– Я причинил тебе много зла. Лили. Я был несправедлив к тебе со дня нашей первой встречи. Ты была права насчет меня: с самого начала я хотел соблазнить тебя, не думая о последствиях. Ты дала мне все, а я взамен предложил тебе денег. А потом расщедрился и заменил простую плату за услуги “содержанием”.

– Я сама сделала выбор, – тихо поправила его Лили. – Ты не принуждал меня ни к чему такому, чего бы я сама не хотела.

– Это не правда. Но мы оба знаем, что это еще не самое худшее. – Он заставил себя сказать все до конца:

– Я думал, что ты стреляла в Клея, что ты пыталась убить его ради денег. Я верил в это. Теперь мне самому это кажется невероятным, просто непостижимым. Чудовищным. Я подошел так близко к последней грани… к тому, чтобы убить тебя своими руками. – Его лицо было искажено страданием, но он упрямо продолжал говорить:

– Ты хотела выйти замуж за честного человека, а я не дал. Угрозами и обманом заставил тебя покориться. Я обошелся с тобою самым гнусным, самым подлым образом. Позаботился о том, чтобы ты была опозорена и унижена публично, на глазах у всех, а потом ушел и оставил тебя одну, бросил на произвол судьбы, прекрасно понимая, чем это грозит…

Дэвон умолк. Лили начала плакать. Смотреть на нес он больше не мог, но страшный список своих преступлений должен был огласить до конца.

– Если бы доктор Марш не объяснил мне все, я не стал бы тебя искать и ты погибла бы на болотах вместе с Габриэлем.

Он отвернулся и заговорил, обращаясь куда-то в темноту:

– Лили, я должен… я считаю, что должен искупить свою вину.

Слезы неудержимо наворачивались ей на глаза, а руки были заняты. Пришлось вытирать их запястьями.

– Что ты хочешь сказать, Дэв?

– Теперь у меня появилась возможность исправить то зло, что я тебе причинил.

В его тихом голосе зазвучала железная решимость:

– Этот ребенок. Лили. Мой сын. Я отдаю его тебе. Он твой. Иди с ним куда хочешь, я не стану тебя удерживать. Ты в безопасности. Клянусь тебе.

Она судорожно прижимала к груди ребенка. Он принял ее молчание за знак согласия, но через минуту понял, что хочет знать наверняка.

– Долг оплачен. Лили? Этого довольно? Лили не могла говорить, она лишь кивнула и уложила Чарли на постель сбоку от себя, а лотом едва слышно прошептала:

– Да, этого довольно.

– Вот и хорошо.

Дэвон поднялся на ноги, в его голосе послышалась обреченность:

– Дело сделано.

Бросив взгляд через ее плечо на спящего младенца, он попытался улыбнуться.

– Все будет хорошо. Лили, с тобой все будет в порядке. Я понял, что все мы в этом мире получаем то, чего заслуживаем.

С этими словами он повернулся и нетвердым шагом удалился, словно растворившись во тьме.

Как только смолкли его тяжелые шаги, наступила полная тишина, нарушаемая лишь прерывистым шепотом моря да тихим, неглубоким дыханием спящего ребенка. Лили обвела глазами темную пещеру, словно ища опоры в ее мощных гранитных стенах. Она беспокойно задвигалась, чувствуя, как тяжело стучит в висках кровь, с каким трудом, замирая после каждого удара, бьется сердце. Ей пришлось крепко зажмуриться, подавляя в себе чувство злого торжества, голос темного, чуждого милосердию ветхозаветного возмездия, твердивший: “Да, это справедливо, пусть Дэвон понесет не меньшую утрату, чем та, что пришлась на мою долю. Теперь мы квиты”.

"Будь великодушна, Лили, прости того, кто так тебя обидел”.

В глубокой тишине высокий надтреснутый голос слышался так ясно, будто Меро находилась рядом с нею в пещере. Лили даже показалось, что она видит свою дорогую благодетельницу, видит, как та, раздувая морщинистые щеки, покуривает трубку и щурится на огонь.

«Смягчи свое сердце, дитя мое»

– Но он причинил мне столько зла! – возразила она себе в оправдание. – Он думал обо мне худо, Меро. Все, что он сейчас сказал…

"Что толку в гордом одиночестве? Отринь свою гордыню, дитя мое, и ты будешь счастлива”.

Чарли глубоко вздохнул и вздрогнул всем телом, но вскоре успокоился и вновь мирно уснул, прильнув к матери. Она любила его безоглядной, всепоглощающей любовью и отдала бы за него жизнь, ни минуты не раздумывая. Чувствует ли Дэвон то же самое? Она в этом не сомневалась.

"Ребенок – это дар. Он замыкает круг. Лили”.

Круг. Они с Дэвоном и Чарли составляли круг. Лили поняла, что гнев и обида, желание поквитаться за пережитое предательство обрекают ее на бесконечную и бесплодную вражду. Однажды она уже простила Дэвона; ее тело растаяло в его объятиях и простило вопреки воле разума. Тогда ей стало стыдно, а теперь она устыдилась собственного стыда. К тому же он ведь сам отдал ей Чарли! Свой самый бесценный дар. Сердце Лили открылось, и она простила. Он любит ее, и она его любит, с прошлым покончено. Она принадлежит ему, и ее ребенок тоже.

Лили улыбнулась сквозь слезы и вдруг широко зевнула. Она так устала! Как бы ей не уснуть, как продержаться, дожидаясь возвращения Дэвона? Ей столько нужно ему сказать! Она нежно поцеловала Чарли в висок и уставилась на самое темное место в пещере, туда, где скрылся Дэвон, приказывая себе не спать и ждать.

Но через минуту ее ресницы отяжелели. Хоть бы Дэвон захватил с собой какой-нибудь еды, когда вернется: она умирала с голоду. Это была ее последняя связная мысль, вскоре Лили крепко уснула, по-прежнему с улыбкой на устах.

– Она сейчас будет! Уже спускается, – провозгласила леди Алисия, выплывая на террасу в зеленовато-голубом муслиновом платье, атласных башмачках и шляпке с ленточками, словом, в пышном убранстве подружки невесты. – Она сказала, что закончит еще одно дело и сразу придет.

Известие о том, что невеста запаздывает, было воспринято присутствующими по-разному. Клей пожал плечами и сделал знак Алисии присесть рядом с ним на оттоманке. Леди Элизабет вернулась к прерванному увлекательному занятию: она держала на руках внука и теперь вновь принялась ворковать над ним. Фрэнсис Морган расправил плечи и удвоил усилия, стараясь занять жениха светским разговором. Преподобный Хэтти сказал “гм”, а Дэвон, нарушив только что данное матери обещание, возобновил хождение взад-вперед перед террасой.

Все сошлись во мнении, что погода стоит как по заказу. И в самом деле, лазурное море сливалось по цвету с безоблачным небом, а на середине небосвода ослепительно сияло полуденное солнце, жаркое, как поцелуй. Прекрасный день для венчания. Вся терраса утопала в цветах: тут были ящики с бальзамином и тамариском, розовато-лиловые фуксии в подвесных корзинках, благоухающий мирт в громадных глиняных горшках, герань и лихнис, девонширская наперстянка и великолепные фальмутские орхидеи, гортензии и нежные камелии.

Мужчины заметили, что из-за цветочного изобилия на террасе шагу ступить негде, женщины кивнули и улыбнулись в ответ, чувствуя себя польщенными.

– Ну что ж, Дэв.

Жених перестал беспокойно метаться.

– Ну что ж, Фрэнсис.

– Где вы собираетесь провести медовый месяц? Дэвон просиял.

– Съездим в Пензанс на пару дней. Лили там никогда не бывала.

– Всего на пару дней?

– Мы не можем оставить Чарли с кормилицей на более долгий срок, – счастливо улыбнулся Дэвон. – Нам будет его не хватать.

Фрэнсис улыбнулся в ответ. Дэвон исподтишка бросил на него изучающий взгляд. Две недели назад Клей вспомнил, почему он раньше так недолюбливал Фрэнсиса Моргана. Оказалось, что тот передергивает в карты. Во всяком случае, один раз смухлевал в таверне у Джона Полтрейна еще в девяносто втором году. Оказалось, что у Клея поистине слоновья память.

– Значит, настоящий медовый месяц у вас будет позже? – поинтересовался Фрэнсис.

– Ну да, когда Чарли подрастет. Мы думаем отправиться в Грецию или в Италию.

Лили мечтала увидеть Италию, сам Дэвон горой стоял за Грецию. Он по неосмотрительности рассказал ей, что полуостров Пелопоннес, по словам очевидцев, напоминает Корнуолл, и теперь готов был откусить себе язык, потому что Лили то и дело подшучивала над ним, утверждая, будто исключительно по этой причине он и хочет ехать в Грецию. Разумеется, это была не единственная причина, просто для него она оказалась самой главной.