Фундаментал проявлял отеческую заботу о подчиненных. Дроби буквально загрызали его, но он ждал, пока не выйдут все потенциальные строители, то ли Дворца Дискуссий, то ли пресветлого будущего. А они, эти строители, уже запрудили коридор Космоцентра и теперь, толкаясь и беззлобно переругиваясь, носились по нему, освобождаясь от въедливых дробей. А сзади, фигурально выражаясь, потому что тут никакого сзади или спереди не было, все напирали и напирали. Тут уж было почти и не протолкнуться.

Понимая это, Фундаментал не спешил. Страдал, а все-таки не спешил.

— Пока есть время, — сказал он мне, — сообщите, как и обещали, краткую формулу для умножения "два на два".

— Прямо так сразу и ляпнуть? — уточнил я.

— Ну, с небольшими пояснениями. Только не затягивайте.

— Хорошо... Краткое выражение своеобразия вашего логоса в отличие от нашего эйдоса содержится в так называемых "логических законах мышления". Основной принцип диалектики, если помните, есть принцип раздельности в тождестве, или тождества в различии, в раздельности.

Фундаментал неуверенно кивнул, как бы соглашаясь, что действительно помнит.

— Этим обеспечивается жизненность и органичность виртуального мира, — продолжил я. — А ваш принцип логоса есть, наоборот, принцип абсолютной раздельности, без объединения в абсолютное тождество. Другими словами, ваш логос и есть дискретность, и потому самое общее понятие "бытия" для него абсолютно дискретно в отношении к отсутствию бытия. Согласно вашей формальной логике можно только быть, или только не быть.

— Ага, — сказал Фундаментал. — Закон исключения третьего.

— Правильно, — согласился я. — А в диалектике третья ипостась, как объединение одного и иного, как раз и есть то среднее между бытием и небытием, которое чуждо природе вашего логоса. Если можно только быть или не быть, то, значит, это действительно и верно и для бытия вещи или ее элемента. Если нет вообще среднего между бытием и не-бытием, то нет среднего между бытием вещи А и ее не-бытием.

— Правильно, — подтвердил Фундаментал. — Закон тождества.

— Равно как и между бытием любого момента вещи А и его не-бытием.

— Закон противоречия! — воскликнул Фундаментал. — А вы, дорогой мой..., оказывается, отлично знаете формальную логику.

— Как же, ведь я ее и разработал, бывая Аристотелем. Но пойдем дальше.

— Пойдем, конечно, — согласился Фундаментал и действительно не спеша двинулся вперед (или назад, это особого значения не имело). Я с Каллипигой, распевающей романсы Марциала, последовал за ним.

— Но все это совершенно иначе в эйдосе, то есть в виртуальном мире. Для "логического", то есть формально-логического, сознания эйдетическая цельность необходимым образом распадается на антиномии. Например, антиномии единичности и множественности, когда А есть только А. А в виртуальном мире А есть А и не-А, то есть А есть все, что угодно, в одно и то же время.

— Все-таки: время, — подловил меня Фундаментал.

— Я неточно выразился, — согласился я. — Точнее будет так: любые диалектические антитезы соединены в одном вне времени, вне каких бы то ни было промежутков. Как только выставляется тезис, тем самым уже выставляется антитезис. Тезис и есть антитезис, хотя и отличен от него. У нас в виртуальном мире немыслим никакой тезис вне антитезиса. И только в разговоре с вами я, будучи связан вашим текучим временем и механически разделенным пространством, вынужден сначала говорить о тезисе, а уже потом об антитезисе. Диалектически же они — одно. В некий неизъяснимый для вас, но абсолютно требуемый мыслью момент и миг, они — одно, нераздельны и тождественны. Принятие какого бы то ни было более или менее принципиального промежутка между ними было бы смертью для виртуального мира, требующего для своего обоснования абсолютно одновременных противоречий.

— Итак, — сказал Фундаментал, — дважды два...

-  Дважды два — четыре и не-четыре, то есть сколько угодно.

— Это у вас...

— Да, в виртуальном мире. Собственно, уже два есть два и не-два. Дальнейшее понятно.

— Наверное, это удобно? — спросил Фундаментал.

— Просто, так есть.

— А у нас вот А равно А, а дважды два — четыре и только.

Тут он ошибался. В Сибирских Афинах и в Смолокуровке это было так, почему я и вынужден был работать там перводвигателем. Но вот уже для Космоцентра человеко-людей и, тем более, для того живого мира, в котором я побывал, это было не так.

Но скажи я, что для Фундаментала А меньше А и дважды два — меньше четырех, он бы опять взвился, начал бы орать, что я дурю ему голову, а объяснений не стал бы слушать, так как у него сейчас срочные дела. А если бы я намекнул ему, что возможен и четвертый вариант, где А больше А, а дважды два — больше четырех, он бы вообще мог лишиться рассудка. Существовал и пятый вариант, но о нем лучше было никому не знать...

Мы уже ступали по рифленому полу Космоцентра. Каллипига, видимо, напелась и теперь сладко спала у меня на право-левых (одновременно) руках. Чешуйчатые дроби начали слетать с Фундаментала. В коридоре все еще было тесновато.

Пора было уносить отсюда смятенную душу и грешное тело. Вытянув вперед руки, я двинулся наугад, натыкаясь на кусты и деревья, но каким-то звериным чутьем примерно угадывая направление улицы. Пелена спала так же неожиданно, как и появилась. Я успел удалиться от солдат метров на сто и, не оглядываясь, припустил по пустынной улице бегом. Рябой со своим напарником меня не преследовали.

К месту "стоянки" мои изрядно уставшие ноги привели меня уже далеко заполночь. Мотоцикл был здесь и это меня немного успокоило. По логике событий, Пров, если он жив и невредим, должен придти именно сюда. Некоторое время я пытался размышлять о случившемся, но ничего, кроме того, что этот мир ненормален, в голову не приходило. Было тепло, тихо, и я незаметно уснул.

— Забот от сна не убавится. — Знакомый хрипловатый голос заставил вскочить меня от радости. Пров сидел рядом, улыбающийся и свежий, будто не было бессонной ночи.

— Рассказывай, — поторопил я, — за что они на тебя так обиделись. Я был свидетелем твоего марафонского забега. И только случайно Рябой не уложил тебя из автомата.

— Запомни, Мар, ничего не бывает случайного ни в этом, ни в том мире. Песня им моя не понравилась... Да и беспорядки в городе начались. Кстати... Ты хоть знаешь, как называется этот город?

— Нет.

— Сибирские Афины! Надо же так... А он опять меня выручил, и я не исключаю, что и пули летели туда, куда нужно. Хотя, лучше бы они никогда и ни в кого не летели.

— Примеряешь костюм неуязвимого супермена? Я стоял рядом, задержанный тем солдатом, и он палил просто по кромешной мгле. Впрочем... феномен ее появления показался мне знакомым: нечто подобное я испытал при встрече с без-образным в Смолокуровке.

— То-то и оно. Косвенно он и тебя выручил, ведь, насколько я понимаю, солдат так просто тебя бы не отпустил.

— Здесь ты прав. В общем, засветились мы крупным планом и пора нам отсюда сматываться. Гдом — наш дом и стены там понадежнее. К тому же, там пока не стреляют. А тут слишком бурная жизнь...

— А по мне так в самый раз.

— Пойми, все это опасно. И вся эта фантасмагория мне порядком надоела. Твой приятель может в один прекрасный момент выкинуть такой фортель, что нам не поздоровится. Домой, только домой.

— А что мы узнали? Что будешь докладывать Галактиону?

— Пусть сами разбираются.

— В том-то и дело, что они сами не могут разобраться. У них вся надежда на нас.

— Что-то я раньше не замечал в тебе особой любви к властям.

— Да ее и сейчас нет. Но что-то грозит Земле. И я хочу разобраться. Кроме того, нам назначена встреча.

— Какая еще встреча? Мотаем отсюда и вся недолга.

— Нет, Мар. Возможно, что это встреча с ним. Отказаться будет очень некрасиво после такой выручки с его стороны. Позорно даже. Ты же сам говорил, что идешь по его следу, значит, надо идти до конца.