– Ну да, и дальше что?

– О чем бы он ни попросил, соглашайся, а потом сделай наоборот.

Руфус нахмурился от напряжения.

– Наоборот, говоришь?

– Вот именно.

– Наоборот, – повторил Руфус. – Ладно, по-моему, я понял.

Друзилла положила ему на руку ладонь и спросила своим низким, волнующим голосом:

– Можем мы рассчитывать на тебя, Руфус?

– Мы?

– Я и цивилизованная Вселенная, дорогой.

– Верь мне, любовь моя.

Они обнялись. И вдруг Друзилла вздрогнула:

– Руфус! Там в окне – лицо!

Руфус развернулся, молниеносно выхватив иглолучевик. Но ничего не увидел в двойном застекленном окне, кроме обычных парящих кусочков анастрагонского пейзажа.

– Да нет там никого, – сказал он.

– Но я же видела, – упорствовала Друзилла.

Руфус надел скафандр, включил внешнюю систему освещения планетоида и вышел наружу. Вернувшись, он покачал головой:

– Там ни души, дорогая.

– Но я видела лицо!

– Тебе, должно быть, померещилось со страху.

– Ты все проверил? Следов от колес звездолета тоже нет?

– Следы там действительно есть.

– Ага!

– Но это следы от наших собственных катеров.

– Наверное, у меня просто нервный срыв, – сказала Друзилла с дрожащим смешком. – Скорей бы все это кончилось!

Они поцеловались, Друзилла села в свой космический катер и отправилась в Истрад.

Руфус задержался на Анастрагоне чуть дольше. Он поджарил себе на газовом рожке зефира, насадив его на кончик шпаги и раздумывая о том, что сказала Друзилла. Хорошая она девочка, Друзилла, только чересчур серьезна и склонна к истерикам. Все это ерунда на постном масле. Руфус и не думал предавать Драмокла. Если на то пошло, он лучше погибнет вместе с Драмоклом и со всей Вселенной в пламени атомного костра, но дружбы своей не предаст. Хотя до этого не дойдет. Кто-кто, а Драмокл умеет таскать зефир из огня – вернее сказать, каштаны. Дру поймет, как она заблуждалась, если, конечно, они останутся в живых.

На самом деле Руфус был не прочь повоевать – так же, как и его друг Драмокл.

В полутемной Военной палате Ультрагноллского дворца царило напряженное ожидание. Экраны мониторов пестрели крошечными блестящими корабликами, шедшими за рядом ряд. Два космических флота сближались в бескрайнем пространстве. С одной стороны – звездолеты Руфуса, построенные стройной фалангой. Они были неподвижны и готовы к бою, застыв на линии космической границы Друта. Неприятель надвигался на них двойным клином. Супердредноуты Джона находились на правом фланге и в центре, кольчатые суда Хальдемара – слева. Драмокл видел, что вражеский флот значительно превосходит войско Руфуса. Джон пустил в ход все свои резервы. Помимо судов регулярного флота, на экране виднелись громоздкие грузовые корабли, оборудованные ракетными установками, скоростные гоночные яхты с наспех присобаченными торпедами, экспериментальное судно с выпуклыми лучевыми прожекторами. Джон собрал все, что только могло оторваться от планеты и присоединиться к флоту.

Полиэкранное оборудование, доставшееся в наследство от древних, позволяло Драмоклу не только наблюдать, но и слушать разговор между Руфусом и графом Джоном.

– Привет, Руфус, – сказал граф Джон с деланой небрежностью.

Руфус, сидевший в центре управления, нажал на кнопку точной настройки:

– Привет, Джон, привет. В гости пожаловал, да?

– Точно, – сказал Джон. – И друга с собой привел.

На другом экране появилась лохматая голова Хальдемара.

– Здорово, Руфус. Сколько лет, сколько зим!

– Да, давненько не видались, – строгая перочинным ножом ивовую ветку, откликнулся Руфус. – Как дела на Ванире, дружище?

– Как обычно, – сказал Хальдемар. – Солнца мало, холодрыга, ни тебе промышленности, ни приличных баб.

– Да, жизнь у вас там суровая. А как с тем большим проектом, что был предусмотрен для Ванира?

– Ты имеешь в виду «Шлигте продакшнз»? Они собирались снимать у нас свой эпохальный военный боевик «Бобовые солдаты». Для моих парней там, конечно, нашлась бы работенка, да только съемки отложили на неопределенный срок.

– Да, – сказал Руфус. – Таков шоу-бизнес.

Непринужденный дружеский разговор о том о сем не мог, однако, скрыть напряжения, пробивавшегося сквозь небрежно роняемые слова подобно тому, как пробивается стальная нить накаливания сквозь набитую волокнистым наполнителем прокладку. Наконец Руфус сказал:

– Что ж, приятно было поболтать с вами, друзья. Могу ли я чем-то вам помочь?

– Ну разумеется, Руфус, – ответил Джон. – Мы просто идем своей дорогой на Глорм. У нас и в мыслях нету ссориться с тобой. Я и мои ребята будем очень признательны тебе, если ты попросишь своих ребят посторониться и дать нам пройти.

– Мне очень жаль, – сказал Руфус, – но, боюсь, я не смогу выполнить вашу просьбу.

– Ты прекрасно знаешь, Руфус, что мы пришли сюда разобраться с Драмоклом, – сказал Джон. – Пропусти нас. Тебя это не касается.

– Одну минутку. – Руфус повернулся к боковому дисплею, в электронную схему которого был встроен двойной шифратор, и спросил у Драмокла: – Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Драмокл взглянул на дифференциальный акселератомер. Судя по его показаниям, звездолеты Джона и Хальдемара потихоньку ползли вперед – еле-еле, не спеша, но все-таки неумолимо приближаясь к фаланге Друта.

Драмокл уже велел своим собственным судам занять круговую оборону по периметру Глорма. С Руфусом он договорился, что тот будет удерживать позицию и ждать дальнейших приказаний. И тут за спиной короля послышался шум перебранки. Часовые спорили с человеком, пытавшимся проникнуть в Военную палату. Драмокл обернулся и увидел Макса. С ним была какая-то женщина.

– В чем дело? – спросил Драмокл.

– Вы уже отдали Руфусу приказ? – торопливо крикнул Макс. – Нет? Слава богу! Сир, вы должны выслушать меня и эту молодую леди. Вас предали, милорд!

Неприятельский флот находился пока вне досягаемости для Руфусовых ракет. А значит, немного времени еще оставалось.

– Погоди-ка, Руфус, – сказал Драмокл. – Я свяжусь с тобой через минуту. – Король повернулся к Максу. – Входи. Надеюсь, Макс, что это не очередной плод твоей буйной фантазии. Как звать твою подружку?

– Меня зовут Сорочка, – сказала девушка.

Пока происходили все эти события, Друзилла сидела в своем замке в Истраде и думала. С Анастрагона она прямиком направилась домой. Настроение у нее в пути совершенно упало. Праведный гнев, вдохновлявший ее во время разговора с Руфусом, куда-то испарился. Она не могла понять, почему с такой готовностью поверила Чачу, хотя прекрасно знала о его ненависти к Драмоклу и неистребимой склонности ко лжи. Правильно ли она поступила? Убежденность покинула принцессу, и навалилась такая хандра, что терпеть ее не было мочи. К счастью, у ее психиатра, доктора Эйгенлихта, оказалось в тот день «окно».

Сеанс прошел чрезвычайно плодотворно. Друзилла поведала Эйгенлихту обо всем, что она наделала и почему, и тут же забилась в истерике.

Эйгенлихт подождал, пока она успокоится. Затем закурил коротенькую и толстую черную сигару, сплел свои коротенькие и толстые черные ножки и заявил:

– Моя дорогая, это же настоящий духовный прорыв! Осознав истинные побуждения своего брата, вы не можете не понять своих собственных подсознательных побуждений, толкнувших вас с такой готовностью принять его предательский план. Теперь вы видите, что ваша знаменитая любовь к дорогому папочке служила всего лишь ширмой для тайной злости и жажды мщения.

– Но я люблю его! – простонала Друзилла.

– Конечно, вы его любите. Но и ненавидите тоже. Амбивалентность налицо. Да и могло ли быть иначе? Вспомните свое детство, подумайте о бесчисленных Драмокловых подружках! Папочка никогда не хотел позабавиться с малышкой Дру, верно? Малышка Дру мечтала быть папочкиной подружкой, но ее коварный папочка всегда обращался с ней как с ребенком и развлекался на стороне. Тем самым он посеял в вашей душе чувство бешеной ярости, неприемлемое для вашего сознания. Пытаясь сублимировать это чувство, вы ударились в религию, силясь направить вашу разрушительную энергию в русло высших материй. Вы и Руфуса полюбили по той же причине. Руфус – воплощенное самообладание, своего рода копия вашего отца, человек, не лишенный страстей, но не испытывающий страсти к вам. Как только у вас появился шанс отомстить Драмоклу, ваш рассудок, этот тайный прислужник вероломства, прикрыл ваши мстительные чувства вуалью благородных и возвышенных побуждений.