– Наверное, я так и поступлю, – сказала Ливия с напускным равнодушием, – но подарков от вас я больше принимать не стану… разве что букет цветов.

– Жаль. А я так люблю дарить подарки.

– Ну вот, теперь вы заставляете меня чувствовать себя неблагодарной и мелочной, – возмутилась она. – Не может быть, чтобы вы не видели разницы между букетом цветов и целым ботаническим садом или между шелковой косынкой и чистокровной кобылой!

– Вообще-то особой разницы я не вижу. Но вы согласны хотя бы принять эту кобылу во временное пользование? Брать ее всякий раз, как вам захочется покататься?

Взгляды их встретились. Он смотрел на нее с такой трогательной мольбой в глазах, что отказать ему у Ливии не хватило духу. В этот момент он вовсе не казался ей надменным и самонадеянным, он был просто чертовски обаятелен и трогательно беззащитен. Если ему нравится дарить, то какое она имеет право отказывать ему в удовольствии?

– Согласна, – сказала Ливия, – и благодарю вас за этот дар. – Ливия потрепала кобылу по холке. – Кататься на ней одно удовольствие, но мне бы хотелось прокатиться на ней там, где она могла бы показать себя во всем блеске, на природе, а не в чопорном Гайд-парке.

– Тогда поедемте в Ричмонд, – тут же предложил Александр. – Там есть где развернуться, и вы могли бы дать ей больше свободы. – Он пустил вороного рысью.

– Но не сейчас! – воскликнула Ливия, осознав, что Александр готов отправиться в Ричмонд-парк немедленно, нисколько не смущаясь, что солнце уже садится. – Скоро стемнеет.

– Тогда отправимся туда завтра утром. Я пришлю к вам кобылу часам к десяти, и весь день будет в нашем распоряжении. Устроим пикник.

– Вы снова за старое, Алекс.

– Что я такого сделал?

– Вы исходите из предположения, что я готова сорваться с места по первому вашему зову. Вам не приходило в голову, что мои планы могут не совпадать с вашими? Вы же сами слышали, что Николас собирается завтра с утра нанести мне визит.

– А, так это ерунда, – небрежно махнув рукой, заявил Александр. – Если вас не будет дома, он оставит визитку и зайдет в другое время. Кроме того, вы можете написать ему записку или попросить вашу подругу принять его и объяснить ваше отсутствие.

– У Аурелии тоже могут быть свои планы, – язвительно заметила Ливия.

– Тогда напишите ему записку и велите дворецкому ее передать. Я чувствую, что день завтра будет теплый и солнечный, а упускать такой прекрасный денек – грех. Особенно в это время года.

– Вы неисправимы, – сказала Ливия.

– Это одно из моих лучших качеств, – рассмеялся Алекс. – Итак, как вы назовете кобылу?

– Она не моя, – заявила Ливия.

– У меня небогатое воображение, и, боюсь, я не придумаю ничего выдающегося. А вы сделаете большое одолжение и лошади, и мне, если возьмете на себя труд выбрать ей имя. Выбор имени – дело серьезное, сами знаете.

– Согласна. Но не требуйте от меня мгновенных решений. Я должна подумать.

– Тогда пусть пока ваша лошадь поживет без имени. Вернемся на Кавендиш-сквер или сделаем еще круг?

– Возвращаемся на Кавендиш-сквер, – решительно заявила Ливия.

– Как прикажете.

У дома на Кавендиш-сквер он первым соскочил с вороного и подал руку Ливии, помогая ей спешиться. Александр задержал ее руку в своей лишь на мгновение дольше необходимого, затем поднес ее к губам и поцеловал.

– Тогда до завтра, Ливия, – тихо произнес он, глядя ей прямо в глаза.

Ливия кивнула:

– В десять. – Она попыталась убрать руку, и на секунду пальцы его сжались, но лишь на секунду. Он с улыбкой разжал пальцы и, отпустив ее, направился к парадной двери.

Ливию не отпускало странное ощущение. В этих потрясающе синих глазах было нечто такое, что тревожило ее и смущало. Что это? Тайная жестокость или просто привычка повелевать? Холодная решимость его взгляда как-то не вязалась с образом прожигателя жизни и любителя эпатажных жестов и цветистых комплиментов. В ней крепло убеждение, что он не играет с ней. Здесь и сейчас происходило нечто очень и очень серьезное, и чем раньше она выяснит, что именно, тем лучше будет для нее.

Александр энергично постучал в дверь бронзовым молотком и, дождавшись, пока Моркомб откроет дверь, попрощался.

– Я буду считать минуты до завтрашнего утра, моя дорогая Ливия.

Алекс сошел со ступеней и сел на коня. Лицо его было задумчивым. Он вновь окинул взглядом дом и нахмурился. На штурм этой цитадели времени ему было отпущено совсем чуть-чуть. К тому времени, как отзовут посла, князь Проков должен стать своим в высшем лондонском свете. Своим не только в среде праздных и легкомысленных холостяков, но своим среди придворных, среди приближенных короля, светских дам и их мужей, дипломатов и политиков. К тому времени он, разумеется, еще не успеет жениться, но обзавестись невестой с непогрешимой репутацией в обществе обязан. К тому времени должна состояться помолвка. Будучи женихом английской леди высокого происхождения с безукоризненной репутацией, он получит доступ в те круги, в которые никогда не получил бы доступ визитер из варварской, враждебной Англии России, даже если этот визитер носит титул князя и сорит деньгами.

Он избрал тактику, которая должна была принести скорые плоды, и его немалый опыт в общении с женщинами подсказывал, что действует он в нужном направлении. Женщины, как правило, не в силах устоять перед властной решимостью, в должной мере смягченной куртуазностью обращения и изрядно сдобренной лестью и щедрыми подношениями. Однако в данном конкретном случае Александра обуревали сомнения. Ливия не похожа ни на одну из тех женщин, которых Алекс знал в прошлом. Она была женщиной с характером. Ей перевалило за двадцать пять, но она все еще не была замужем и, дабы не остаться в старых девах, по логике вещей должна бы ухватиться за возможность удачно выйти замуж. Однако раз столь привлекательная женщина все еще оставалась незамужней, у нее на то были свои резоны. Доводы настолько весомые, что замужество, традиционно считавшееся главной целью и смыслом жизни женщин ее круга, в глазах Ливии утрачивало привлекательность. Разумеется, она была независима финансово или считала себя таковой.

И разумеется, он мог в одночасье развеять ее иллюзии и сделать ей предложение, представив его в качестве компенсационной меры, тем самым избавив себя от необходимости ухаживать за ней и от связанных с этим ухаживанием хлопот и затруднений. Будучи женщиной здравомыслящей, она не смогла бы ему отказать. Но в тот самый миг, как он увидел ее, с ним что-то произошло. И с того самого момента эта женщина словно продолжала оплетать его невидимой паутиной, и эта волшебная паутина застила ему глаза, да так, что он упустил из виду свою изначальную ясную цель. Он хотел эту женщину, просто хотел – и все. Он испытывал к ней желание, которое, если бы он позволил себе утратить бдительность, стало бы его наваждением, проклятием. Инстинкт подсказывал ему, что за внешней сдержанностью и уравновешенностью таится натура страстная и импульсивная, непредсказуемая и остроумная, что сделало бы из нее великолепную партнершу в постели, и не только.

Александр поймал себя на том, что улыбается собственным мыслям. Прочь сантименты. Он не должен искать в этом браке ничего лично для себя. Главным мотивом для него было и остается то, что Ливия Лейси в качестве жены будет весьма полезна ему в том серьезном и опасном деле, которое привело его в Лондон.

Хмурясь, Александр продолжал разглядывать дом. Среди задач, которые ставил перед собой, отправляясь в Лондон, Александр Проков, была одна, о которой он не должен забывать ни при каких обстоятельствах. Александр думал о матери, которую никогда не знал. Кем была София Лейси? Чем она жила? Когда-то она была любовницей его отца. Еще он мог сказать о ней, что в этой женщине достало самоотверженности расстаться навсегда с собственным ребенком, исходя из интересов этого самого ребенка. Потому что тогда она считала, что без нее ему будет лучше. Но что еще он мог сказать о ней? С самого раннего детства его переполняло любопытство, с детства он страстно желал узнать, что за женщина подарила ему жизнь. Где-то в недрах ее дома он, возможно, отыщет ключ к отгадке. Верные слуги его матери, возможно, могли бы что-то ему поведать. Должно быть, они служили Софии долгие годы верой и правдой, если она потрудилась обеспечить им безбедное будущее. Но он не может ни о чем их спросить, пока не станет вхож в этот дом.