Поутру Лили очнулась с трудом, постепенно освобождаясь от сновидения, которого потом не смогла вспомнить, зная лишь, что оно было прекрасным. Она согнула колено, потом протянула руку к середине постели, ища Дэвона, и, даже не открывая глаз, поняла, что его нет, потому что место, где он заснул, было холодным. Последние остатки чудесного сна улетучились.

Она села в постели и сразу увидела его. Дэвон стоял спиной к ней, глядя в иллюминатор. Высокий, прямой и неподвижный. Полностью одетый.

Лили ощутила тошноту, волной подкатившую к горлу. При страшном воспоминании о другом угре, однажды заставшем их вместе, сердце у нее застучало молотом, а ладони стали липкими от испарины.

– Дэв? – прошептала она.

Он обернулся, и его лицо подтвердило ее худшие опасения. Больше Лили не могла произнести ни слова.

Итак, она наконец проснулась. Дэвон сжал руки в кулаки в карманах куртки и прислонился к стене, удержавшись от порыва подойти поближе. Лучи солнца позолотили ее голые плечи и зажгли огнем спутанную гриву темно-рыжих волос. Не отрывая глаз, он следил, как она прикрывает скрещенными руками обнаженную грудь, а на ее бледных щеках проступают багровые пятна. Ее невыразимая прелесть проникала ему прямо в душу. Где взять сил, чтобы это вынести? Отвернувшись, Дэвон сказал:

– Уже поздно. Одевайся. – Даже в собственных ушах его голос прозвучал слишком резко. – Клей скоро вернется, – добавил он помягче, но все еще не глядя на нее.

Все причиняло ей страдание. Лили попыталась задержать дыхание, но ее сердце билось по-прежнему, разнося вместе с кровью глубоко проникающую, беспощадную боль, отравлявшую горьким ядом каждую частичку ее тела. Горло перехватило спазмом, но она все-таки сумела задать вопрос:

– Что с тобой случилось?

– Ничего. О чем ты говоришь? Уже поздно…

– Не надо, прошу тебя.

Тут ему пришлось взглянуть на нее. За пеленой непролитых слез Дэвон увидел бесконечное страдание в ее глазах и отшатнулся. Горечь прошла и по его венам, отравляя кровь и обжигая, как кислота. Презрение к самому себе, к собственной трусости заставило его мучительно покраснеть. Пришлось опять отвернуться от Лили.

– Тебе было хорошо, Дэвон? Тебе хорошо со мной? Скажи мне, потому что я ничего не могу понять.

Он не мог ответить. Ему оставалось только ждать приступа спасительного гнева. Зачем она его мучает? Он такой, какой есть, ей никогда его не изменить. Никогда.

Лили смотрела на его застывшие, окаменевшие плечи, пока силы не оставили ее. Она уронила голову. Проще всего было бы заплакать, но вскоре она поняла, что ее любовь сильнее гордости.

Дэвон услыхал шелест простыней, потом скрип канатов корабельной койки. Когда он обернулся и посмотрел на нее, вид ее обнаженной красоты вытеснил у него из головы все, что он собирался сказать.

– Ох, Лили, – пробормотал он с невеселой улыбкой. – Это нечестно.

Не обращая внимания на его слова, не слушая собственного внутреннего голоса, твердившего ей: “Ты дура”. Лили подошла к нему, заставила его вытащить из кармана руку, стиснутую в кулак, и сжала ее в своих ладонях.

– Не делай этого, Дэв. Я знаю, чего ты боишься, но меня бояться не надо. Клянусь, я никогда, никогда не причиню тебе зла.

Он грязно выругался.

Крепче сжав его руку, она сказала то, что давно хотела сказать:

– Я люблю тебя.

Он слышал, но не захотел понять.

– В таком случае мне тебя жаль. Ее губы задрожали, но она изо всех сил старалась не потерять самообладания.

– Не говори так, – продолжал Дэвон уже мягче, чувствуя, как его обдаст горячей волной. – Я не хочу этого слышать.

Лили дернула его за руку.

– Ты не можешь мне приказать не любить тебя! И не смей больше оставлять меня одну, Дэвон, я этого не позволю.

Он видел, как напряжен каждый ее мускул, как дрожит каждая жилочка. Даже ее кожа выглядела хрупкой, вот-вот готовой порваться, словно слишком туго натянутая тонкая ткань.

– Дорогая моя, у меня и в мыслях не было заставлять тебя страдать. Но того, чего ты ждешь, я дать не в силах. Во мне нет этого. Если хочешь, мы могли бы договориться, прийти к соглашению, которое мы оба…

– Замолчи! Я еще вчера сказала тебе, что не хочу никакого соглашения.

– Но тогда…

– Мы можем дать друг другу счастье, Дэв. Хотя бы ненадолго. Неужели ты этого не понимаешь? Не чувствуешь?

Он обхватил ее лицо ладонями и сжал так сильно, что ей стало больно. Но Лили не шевельнулась и не отвела глаз.

– Я люблю тебя. Ты для меня – все. В моем сердце никогда не будет места для другого. – Увидав в его глазах гнев, испуг и потрясение, она выдержала этот взгляд. – Я никогда сознательно не причиню тебе зла. Я – это я, Лили, а не кто-то другой. И я люблю тебя всей душой.

– Но мне не нужна твоя любовь.

– Нужна или нет, это не важно. Я отдаю ее тебе. И ничего не требую взамен.

Дэвон хотел оттолкнуть ее, отказаться от ненужного дара, но никак не мог заставить себя разжать руки. Огонь жег его изнутри, и это причиняло ему мучительную боль потому, что внутри у него зияла незаживающая рана.

– Ты не нужна мне, – повторил он шепотом, упрямо качая головой. – Ты не нужна мне, Лили.

– Жаль, – выдохнула она и, покачав головой, сама удивилась тому, как спокойно звучит ее голос. Только без слез! Что бы ни случилось, она не должна плакать.

– Ты просто дура.

– Несомненно. Я же люблю тебя.

Дэвон опять выругался, проклиная не ее, а все то, что случилось в его жизни, потом, отбросив всякие мысли, грубо и яростно привлек ее к себе.

– Ты об этом пожалеешь, – пробормотал он, прижимаясь лицом к ее спутанным, сладко пахнущим волосам.

О, да, Лили это знала. Но она так любила его, что не обиделась и даже восприняла с благодарностью такое предупреждение. Она затаила дыхание и замерла, потому что Дэвон сжимал ее слишком сильно, настолько сильно, что ей стало трудно дышать. Он это заметил и тотчас же ослабил свои объятия. Лили ощутила его губы у себя на виске и глубоко вздохнула.

– Я должна рассказать тебе свою историю, – сказала она, – тихонько поглаживая его по спине медленными успокаивающими движениями. – Мне очень многое нужно тебе рассказать.

И опять Дэвон выругался.

Лили оцепенела, полагая, что он не желает ее слушать. Но тут и до ее ушей донеслось негромкое постукивание, а потом трение дерева о дерево. Клей вернулся.

– Вот черт! – тихо пробормотала она. Он откинулся назад, чтобы взглянуть на нее. Лили не плакала, но ее прекрасное лицо было переполнено волнением. Как избавить ее от себя? Бежать? Но куда? Как? Серьезный взгляд ее чистых серо-зеленых глаз светился любовью, в нем были и печаль, и сила, и боль, и затаенное, стоическое ожидание. Она все знала, все понимала заранее. Что бы ни случилось, ему до конца дней своих не забыть этот взгляд. Устало и нежно Дэвон поцеловал ее в губы, словно обещая: “Я постараюсь”. И на этот раз мысленно данное обещание прозвучало всерьез.

Топот ног на трапе заставил их отпрянуть друг от друга. Раздался торопливый стук в дверь. Дэвон машинально загородил Лили и сделал это как раз вовремя. Не успели они произнести и слова, как дверь открылась и на пороге возникла фигура Клея. Лили в немом изумлении смотрела на него из-за плеча Дэвона.

– Черт тебя побери, Клей!

– Прошу меня простить, – смущенно воскликнул Клей, не двигаясь, впрочем, с места. Напротив, он весело улыбнулся им, и в его глазах загорелось любопытство. Он даже приподнялся на цыпочках, пытаясь заглянуть за плечо брату. – Я что, пришел слишком рано? Уже почти десять, я был уверен, что вы уже встали.

– А ну-ка пошел отсюда к чертям собачьим! В голосе Дэвона звучала скорее досада, чем злость, и Лили удивленно отметила про себя, что испытывает те же чувства. Она не ощущала и тени смущения, что бесконечно удивило ее.

– Иду, иду. Я только хотел предупредить тебя, Дэв, что Трэйера Хау видели в окрестностях. Он хромает с костылем под мышкой, но при этом отпускает любопытные угрозы против тебя, а также против Лили и меня, что совсем уж глупо, так как я тут вообще ни при чем. И Лили, разумеется, тоже, – добавил он. – Как бы то ни было, я решил тебя предупредить на случай, если надумаешь его арестовать. Может, мне подняться на палубу и подождать вас там?