– В этом я не сомневаюсь; но я говорю о впечатлении, а не о намерении. Моему отцу было даровано видение свыше о том, что нам с вами суждено пожениться. В наших глазах этот брак может выглядеть странным, даже неуместным, но это не имеет значения. Таково веление Всевышнего, наш долг – принять волю Его со смирением и благодарностью. – Он крепче сжал ее руку и пригвоздил к месту суровым взглядом. – Вам суждено стать моей женой. Лили. Под моим попечением и терпеливым руководством вы станете такой, какой желает видеть вас Господь.
Это прозвучало почти угрожающе. Лили распрямила плечи, подавив внутреннюю дрожь. По крайней мере в одном можно теперь не сомневаться Льюис питал к ней не больше нежных чувств, чем она к нему. Она одарила его храброй и решительной улыбкой.
– Я постараюсь стать вам хорошей женой, – искренне пообещала Лили. – Буду всеми силами помогать вам на жизненном пути, который вы для себя избрали. Надеюсь, в один прекрасный день вы сможете мною гордиться.
Его суровое выражение несколько смягчилось.
– Я тоже на это надеюсь, – произнес Льюис и, наклонившись, едва коснулся губами ее лба. Первый поцелуй вышел очень сухим и чопорным. – Спите хорошо. Я пришлю вам наверх горничную.
Он ушел. Лили проводила глазами его высокую, суров? выпрямленную громоздкую фигуру, спрашивая себя, что бы он стал делать, если бы узнал о ребенке. При одной мысли об этом ладони у нее стали липкими от пота. Лучше уж не думать. Цепляясь за перила, она с трудом взобралась по лестнице и свернула в коридор, ведущий к ее спальне.
Комната была маленькая, но удобная, вся мебель новая. Не зажигая свечи, Лили сразу же прошла к дверям, выходившим на крохотный балкончик, который казался ей лучшим местом во всей комнате. Слава Богу, он выходил не во двор, так что говор и смех вечеринки, продолжавшейся как ни в чем не бывало в отсутствие невесты, доносились до нее лишь в виде отдаленного гула. Сомс выстроил свой дом на самой окраине старинного города с кафедральным собором, поэтому городской суеты здесь тоже не было слышно. Яркая сентябрьская луна поднималась над вершинами платанов, росших по ту сторону от дороги. Где-то среди деревьев заухала сова. В этот вечер, как и во все предыдущие со дня ее бегства из Даркстоуна, Лили бессознательно отметила про себя, что ей чего-то не хватает. Как и всегда, она сразу же вспомнила, чего именно: шума моря. Вот так, наверное, тревожится новорожденный младенец, не слыша привычного сердцебиения матери.
Лили с трудом перевела дух. Ей многого не хватало, обо многом приходилось сожалеть. Чтобы как-то продержаться и пережить мрачное настоящее, она подавляла мысли о прошлом и не заглядывала в будущее дальше чем на день. Раз ей удалось дожить до сегодняшнего дня, стало быть, надо и дальше продолжать в том же духе, не пытаясь ничего улучшить: от добра добра не ищут. За окном опять глухо и страшно закричала сова. Лили уронила голову на руки и разрыдалась.
За спиной у нее раздался легкий стук и скрип открываемой двери. Она торопливо вытерла слезы рукавом платья и, обернувшись, увидела стоявшую у постели горничную. Та пришла помочь ей раздеться.
Лили разделась молча. У нее не было сил на болтовню, хотя горничная по имени Эбби казалась явно удивленной тем, что молодой госпоже совершенно нечего сказать накануне свадьбы. Пожелав друг другу спокойной ночи, они расстались: девушка ушла, а Лили села перед туалетным столиком, чтобы расчесать волосы. И опять зеркало не польстило ей. Она почти испугалась собственного отражения: на чересчур бледном лице слишком ясно проступало глубоко скрываемое горе. Но больше плакать нельзя: это признак слабости и глупости, да и легче от слез не становится. Однако ее гнула к земле ноша сожаления и вины, а в утешение оставалась лишь мысль о том, что в одном она не солгала Льюису: она будет ему хорошей женой. Чего бы ей это ни стоило, на всю оставшуюся жизнь Лили намеревалась стать такой, какой он хочет ее видеть. Мысль о личном счастье представлялась ей сейчас до смешного несущественной. Все происходящее является наказанием Божьим за ее грех: ведь она отдалась человеку, который никогда ее не любил. Если не произойдет ничего более страшного, – если наказание затронет только ее одну, можно считать, что ей повезло.
Лили бессильно опустила руку и склонила голову, глядя на щетку, которую продолжала машинально сжимать в кулаке. Ее вновь охватило внезапное ощущение пустоты; не в силах больше плакать, она устало закрыла глаза. Что делать? Ей было так одиноко! Все от усталости, твердила она себе. Она расстроена и переутомлена, вот почему так трудно удержаться от воспоминаний о Дэвоне. Не о последнем вечере, конечно, – о, это было неописуемо, невыносимо, – но от других воспоминаний. О том, что их связывало. Сама не зная почему, Лили вспомнила о ночном купании в Пиратском пруду, когда он подошел к ней сзади, а она стояла вся мокрая, дрожащая и смущенная до слез. Это было ужасное воспоминание, и все же оно неизменно вызывало у нее сладкую дрожь тайного волнения. Но почему оно посетило ее именно сейчас? Лили ничего не могла с собой поделать: в ушах у нее отчетливо звучал его низкий, волнующий голос, ей живо вспомнилось, как он сдвинул в сторону ее волосы, по которым стекала вода, как его теплые пальцы легко коснулись ее кожи. Такая острая тоска охватила Лили при этом воспоминании, что горло свело судорогой.
И вдруг у нее перехватило дух. Легчайшее прикосновение к затылку заставило ее в ужасе вскинуть голову. Широкая ладонь зажала ей рот, заглушив испуганный крик.
Они смотрели друг на друга в зеркало. Грудь Лили судорожно вздымалась, ей никак не удавалось перевести дух. Он осторожно убрал руку, зажимавшую ей рот, другой рукой продолжая за волосы удерживать ее на месте. “Она изменилась”, – думал Дэвон, хотя и не мог определить, в чем именно. Он уже отметил это раньше, прячась в тени деревьев и наблюдая, как она движется среди гостей, а потом с балкона, глядя, как она раздевается. Она была прекрасна, как всегда, даже больше, чем раньше, но в ней появилась какая-то незнакомая ему ранее хрупкость, осторожность и томность в движениях. Может, это следствие какого-то горя? Его пальцы крепче ухватили ее за волосы: он вспомнил, что ему дела нет до ее переживаний; нет и не будет никогда.
– Тебя не слишком утомило веселье последователей преподобного Уэзли, дорогая?
Она судорожно сглотнула, и Дэвон проследил за движением ее горла сверху вниз, до самой линии наглухо застегнутого капота. Свободной рукой он принялся небрежно расстегивать его до самой талии. Лили не воспротивилась. Она сидела, словно окаменев, с широко распахнутыми глазами и полуоткрытым ртом, не в силах вымолвить ни слова от страха.
– Не хочешь поздороваться со мной. Лили? – спросил Дэвон, не сводя глаз с ее бурно вздымающейся груди. – Разве ты по мне не скучала? Я по тебе ужасно соскучился – Он стянул капот с ее плеч, отметив про себя, что она дышит с трудом, но по-прежнему не двигается. – Какое счастье, что прыжок из окна не нанес вреда твоему здоровью, милая. Я так тревожился о тебе!
С этими словами Дэвон дернул за ленточку, которой был стяну! вырез ночной рубашки. Серо-зеленые глаза потемнели. Наконец-то Лили вышла из оцепенения Она вскочила и попыталась вырваться, но он все еще держал ее за волосы и теперь нескромным, грубым жестом привлек к себе. Ее глаза наполнились слезами Сохраняя невозмутимость, он осторожно вытер их пальцами и попутно отметил, что под глазами у нее появились похожие на синяки темные круги.
– Какое печальное лицо! – проговорил Дэвон, нахмурившись, и провел пальцами по ее щекам и губам.
– Зачем ты пришел? – с трудом произнесла Лили – Как зачем? Ясное дело, чтобы повидаться с тобой! Пожелать тебе счастья накануне свадьбы. Хотя, должен признаться, мудрость твоего выбора недоступна для моего понимания. Впрочем, я давно отказался от попытки понять женщин.
– Отпусти меня.
В ответ его руки еще крепче сжались, но лишь на мгновение. К вящему изумлению Лили, он тут же отпустил ее. Она сразу же попятилась, стремясь отойти от него подальше, безуспешно пытаясь хоть что-то прочесть в его лице. Дэвон оглядел комнату, презрительным взглядом охватив заурядность обстановки. Лили с ужасом проследила за ним, когда он прошел к постели и сел, скрестив ноги в сапогах и глядя на нее с холодной улыбкой. Ей страшно было задать вопрос, но и ждать больше было невозможно.
