Существовало и последнее подтверждение, самое убедительное из всех, которое безошибочно указывало на преступника. Но я подойду к нему вскоре.

После преступления я спрашивал себя, как бы я избавился от револьвера, если бы был контролером-убийцей, таким образом, чтобы свести к минимуму возможность его находки. Очевидные места — железнодорожное полотно или участки рядом с ним — я отбросил сразу же, так как именно там начала бы поиски полиция. Но маршрут предлагал природное укрытие, которое изъяло бы оружие из поля зрения без всяких дополнительных усилий с моей стороны. Река!.. Я изучил карту пути следования поезда, отметил все водоемы в пределах возможного участка избавления от револьвера и в итоге смог найти нужное место.

В голосе Лейна послышались свежие нотки.

— Который же из двух контролеров совершил преступление — Томпсон или Боттомли? Помимо того что эту часть поезда контролировал Томпсон, не было прямых указаний, указывающих на одного или на другого.

Но я ведь уже пришел к выводу, что первые два убийства совершил кондуктор трамвая, а третье — контролер поезда. Возможно ли, чтобы во всех случаях действовал один и тот же человек — Вуд? Вполне возможно. Убийства Лонгстрита, неизвестного на пароме и де Витта, несомненно, совершила одна рука.

Каковы были физические характеристики Вуда? Отбросив рыжие волосы и шрам, первые из которых могли быть фальшивыми, а второй, безусловно, был таковым, я знал, что Вуд — высокий и крепкий мужчина. Старый контролер, Боттомли, был маленьким и хрупким, а Томпсон — высоким и крепким. Следовательно, он и был нашим человеком. Таким образом, я пришел к выводу, что де Витта убил Томпсон, который, как я имел все причины полагать, был Чарлзом Вудом.

Но кем в действительности был Вуд-Томпсон? Очевидно, все три убийства были вдохновлены одним и тем же мотивом, и этот мотив был минимум пятилетней давности, а может быть, значительно старше. Следующий шаг был очевиден — исследовать прошлое де Витта и Лонгстрита с целью обнаружить в нем человека, обладавшего веской причиной желать смерти обоим и годами планировать ее.

Теперь вы знаете, кем был Стоупс, но не забывайте, что тогда я не имел ни малейшего представления об этой давней истории. Со слов дворецкого де Витта, Джоргенса, я знал, что не так давно в доме де Витта гостил визитер из Южной Америки, — вы должны признать, инспектор, что эту ниточку вы упустили… След казался перспективным, и я, произведя потихоньку расспросы в южноамериканских консульствах, в конце концов услышал эту историю от уругвайского консула Хуана Ахоса. Она связывала Лонгстрита и де Витта с двумя другими людьми — Мартином Стоупсом, беглым заключенным, и Уильямом Крокеттом, который оказался третьим партнером де Витта и Лонгстрита. Из них двоих Вудом-Томпсоном мог быть только Стоупс. Его мотив был очевиден — месть — и направлен в равной степени против всех троих. Поэтому я пришел к выводу, что Стоупс был кондуктором и контролером, а Крокетт — человеком, убитым на пароме, которого Стоупс готовился прикончить в течение пяти лет, обзаведясь с этой целью рыжими волосами и шрамом на ноге, чтобы, когда Крокетта найдут мертвым и изуродованным, его приняли за Вуда.

Причина, по которой я затребовал рапорты об исчезнувших лицах задолго до того, как услышал историю Ахоса, и после того, как я понял, что тело не принадлежит Вуду, заключалась в том, что Вуд убил неизвестного нам человека и что в одном из этих рапортов может содержаться ключ к его личности. Однако после разговора с Ахосом я догадался, что неизвестным был Крокетт. Он не мог быть всего лишь орудием в человеческом облике, не связанным с другими преступлениями и использованным только ради своего тела, так как Вуд минимум пять лет готовился к его убийству, демонстрируя рыжие волосы и шрам. Как Стоупс заманил Крокетта на паром, я не знал и не знаю до сих пор. Стоупс объяснил это, мистер Бруно?

— Да, — ответил окружной прокурор. — Стоупс, который никогда не писал Крокетту угрожающих писем, так как не хотел, чтобы Крокетт знал его почерк, написал ему, представившись уволенным бухгалтером фирмы «Де Витт и Лонгстрит», сообщая, что Крокетта обманным путем лишили большей части принадлежащей ему по праву трети доли доходов фирмы, несмотря на солидные чеки, которые оба партнера присылали ему дважды в год. Когда они втроем вернулись в Штаты, Крокетт настоял на своей равной доле в успехах, которых добьются двое остальных. Опасаясь, что безответственный и бесшабашный Крокетт разболтает об уругвайской авантюре, Лонгстрит и де Витт согласились, чтобы он инвестировал третью часть капитала, необходимого для раскручивания бизнеса, и обещали выплачивать ему треть своих прибылей. Думаю, только настойчивость де Витта мешала Лонгстриту все эти годы отказаться от обещания. Как бы то ни было, в письме говорилось, что автор — бухгалтер — располагает доказательством мошенничества и готов продать его Крокетту, если тот приедет в Нью-Йорк. Он намекнул на грозящую Крокетту опасность, очевидно чтобы заставить его поверить, будто два партнера собираются разоблачить его как преступника, совершившего убийство в Уругвае. Стоупс просил Крокетта по прибытии в Нью-Йорк следить за колонками личных сообщений в «Таймс». Крокетт попался на удочку, приехал в Нью-Йорк, сердитый и испуганный одновременно, и прочитал в «Таймс» инструкции: потихоньку выписаться из отеля и встретиться с автором письма на северной стороне верхней палубы парома, отплывающего в Уихокен в 22.40, стараясь никому не попадаться на глаза. Там и произошло убийство.

— Хитрый дьявол рассказал нам, как он одурачил де Витта, — вмешался инспектор Тамм. — Стоупс позвонил де Витту в ту среду утром, назвался Крокеттом и велел де Витту вечером быть на нижней палубе парома в 22.40 под предлогом срочного дела, сопроводив требование угрозами и предупредив, чтобы де Витт держался незаметно. Дав одинаковые указания на этот счет де Витту и Крокетту, Стоупс старался свести к минимуму возможность их встречи.

— Это объясняет, — пробормотал Лейн, — почему де Витт отказывался сообщить нам, с кем собирался встретиться. Он молчал о Крокетте из страха, что тот в панике раскроет все грязные подробности уругвайской истории, и Стоупс знал, что де Витт будет молчать.

Фактически, — задумчиво продолжал актер, — меня постоянно удивляли дерзость и изобретательность Стоупса. Ведь это не были crimes passionels,[68] импульсивные и чисто эмоциональные — они были хладнокровными, расчетливыми и взлелеянными годами страданий. В этом человеке есть семена величия. Вспомните, что ему пришлось сделать во время второго преступления. Он должен был встретить Крокетта на верхней палубе в облике Вуда, оглушить тупым орудием из саквояжа, надеть свою одежду на Крокетта, а самому облачиться в одежду Никсона, также лежащую в саквояже, бросить за борт старую одежду Крокетта, прикрепив к ней груз из того же саквояжа, подождать, пока «Мохок» подойдет к уихокенскому причалу, и столкнуть с палубы тело Крокетта, чтобы его раздавило о сваи, затем незаметно спуститься на нижнюю палубу уже в роли Никсона и присоединиться к выкрикам: «Человек за бортом!» Это была работа смелого и толкового человека! Конечно, рискованный трюк с переодеванием упрощало то, что Стоупс проделал четыре поездки через реку, вероятно использовав первые три, чтобы оглушить Крокетта, переодеться, избавиться от старой одежды Крокетта и так далее, то, что на этом пароме пассажиры редко поднимаются на верхнюю палубу из-за краткости рейса, а также то, что ему некуда было торопиться, так как в случае надобности он мог совершить и восемь поездок, а полиция все равно ждала бы в Уихокене. Лейн слегка коснулся горла. — Очевидно, я изрядно растренировался — было время, когда я мог часами упражняться в ораторском искусстве без всяких последствий… Продолжим. — Он кратко рассказал о находке в Уэст-Инглвуде в ночь убийства де Витта одного из угрожающих писем, которые Стоупс отправил де Витту несколькими месяцами ранее, и передал письмо гостям для обследования. — Конечно, — добавил он, — я раскрыл дело до того, как нашел письмо, так как уже знал, что Вуд и Томпсон — одно и то же лицо. Но письмо было важно с юридической точки зрения. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться в идентичности почерка Стоупса почерку Вуда, который я помнил по тексту и подписи на удостоверении кондуктора трамвая. Повторяю, совпадение почерков не являлось необходимым для дедуктивного вывода — оно служило всего лишь юридическим доказательством.