Кристи взволнованно взял ее за руку, которую она положила на холку кобылы.

– Эту?

Она кивнула, не поворачиваясь. Он схватил пальцами тонкий, бледнокожий изгиб, осторожно нащупывая хрупкие косточки.

– Что еще?

Она покачала головой.

– Скажите мне.

– Кристи, не спрашивайте.

Все еще держа ее запястье, другой рукой он откинул ей волосы со щеки, чтобы увидеть ее лицо.

– Хорошо. Не сейчас. Но мне жаль, что вам причинили боль. Я хотел бы знать вас в то время. Я хотел бы помочь вам.

Она встала к нему вполоборота. Их тела почти соприкасались; если у него еще были сомнения, почему они снова замолчали, то выражение ее глаз развеяло их. А потом она коснулась кончиком языка верхней губы и прошептала:

– Кристи, если вы поцелуете меня, это будет грехом?

Он не засмеялся. И не сказал о том, что подумал – что для него это как причастие. Он не хотел ее напугать. Он нагнулся и легко прикоснулся губами к ее губам, ощущая на лице ее легкое дыхание. Ее губы трепетали, но его поцелуй оставался легким, и он не коснулся ее, опасаясь, что неправильно ее понял. Ее рука осторожно коснулась его щеки. У нее были теплые, нежные, мягкие губы, он не удержался и ласково провел по ним своими губами. Тогда она подняла руки и обвила его шею, и он понял, что не ошибся.

– Энни, – пробормотал он, наслаждаясь, и обнял ее крепче.

Они поцеловались по-настоящему, потом отодвинулись, чтобы поглядеть друг на друга в счастливом изумлении. Он закрыл глаза, когда она дотронулась кончиками пальцев до его лица, проводя по линии бровей, скул, переносицы. Он прижал ее к твердому боку Молли, но та лениво двинулась, и они пошатнулись. Смеясь, они медленно поворачивались, пока не оказались рядом с деревянной скамьей, стоявшей вдоль стены. Кристи отшвырнул с дороги свой сюртук, и они уселись, не разжимая объятий.

– Я хотел коснуться тебя, – признался он шепотом, проводя губами по ее шее и восхищаясь нежностью ее кожи.

– Я тоже хотела.

– Это было нехорошо.

– Тогда. – Ее пальцы ворошили его волосы. – Не теперь. О, Кристи, теперь это так хорошо!

Его руки проникли под ее шерстяное пальто и сомкнулись вокруг талии. Притянув ее к себе, он почувствовал ее груди. Ее губы были нежнее, чем бархатное платье. Вновь целуя ее, он раздвинул их кончиком языка и был вознагражден выражением удивления и наслаждения на ее лице. Она трепетала, он тоже. Она обхватила его лицо и поцеловала его, страстно, изо всех сил.

– Я этого не делала так давно, – сказала она ему дрожащим голосом. – Я боялась, что мне не понравится. – Улыбка расцвела на ее губах; она подалась вперед, к его губам, чтобы прошептать: – Как я могла так заблуждаться?

Он снова поцеловал ее долгим, опьяняющим поцелуем, ощущая себя юношей на первом свидании. Его руки под ее пальто, казалось, действовали сами по себе, а она не делала ничего, чтобы их остановить. Она закрыла глаза и издала мягкий мурлыкающий звук, он погладил ее груди, обхватил их, лаская соски большими пальцами. Потеряв рассудок, он стал расстегивать ей платье под кружевным воротником – пока понимание того, куда эти любовные ласки могут завести, не вернуло его на землю. Он засмеялся.

– Что мы делаем?

– Не знаю, но не останавливайся, – произнесла она глубоким воркующим голосом, который заставил кровь быстрее бежать по жилам.

Потребовалось все его самообладание, чтобы снять руки с мягких, округлых грудей и отодвинуться на расстояние нескольких дюймов. Ее одежда и прическа были в восхитительном беспорядке, у нее даже были соломинки в волосах. Он осторожно убрал их и взял ее руки в свои.

– Энни. – Его голос стал серьезен, он хотел успокоиться, чтобы выразить то, что он собирался сказать так, чтобы она поняла, что им двигает не только страсть. – Энни, любовь моя. – Она склонилась, чтобы поцеловать его пальцы. Когда она опять посмотрела вверх, он увидел слезы в ее глазах. – Я люблю тебя, дорогая. Всем сердцем. Слишком рано говорить это, я знаю… – Она покачала головой. – Но я должен. Я люблю тебя. Если ты будешь со мной, я сделаю тебя счастливой, обещаю.

– Я счастлива и так.

Слезы катились по ее щекам.

Ему пришлось поцеловать ее еще раз. Он почувствовал соленый вкус и ощутил желание плакать с ней вместе, так он был счастлив.

– Все это придется держать в секрете. Возможно, целый год, – пояснил он с сожалением. – И даже после этого мы не сможем пожениться еще несколько месяцев, во всяком случае, без того, чтобы…

– Кристи, остановись – я не могу выйти за тебя замуж!

Его сначала поразил ее удивленный тон, а не смысл слов. Что ее так удивило?

– Ты не можешь? – тупо повторил он.

– Нет. Нет. Мне жаль. Я не поняла, что ты хотел… что ты сделал мне предложение. – В ее устах это слово прозвучало издевательски, даже с отвращением. – Вообще – о, Кристи, я никогда не выйду замуж. У меня нет ни малейшего намерения снова выходить замуж, за кого бы то ни было. Но особенно за тебя.

Она встала и отвернулась. Он мог только хлопать глазами, глядя, как она застегивает платье трясущимися пальцами. Наконец, придя в себя, он спросил:

– Почему нет?

Она посмотрела на него, как на тупого ребенка.

– Потому! Ты – священник!

Он тоже встал.

– Впервые слышу, что это исключает брак. – Ему показалось, что это звучит весьма разумно; странно, потому что в голове у него был хаос.

– Кристи, – сказала она терпеливо, – я не верю в Бога. Ты – священник, я – атеистка.

– Ты агностик. Это…

– Нет, не агностик, я – атеистка. Для меня выйти за тебя замуж – это все равно как… как если святой Павел женится на проститутке.

Он фыркнул.

– Или Иисус женится на Марии Магдалине.

Он начал смеяться, но она пресекла это.

– Как ты мог даже думать об этом? Это невозможно, нелепо. Мы так не можем быть вместе.

Он развел руками.

– Как же мы тогда можем быть вместе?

Она стала расхаживать. Чувствуя ее нервозность, кобыла отходила в сторону, чтобы освободить дорогу.

– Для тебя это риск. Не о себе я беспокоюсь, честное слово, но, если про нас станет известно, я думаю, у тебя могут быть большие неприятности. Тебя могут лишить духовного сана, или как там это называется.

Правда поразила его. Чтобы удостовериться, он спросил:

– О чем это ты?

Она остановилась и посмотрела ему в глаза.

– Я говорю о связи, – сказала она храбро.

– О связи?

– Да.

– Нет.

– Почему нет?

– Ты что, серьезно? Потому, что это дурно.

– Не вижу в этом ничего дурного. Это не супружеская измена – мы не женаты. «Не пожелай жены ближнего своего» – мы и не желаем.

Он не знал, смеяться над ней или придушить.

– Ты что, не слышала, что прелюбодеяние – это грех?

– Для меня это не грех.

Она скрестила руки и вздернула подбородок.

– Так ли? У тебя сколько связей было?

– Не в этом дело. Если у меня их и не было, то лишь потому, что я до сих пор этого не хотела, а не потому, что считала это аморальным.

У нее были ответы, хотя и глупые, на все вопросы.

– Энни, ты когда-нибудь об этом думала? Когда-нибудь всерьез задумывалась?

– А ты? – парировала она.

– Да. И в общем и в частности.

В ее глазах зажегся проказливый огонек. Приблизившись на шаг, она понизила голос и спросила:

– О ком же вы думали, размышляя об этом в частности, ваше преподобие?

Он снова был зачарован. Но руки держал при себе и сказал только:

– Напрашиваетесь на комплимент?

– Возможно. – Она широко улыбнулась, отбросив ложную скромность. – Ты меня хочешь, правда?

– Я хочу на тебе жениться.

– Я не могу выйти замуж.

– Со временем ты изменишь свое мнение. Слишком рано, ты еще…

– Нет, ты ошибаешься. Я никогда не хотела замуж за Джеффри, и я была права. Не надо было этого делать.

– Брак с Джеффри был ошибкой, – согласился он. – Брак со мной…

– Был бы почти столь же катастрофичен. Кристи, это невозможно, этот вопрос вне рассмотрения! – Она стукнула кулаком по ладони, подтверждая это. – Если когда-нибудь и были два человека, которые не должны вступать друг с другом в брак, то это ты и я. И не только из-за наших – ха! – религиозных различий. Если вы снизойдете до этого, то увидите, что у нас нет ничего общего. Я не могу прожить в Уикерли оставшуюся жизнь. Я – жена священника? – Она опять невесело засмеялась. – Посещать бедных и больных, приглашать на обед, стараться понравиться епископу – вся эта чепуха…