– Мы должны ей помочь, – тихо шепнула Виви сыну. – Ты же видишь, она на себя не похожа.

– Да, она слишком молода, чтобы предаваться такой скорби. Ведь жизнь продолжается.

– Это так, – согласилась Виви и провела рукой по лицу, как бы стирая свои собственные грустные мысли на этот счет. – Но я ее хорошо понимаю.

– Мама, но ведь ей всего двадцать лет, – не сдавался Ларс.

– Поэтому ты и будешь тем, кто вернет Маргарет к жизни. Ведь тебе тоже всего двадцать два года. А мне – по разным причинам, о которых, я думаю, ты догадываешься, – сделать это немного труднее.

– Догадываюсь. Конечно, догадываюсь, мама!

На следующий день Ларс сразу отвез девушку в обувной магазин «Экко» и купил ей зимние сапожки на меху. А еще пуховик из гагачьего пуха, теплые брюки, варежки и шерстяной шарф. Меховая шапка из песца дополняла гардероб тасманийки. И хотя датчане были одеты гораздо легче и Маргарет выглядела немного перекутанной, она чувствовала себя отлично.

Ларс совершал с ней длинные прогулки вдоль моря, водил в парки и даже играл в снежки. И на щеках девушки заиграл румянец.

А потом снег растаял, температура поднялась до плюс трех, Маргарет привыкла к холоду и перестала кутаться. И ее уже было не отличить от обычной жительницы Копенгагена.

На Рождество к Йенсенам приехал дед Улле. Он крепко обнял Маргарет и расцеловал.

– Хорошо выглядишь, дочка. Румяная, глаза горят.

Маргарет взглянула на себя в зеркало и удивилась. Да, она действительно изменилась. В ее глаза вернулась жизнь. На щеки – румянец. И, что интересно, всего за три дня.

– Спасибо Ларсу за это, – сказала она и чмокнула его в щеку.

Ларс сразу почувствовал – это был дружеский поцелуй, без страсти и огня. Не то что когда-то на пустынном пляже теплого Балтийского моря неподалеку от фермы.

И хотя он обиделся, но не подал виду. Не надо торопить события, уговаривал он себя. И так прогресс очевиден. Она улыбается, смеется. Глаза горят. Не спеши, солдат! – приказал он себе.

А Маргарет стала подначивать деда.

– Улле, как же ты оставил свою ферму? Ведь лошади без тебя разбегутся!

– А у меня теперь есть хороший помощник, – гордо произнес Улле. – Я могу полностью на него положиться. Он настоящий профессионал и любит лошадей.

– А сколько ему лет?

– Да он молодой еще, всего сорок лет.

– Сорок? – ужаснулась Маргарет. – Для меня он старик! – И тут же смутилась, боясь, что тем самым обидела Улле. – Прости меня, пожалуйста, для меня все, кто старше тридцати, старики. Кроме тебя, конечно. – И она ласково заглянула в глаза деда, а потом поцеловала его. – Ты у нас самый молодой душой.

Все сели за стол. Виви приготовила на Рождество и копченого угря, и форель, и горячую ветчину с традиционным для Дании коричневым сладким картофелем. А потом был рисовый пудинг с сюрпризом: кому доставался спрятанный в пудинге миндальный орех, тот получал особый подарок. И было ли это подстроено или в тот праздничный вечер сама судьба благоволила Маргарет, но орех оказался в ее тарелке. Маргарет чуть зуб не сломала, неожиданно наткнувшись на него.

– Ура! – закричали все Йенсены.

А Виви встала и вышла в соседнюю комнату. Она вернулась, держа в руках плоскую коробку, обернутую блестящей красной бумагой и перевязанную золотой лентой.

– Это ценная вещь. Антикварная. Только в нашей семье она хранится почти сто лет, – торжественно начала Виви. – И мы счастливы, что теперь она твоя. Только не торопись развязывать, Маргарет, это может разбиться.

Стараясь унять волнение, Маргарет наконец распаковала подарок. В коробке находилась тарелка из тончайшего фарфора, украшенная золотом и очень искусным изображением чертополоха. Виви осторожно перевернула ее и громко произнесла.

– «Флора Даника». Изготовлено в тысяча восемьсот тридцать седьмом году.

– «Флора Даника» – это наш самый знаменитый фарфор, – начал объяснять Улле. – Сервиз, состоящий из нескольких тысяч предметов с точным изображением всех существующих в Дании растений и полевых цветов, начали изготовлять еще в шестидесятых годах восемнадцатого века. Предназначался он для русской императрицы Екатерины Второй. Так ее хотели отблагодарить за то, что она не допустила участия России в войне против Дании на стороне Пруссии. Но работа была очень кропотливой и заняла в общей сложности несколько десятков лет. А когда сервиз наконец был полностью готов, оказалось, что его некому отправлять – Екатерина Великая к тому времени скончалась. Так «Флора Даника» осталась в Дании. Весь сервиз целиком хранится в музее во дворце Розенборг. Но бывают случаи – крайне редкие, правда, – когда его используют для королевских приемов по случаю приезда в страну очень важных иностранных гостей.

– Действительно красивая тарелка, – искренне обрадовалась Маргарет. – Ларс прислал мне на Тасманию чайный сервиз, сделанный на Королевской фарфоровой фабрике, и все мне теперь завидуют. Гости требуют, чтобы им подавали чай только в нем. А что будет с моими друзьями, когда они увидят э т у тарелку?

– Да уж, – засмеялся Улле, – с ума сойдут или бросятся в леса и найдут-таки тасманийского волка.

А потом они собрались у высокой – метра три – натуральной елки, украшенной звездами, цветами, санками. Их в каждой датской семье по традиции делают своими руками из плотной золотой или цветной бумаги, и хранят в течение жизни нескольких поколений.

Под елкой были сложены подарки от каждого присутствовавшего – каждому.

А потом и взрослые, и дети начали петь специальные рождественские песни и псалмы. В эти минуты Маргарет вспомнила о доме, загрустила и немедленно взяла мобильник. Она позвонила домой, чтобы поздравить все семейство Маккейнов с Рождеством.

Сейчас моя жизнь похожа на сказку, подумала Маргарет. Я нахожусь среди близких друзей в теплом уютном доме, где мне все рады. Я просто завалена подарками и в то же время могу взять в руки телефон и поздравить своих родных с этим замечательным праздником. Вот как шагнула техника вперед! Между Тасманией и Данией десятки тысяч километров, но благодаря Интернету и мобильной связи все расстояния и границы стерты. Мы рядом. Только одна печаль – папы среди нас нет и никогда не будет. Она судорожно вздохнула.

– Не плачь, зеленоглазка! – обнял ее Ларс и нежно поцеловал.

– Ты знаешь, о ком я грущу?

– Конечно. Ты вспоминаешь своего отца, я – своего, а наши мамы грустят по безвременно погибшим мужьям. Видишь, как у нас много общего. И даже в этот особый вечер мы можем смеяться и плакать по одному и тому же поводу. Но не надо больше слез сегодня. Мы чувствуем и понимаем твое горе. Но ты должна жить дальше.

– Да, девочка, ты должна жить, работать, заниматься интересным делом. И тебе станет легче, поверь мне! – Виви обняла и прижала к себе девушку.

– Вот почему я так хочу быстрее поехать на ферму, – призналась Маргарет. – Мои руки стосковались по работе.

Но выбрались они на ферму только через два дня.

Подъезжая к дому, Улле сказал:

– Ну, Маргарет, готовься – тебя ждет сюрприз.

Они въехали в ворота, и дед сразу повел Маргарет в конюшню. Там, в специальном отсеке, девушка увидела четырех пони.

– О, Улле, какие они красивые! Это действительно настоящий сюрприз! – воскликнула Маргарет. – Неужели ты купил их ради меня?

– Конечно, моя дорогая. Я сделал это, когда узнал о гибели твоего отца. Думаю, красавцы пони помогут тебе забыть печали и сумеют доставить настоящую радость.

– И много работы, – раздался чей-то бархатистый голос. И из сумрака конюшни возник обладатель этого голоса – мужчина лет сорока, высокий, широкоплечий, стройный. У него было обветренное загорелое лицо, свидетельствовавшее, что его хозяин проводит большую часть времени на воздухе, черные, слегка волнистые волосы и ярко-синие пронзительные глаза.

Маргарет посмотрела в них и почувствовала, что не может отвести взгляда. Мужчина был красив, дьявольски красив.