Дэвон заснул. Когда он проснулся. Лили сидела рядом на коленях и наблюдала за ним. Зимний рассвет низко висел над болотами, свинцово-серый и враждебный. Дэвон протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, но она отклонилась.

– Вы можете кое-что сделать для меня? Он сел.

– Да. Как ты себя чувствуешь, Лили?

– Я хочу, чтобы вы передвинули камни. – Она поднялась на ноги и попятилась прочь от него. – Вам понадобится ваша лошадь.

Дэвон протер глаза и почесал заросшую щетиной щеку. Потом встал и последовал за нею.

– Сюда, – сказала она, указывая рукой.

Дэвон снял с тележки вторую тяжелую глыбу и перенес ее на обложенную осколками гранита могилу в центре круга, образованного камнями поменьше. Следуя указаниям Лили, он положил камень, выпрямился и отряхнул ладони от земли. Лили молча повернулась к нему спиной и направилась к почерневшему и все еще курившемуся вдалеке месту пожарища. Дэвону ничего другого не оставалось, как, стиснув зубы, отправиться за нею следом.

Чья это могила? Зачем нужны громоздкие гранитные валуны, которые ему пришлось тащить от зловонной лужи за полмили отсюда? Кто выстроил этот безумный парад птиц, зверей, великанов и русалок вокруг сгоревшего домика? Лили отказывалась отвечать, и он наконец перестал спрашивать.

Она ждала его у подножия холма. Его черный плащ доставал ей до щиколоток, делая ее похожей на маленькую беременную летучую мышь. Дэвон вздрогнул, увидев скульптуру, возле которой остановилась Лили. Статуя изображала мать и дитя; женщина фигурой напоминала Лили – ту Лили, какой она была до беременности, – и было что-то в ее осанке, в лишенном черт лице, не оставлявшее сомнений в том, кто послужил для нее моделью. Глядя на ребенка, которого женщина держала в руках, он ощутил замешательство и растерянность.

– Зачем вы меня искали? Зачем приехали сюда? – вдруг спросила Лили все тем же лишенным всякого выражения голосом.

– Зачем? – Он так долго хотел сказать ей об этом! – Потому что я люблю тебя.

С коротким негодующим восклицанием она повернулась спиной и зажала уши ладонями.

Дэвон пришел в ужас. Сперва он даже оцепенел, но йотом обошел ее кругом, чтобы заглянуть ей в лицо. Лили медленно опустила руки. Ее тонкие запястья тряслись, глаза выглядели слепыми, словно она смотрела внутрь, а не наружу. Дэвон заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал ровно:

– – Послушай меня, Лили. Теперь я знаю, что не ты стреляла в Клея. Ни за что на свете ты не причинила бы ему вреда. Я…

– Откуда вы знаете?

– Я просто знаю.

– Откуда? Он отвел глаза.

– Я пришел в себя.

– Вы лжете.

Откуда она могла знать?

– Нет, это правда.

– Клей что-то вспомнил?

– Нет, – на сей раз он ответил честно, – Клей ничего не помнит. Клянусь тебе, это я опомнился, я пришел в себя. У меня открылись глаза.

– Лжец.

Дэвон отшатнулся.

– Тебе станет легче, если я скажу, что сожалею о том, что сделал? Я не говорил этого раньше, потому что знал, что это не…

– Вы дадите мне денег?

– Что?

Она повторила вопрос – хотя он прекрасно расслышал и в первый раз – по-прежнему чужим, бесцветным голосом.

– Но зачем? – ласково спросил Дэвон.

– Чтобы я могла уехать. Чтобы я могла жить. Холодок пробежал у него по спине, а волосы на голове шевельнулись.

– Лили… дорогая…

Он увидел, как темнеет от отвращения ее истощенное, осунувшееся лицо, и слова застряли у него в горле.

– Так вы дадите мне денег?

– Нет, – хрипло ответил он.

– Я так и знала.

Лили попятилась, когда он протянул к ней руку.

– Не прикасайтесь ко мне. У меня нет выбора, придется ехать с вами. Иначе я умру.

– Лили…

– Через три месяца я получу наследство, все, что осталось от моего отца. Тогда я покину вас и заберу собой ребенка. Это не ваш ребенок.

Все его тело оледенело от ужаса: он поверил ей. Но всего через долю секунды понял, что она говорит неправду. Разумеется, она говорила неправду!

– Чей же это ребенок? – спросил Дэвон, чтобы ей угодить.

– Этого я вам никогда не скажу.

Он попытался улыбнуться.

– Тебе придется поехать со мной, любовь моя, у тебя…

– …нет выбора. Да, я знаю. Но это ненадолго. Я уеду, как только смогу. Мой ребенок заслуживает кого-нибудь получше вас. Если вы попытаетесь его отнять, я вас убью.

Ее голос сорвался; он увидел, что она дрожит всем телом, и вновь сделал движение, заставившее ее отступить. Лили обхватила себя руками: ее сотрясал озноб.

– Ваш сын погиб, но моего вы не получите. Вы не удержали свою жену и меня не удержите. Я вас презираю.

С побелевшим лицом Дэвон отвернулся, не в силах больше смотреть на нее. Ему казалось, что с него заживо содрали кожу. Что за безумие на него нашло? Как можно было надеяться на немедленное прощение? Механически переставляя ноги, он пошел за лошадью. На востоке среди хмурых облаков едва обозначился бледно-желтый солнечный диск. Когда он вернулся, Лили позволила ему подсадить себя на спину жеребцу. Она совсем выбилась из сил и казалась измученной, но ее глаза горели ненавистью.

Проше и быстрее было бы ехать, сев на лошадь позади Лили, но Дэвон понимал, что больше не может навязывать ей свою близость. Поэтому он взял коня под уздцы и провел его через лабиринт скульптур, запорошенных снегом призраков, чье ледяное молчание было красноречивее любого проклятья. Пес – Лили называла его Габриэлем – побежал вперед, указывая дорогу. Пошел снег. Подхваченные холодным ветром снежинки долго неслись и кружились в воздухе, прежде чем улечься белым саваном на бурый торф, поросший там и сям клочковатыми кустами низкорослой болотной осоки. Дэвон поежился, ощутив на себе враждебность болотного края, его затаенную, глухо ворчащую угрозу. Он вспомнил о радужных надеждах, охвативших его прошлой ночью, и они показались ему жалким бредом безумца.

Клей, закутанный в плед, сидел на террасе у самого входа в библиотеку.

– Она придет пообедать с нами? – спросил он, пока Дэвон, вернувшийся из коттеджа Кобба, где Лили устроила себе жилье, взбирался по ступеням террасы к дому.

– Нет.

– Почему нет?

Выражение сочувствия на лице брата вызывало у Дэвона раздражение.

– Она не снизошла до объяснений. Что ты тут делаешь в такой час? Солнце зашло полчаса назад. Пробудишься – не жди, что я тебя пожалею.

Его голос звучал отрывисто и сердито, но при этом он бережно обнял брата, помог ему встать на ноги и проводил в библиотеку. Как только Клей устроился на диване, Дэвон подошел к буфету и вытащил бутылку виски Налив себе выпить, он повернулся в ожидании отповеди со стороны Клея, столь же предсказуемой в последние дни, как наступление понедельника вслед за воскресеньем.

– Н-н-неужели это и в-в-вправду помогает? – заикаясь, спросил Клей, указывая на стакан.

– Представь себе.

Дэвон поднес к губам стакан с янтарной жидкостью, вдохнул ее терпкий аромат и отхлебнул глоток. Плечи у него невольно содрогнулись, а на глазах выступили слезы. Нет, это ни капельки не помогало, но он привык, а ничего другого просто не было.

– Посмотри, что Мак… Маклиф мне подарил, Дэв.

– Что это?

– Конь. Он сам его вы-вырезал. Это Тэмер, видишь? Гэйлин говорит, р-раз уж мне не-нельзя на нем ездить, то уж смо-смотреть-то можно!

Дэвон выдавил из себя улыбку. Маклиф вернулся месяц назад. Покинув Даркстоун, он нашел работу на оловянном руднике неподалеку от Лискерда. Извиняться перед конюхом было мучительно и неловко, но Дэвон прошел через это, а Маклиф рад был вновь вернуться к работе с лошадьми.

Клей откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Дэвон забеспокоился:

– Как ты себя чувствуешь? Тебе нехорошо?

– Нет, я в порядке. Немного у-устал.

– Ты слишком долго сидел на террасе. Давай я отведу тебя наверх.