– Вот… сейчас, там, рядом с повозкой, с возницей и… и… – Он волнуясь подыскивал подходящее слово. – Другим пассажиром, – выдохнул он наконец.

– Но, – воскликнул Брюно, схватив его за отворот пиджака, – у вас что, не было фонаря?

– Фонаря? Но, месье, я не знаю, я уверен, что был. Но туман!

– А девушка, вы не привезли ее?

– Мы не решились. Это бы ничего не изменило, все кончено. И потом, нужно ждать констатации, господа, констатации жандармерии и врача!

Он поднес руку к глазам, закачался, и ему едва успели подставить стул. Потом, пока ему подавали стакан воды, он сказал:

– Здесь мне везет. Второй раз приезжаю сюда. В первый раз, чтобы жениться, и моя жена умерла через два года от чахотки. И сегодня, сегодня… Боже мой!..

В глубине кухни, между плитой и камином, мирный свет падал от прекрасной лампы на потолке на наш стол. Закончив ужин, я открыл книгу, но не читал ее. Немного в стороне моя прабабушка дремала в своем кресле, положив четки на колени, а передо мной, на другом конце стола, ее дочь то вязала чулок, то перелистывала "Воскресный крест". Только тиканье настенных часов и, если прислушаться, легкое журчание воды под сводами источника нарушали тишину. В этот вечер мы поздно поужинали. И мне сказали:

– Пора идти спать.

Но усталый, возбужденный, напряженный, я не мог пойти спокойно в эту спальню, откуда накануне перед рассветом я сказал Ришару: "Вы меня подождете?", когда все еще было возможно. Две женщины тоже не думали идти ложиться. Однако, во время ужина мы обменялись лишь несколькими словами.

– Конечно, – сказала наконец моя бабушка, скользнув взглядом поверх голубоватых стаканов на столе, – умереть такой молодой – это несчастье.

Из своего кресла другая старушка прошептала:

– Не всегда. – Она, казалось, помечтала немного и добавила, как бы для себя: – У Провидения много ликов.

Но лик маленького фокусника, который в последний раз приподнял черную ткань: "Смотрите, больше ничего…" – необычный лик Провидения!

Моя бабушка с недоуменным выражением на круглощеком пухлом лице почесала вязальной спицей под чепцом у виска. Потом со вздохом сказала:

– Ну, в конце концов, бедняжка никого не оставила. Это так.

На другой стороне кухни, от плиты, начинались тени и ловушки. Я видел платяной шкаф, в котором несколько недель назад я нашел старую книгу, одни гравюры, и уже само название которой заставили биться сильнее мое сердце.

К полуночи повозка проехала по улице, а мы знали своеобразный скрип каждой из телег в деревне. Я перехватил взгляд, которым обменялись обе женщины. Мне было страшно.

– Пора идти спать, – повторила моя бабушка.

Это безжизненное тело, положенное на повозку, – это было не то, что я видел; я видел другой образ Жанни, сейчас уже почти забытый, – образ девушки на поляне, когда она спрашивала у компаньонов Маржолены: "Кто же здесь так поздно ходит?"; от угла пристройки, откуда мы выбегали, особенно приятно было слышать ее и видеть, такую близкую апрельскому солнцу, нашей пустыне, как и всей этой природе вокруг нас, живой и нежной.

Марсель Арлан (1899–1986) родился на северо-востоке Франции в деревне Варен-сюр-Аманс в семье заместителя мэра. С блеском сдав экзамен на степень бакалавра после окончания лицея, он в двадцатилетнем возрасте приехал в столицу, чтобы продолжить там учебу на филологическом факультете Сорбонны. В Париже он быстро включился в литературную жизнь, познакомился со многими писателями, в частности с дадаистами, основал литературный журнал. Первый роман – "Чужие земли" – Арлан опубликовал в 1923 году, а за трехтомный роман «Порядок», изданный в 1929 году, он получил Гонкуровскую премию, что обеспечило ему финансовую независимость и возможность оставить работу преподавателя, всецело посвятив себя литературному творчеству. От эпических форм он постепенно перешел к малым жанрам, и практический опыт показал, что лучше всего у него получаются новеллы и короткие романы. В 1939 году его призвали в армию и отправили в Алжир. После демобилизации в 1940 году Марсель Арлан поселился недалеко от Парижа и продолжил литературную работу. В те годы он, в частности, составил "Антологию французской поэзии", написал ряд интересных литературных эссе и несколько художественных произведений, в том числе небольшой роман "Зели в пустыне". После Освобождения он стал одним из самых активных и самых влиятельных французских литературных критиков. Обращали на себя внимание обстоятельность его суждений, самоотверженное, почти религиозное служение литературе, его борьба против забвения отечественного культурного наследия, внимание к молодым талантам. Творчество Марселя Арлана послевоенного периода отличается чрезвычайным разнообразием: книги, приближающиеся по своему жанру к мемуарам, литературно-критические эссе, в центре которых находятся такие фигуры, как Паскаль, Мариво, работы о художниках, в частности, например, о Руо, Шагале, объемистые сборники новелл. В 1952 году писатель получил Большую литературную премию Французской академии, в 1960 году – Большую национальную премию, а в 1968 году его приняли в члены Французской академии.

В. Никитин