – остались немногие, преимущественно уроженцы Бессарабии. Есть несколько крупных рестораторов из русских эмигрантов. Один из эмигрантов состоит ректором университета в Яссах. Другой давал уроки русского языка румынскому престолонаследнику, – без особенного успеха, – теперь заведует городской статистикой Бухареста… Новая полоса эмиграции ознаменовалась здесь высадкой «потемкинцев». Трудно представить себе тот ужас, в какой были повергнуты румынские власти появлением мятежного русского броненосца у берегов Констанцы в июне 1905 года. Они боялись принимать незваных гостей, еще больше боялись, что те, в случае отказа, начнут бомбардировать город; не знали, как им быть с русским правительством, если мятежники окажутся на румынской территории. В конце концов, все уладилось к общему удовольствию. Русские власти предложили принять броненосец и обещали не требовать выдачи матросов, лишь бы только корабль (цена ему около 30 миллионов) был возвращен в сохранности. Отношения между разными группами матросов были к этому времени до последней степени обостренные, и каждую минуту могла вспыхнуть кровавая схватка. Доктор Раковский[110] отправился на броненосец и заявил матросам, что на румынской территории они останутся неприкосновенными. 700 человек высадилось в Констанце. Много они тут горя приняли, – в чужой стране, без языка! Работали на помещичьих полях, на нефтяных промыслах, на фабриках. Матюшенко[111] пробовал устроить жизнь своих сотоварищей на коммунистических началах. Но это скоро расстроилось, особенно когда семейные стали выписывать из России жен и детей. Румынские власти первое время действительно не трогали матросов. Но после бурного крестьянского движения, прокатившегося в 1907 году по всей Румынии,[112] началась бессмысленная полицейская травля матросов, которые к крестьянским волнениям не могли иметь никакого отношения, так как ни один из них тогда не говорил еще по-румынски. Большинство матросов потянулось в Америку, часть разбрелась по Европе, душ полтораста осталось в Румынии. Их все здесь очень ценят, как искусных и энергичных работников. Многие поженились на румынках и обзавелись домишками. В Плоештах один из матросов открыл пивную и назвал ее «Князь Потемкин». Другой служил в вокзальном ресторане. Сильно «порумынился», щеголевато одевается, носит желтые ботинки, в разговоре употребляет много чужих слов («эта нефтяная сочьетата „Bera“, – объяснял он мне, – самая богатая»), но в то же время про хозяина своего говорил «сам» и через каждые три слова повторяет: «ведь это невозможно»…
– А тянет вас в Россию, Кирилл? – Ну, чего тут! – говорит он, не желая обнаружить «малодушия», – мне и тут хорошо. – Ну, а ежели выйдет полная амнистия, – поедете? – Как не поехать! Ведь это невозможно… Мыслимо ли сравнить?.. Ко мне в прошлом году в гости брат приезжал; я его всюду водил, в Синаю ихнюю, например, ездили, 4 леи 80 отдали, летний палато-регале смотрели, хорошо, слова нет, – только против Москвы разве можно сравнивать?.. Ведь это невозможно… Теперь газеты пишут, ихний муштениторул, наследников сын значит, нашу княжну за себя берет, а в народе говорят, будто Бессарабия пойдет в приданое. Получим, говорят, от России Бессарабию, от Австрии, говорят, добудем Трансильванию и Буковину, у Болгарии уже кусок добыли, будет Румыния самой богатой страной. Только насчет Бессарабии, думаю, вздор говорят. Ведь это невозможно… Выше я уже упомянул о рабочем собрании, которое посетил в субботу. Было всего человек триста, так как большинство рабочих под знаменами. Ораторами выступали рабочие и говорили прекрасно: румыны очень легко овладевают тайной ораторского искусства, – в этом сказывается романская раса. Ораторы говорили о войне, о надвигающейся холере, осуждали захват чужой земли, говорили о своей солидарности с болгарскими рабочими. Рассказывали, будто на полях Македонии находили убитых рабочих, у которых ни одна пуля не была израсходована, хотя они по несколько дней находились в бою… В начале собрания и в конце пели песни солидарности и борьбы. И после всего того что я за эти десять месяцев видел, слышал и читал на Балканах и о Балканах, небольшое собрание рабочего «клубула» выступало светлым, радующим и обнадеживающим пятном на страшном фоне всеобщего одичания. Тут верят в культуру и упорно созидают ее, – культуру человечности, которая не горит в огне войны и не тонет в водах шовинистического потопа. Еще живет на Балканах честь и совесть, еще не все потоплено в крови. Этих людей немного. Но завтра их будет больше. Их сразу станет больше, когда обманутые и истерзанные народы придут в себя и начнут подводить итоги всему содеянному. В Болгарии все до последней степени экономны, вернее – скупы, – страна чисто крестьянская, буржуазия проходит лишь скаредную стадию первоначального накопления, нет никаких традиций роскоши и мотовства. В Румынии наоборот: хоть крестьянство здесь несравненно беднее, чем в Болгарии, а индустрия, как и в Болгарии, только в зародыше, однако же, городская жизнь на центральных улицах создает впечатление роскоши, пышности и мотовства. Эти традиции прочно заложены боярской, шляхетской «культурой», которая опиралась на возможность проматывать отцовское. Бояры, чокои (т.-е. новые недворянские землевладельцы), чиновники, журналисты – все живут выше своих средств, все в долгах, но все выглядят на улице безукоризненными, нарядными и беззаботными джентльменами, которые с таким видом целуют на улице своим дамам ручки, как будто в стране ничего не произошло и вся жизнь состоит из грациознейших телодвижений. Вчера вечером, сидя в открытом кафе на Calea Victoriei, я наблюдал, как две молодые цыганки пробирались сквозь уличную толпу. Толпа была послеобеденная, т.-е. самая свободная, гулящая, шумная, игриво-ищущая. А цыганки были совсем молодые и робкие, лет 17-ти – 19-ти, но уже матери, обе с младенцами, совсем маленькими, завернутыми в тряпки туго, точно кульки. Цыганки были босые, надето на них было по куску ситца, еле сшитого в виде короткой юбки и полузастегнутой кофты, по сложению совсем девочки, но на лицах у обеих было сосредоточенное выражение матери, которая охраняет младенца. Военные автомобили хрюкали (тут сигналам военных автомобилей придан, очевидно, для внушительности, голос раздраженной свиньи), широкобедрые скопцы погоняли вороных лошадей, нарядные кокотки вихляли боками, семенили патриотические старички, офицеры звякали шпорами, в открытых кафе играла музыка, было шумно, любопытно и занятно, – но две робкие босоногие матери со своими кульками на руках сразу разогнали это настроение бездельного удовольствия, точно вогнали в душу занозу. Сколько молодых матерей на этом проклятом небом полуострове, с кульками на руках или под сердцем, тщетно дожидается мужей! Сколько старых матерей дожидается напрасно, когда вернутся их сыновья! Румынской армии не пришлось сражаться, но в нее проникла холера и делает свое дело. А на Calea Victoriei ничего не приметно, и, когда глядишь на пеструю толпу, спрашиваешь себя: «Куда они денут своих воинов, когда те вернутся, раз у них и сейчас на тротуаре тесно?». вернутьсяРаковский, Христиан Георгиевич – родился 13 августа 1873 г. в г. Котеле, в Болгарии. Тринадцатилетним мальчиком Х. Г. Раковский был главарем бунта учеников против учителей в болгарской школе. Пятнадцати лет он уже публично выступил как социалист, за что был исключен из школы без права поступления в какое-либо болгарское учебное заведение. Для продолжения своего образования он в 1891 г. уехал в Швейцарию, где, очутившись в среде политических эмигрантов, стал деятельным членом международного кружка студентов-социалистов и одновременно помещал свои статьи в болгарском журнале «Социал-Демократ». В Швейцарии т. Раковский близко познакомился с Плехановым, Розой Люксембург и Жюлем Гедом. В 1893 г. участвовал в качестве болгарского с.-д. на международном съезде в Цюрихе. Продолжая затем свое образование во Франции, он представляет болгарскую с.-д. партию и является ее делегатом на международном социалистическом съезде в Лондоне в 1896 г. Годом позже т. Раковский окончил медицинский факультет в Монпелье, и его диссертация «Причины преступности и вырождения» имела большой успех в ученых кругах и не раз цитировалась в специальных сочинениях. Но медицинская практика т. Раковского не привлекала, и он занимался ею всего полгода, да еще в румынской армии во время военной службы. В 1899 г. т. Раковский впервые посетил Петербург, где он выступил на одном из диспутов с речью, после чего должен был спасаться бегством от ареста. В 1900 г. он снова приехал в Петербург, но через две недели был выслан и уехал во Францию, чтобы принять участие в международном социалистическом съезде в Париже. Во Франции он прослушал университетский курс юриспруденции, одновременно поддерживая связь с болгарской с.-д. и завязывая связи с сербской. В 1904 г. т. Раковский представлял обе партии на Амстердамском международном социалистическом конгрессе, где добился провала оппортунистической резолюции Адлера и Вандервельде. В 1905 г. т. Раковский уезжает в Румынию, где основывает орган румынской социалистической партии «Рабочая Румыния». В 1907 г. румынское правительство высылает его, как социалистического агитатора и виновника крестьянских восстаний, которыми была охвачена страна. Ввиду настойчивых требований рабоче-крестьянской массы страны, т. Раковскому через пять лет (в 1912 г.) был разрешен въезд в Румынию. Во время изгнания т. Раковский представлял румынскую партию на двух международных съездах, в Штутгарте и Копенгагене, а также на конференции балканских социалистических партий в Белграде в 1911 г. Накануне первой Балканской войны, он организовал конференцию балканских социалистических партий в Константинополе в целях выработки плана действий против военной опасности. Однако, предупредить войну не удалось, как не удалось воспрепятствовать и вовлечению Румынии во вторую Балканскую войну. С августа 1914 г. по август 1916 г. т. Раковскому вместе с румынской с.-д. пришлось вынести большую борьбу, отстаивая нейтралитет страны против двух военных партий – русофильской и германофильской. И как только Румыния вступила в войну, т. Раковский был брошен в тюрьму румынским правительством, которое тащило его за собой при отступлении из Бухареста в Яссы. Первого мая 1917 г. Раковский был освобожден русским гарнизоном в Яссах. С этого времени начинается активное участие т. Раковского в русской революции. Временное Правительство преследовало его и даже пыталось его арестовать. После Октябрьской революции он в качестве эмиссара правительства РСФСР был направлен на юг России, в Севастополь и Одессу. После занятия Украины Центральной Радой, т. Раковский был поставлен во главе советской делегации для переговоров с Украинской Народной Республикой, а затем и с правительством Скоропадского. Тов. Раковский заключил в это же время перемирие с немцами, а затем в сентябре 1918 г. был направлен во главе чрезвычайной миссии в Германию для продолжения переговоров с германским правительством о мирном договоре с Украиной. Из Берлина он вместе с т.т. Иоффе и Бухариным был выслан и арестован по дороге германскими властями, но немецкая революция освободила его. После освобождения Украины и образования УССР он был избран председателем Совнаркома УССР и на этом посту оставался до своего назначения Зам. НКИД и полпредом в Англию, осенью 1923 г. В 1925 г. он был назначен полпредом во Францию. Х. Г. Раковский – выдающийся литератор. Из его крупных литературных трудов, изданных на нескольких языках, отметим: «Причины преступности и вырождения», «Россия на Востоке», «Очерки современной Франции», «Меттерних и его время», «Наше разногласие», «Русско-японская война», «Социалисты и война» и др. Его многочисленные статьи по вопросам международной политики, научного социализма и истории печатались в различных журналах (болгарских, французских, русских, польских, немецких, румынских и т. д.). вернутьсяМатюшенко, А. Н. (1879 – 1907) – руководитель восстания матросов на броненосце «Князь Потемкин» в июне 1905 г. Родился в селе Дергачах, Харьковского уезда, в семье сапожника. Одиннадцати лет окончил церковно-приходскую школу. Нужда заставила его уйти на заработки в Харьков, где он работал смазчиком на железной дороге. Вскоре он бросает эту работу и поступает кочегаром на пароход. Возвратившись из плавания, Матюшенко поступил в минно-машинную школу и по окончании ее получил звание минно-машинного квартирмейстера; эту должность он и занял на «Потемкине». 13 июня 1905 г. на броненосце «Князь Потемкин» началось восстание матросов. Душою восстания с первого же дня становится Матюшенко. За все время одиннадцатидневного плавания «Потемкина» Матюшенко выделяется своею решительностью и энергией. Он до последнего дня ведет агитацию среди матросов за продолжение борьбы. После сдачи «Потемкина» румынским властям 24 июня 1905 г. Матюшенко в течение года жил в Румынии, затем уехал в Америку, где работал на заводе Зингера. Пробыв в Америке 8 месяцев, он уехал в Париж, откуда должен был вскоре бежать в Швейцарию из-за преследований полиции. В Женеве он завязывает широкие связи с русскими политическими эмигрантами, главным образом, с анархистами, и решает отправиться в Россию для продолжения революционной работы. В июне 1907 г. он с паспортом на имя Федорченко приехал в Николаев, где был вскоре арестован по делу об экспроприации на пароходе «София». Опознанный властями, он был под усиленным конвоем отправлен в Севастополь. 17 октября 1907 г. военно-морской суд приговорил Матюшенко к смертной казни через повешение. 20 октября 1907 г. приговор был приведен в исполнение. вернутьсяКрестьянское движение 1907 года в Румынии. – После поражения русской революции 1905 г. реакция перекинулась и в соседнюю Румынию. Эксплуатация румынскими боярами своих полукрепостных крестьян достигла неслыханных размеров. Крестьяне, в подавляющем большинстве безземельные и терпящие крайнюю нужду (румынский крестьянин, напр., питается не хлебом, а «мамалыгой» – кукурузной кашей), были доведены до полного отчаяния тяжелыми требованиями помещиков. В середине февраля 1907 г., когда бояре, через своих арендаторов и приказчиков, стали выгонять крестьян на работу, на севере Молдавии вспыхнуло восстание. Вскоре оно распространилось по всей Молдавии и Валахии, при чем в последней приняло особенно острые формы. Повстанцы, вооруженные косами и топорами, в редких случаях – охотничьими ружьями, громили помещичьи усадьбы, убивали помещиков, стражников и т. д. До городов восстание не докатилось. Революционное рабочее движение Румынии было еще в зачаточном состоянии, а без руководства со стороны пролетариата, крестьянское восстание было обречено на неудачу. Расправа бояр была жестокой. С помощью армии, во главе которой был поставлен прославившийся своей свирепостью генерал Авереску (нынешний румынский премьер), помещики разгромили артиллерийским огнем множество деревень; тысячи крестьян были расстреляны, брошены в Дунай или привезены в города, где они погибли от голода и тифа. В общей сложности, в результате экспедиции Авереску, погибло свыше 10 тысяч крестьян. |
