Когда-то, в давно прошедшие времена, в старой Москве было известно имя Юлии Пастрана. Так называлась женщина-монстр. Лицо ее, заросшее темными волосами, жесткая смоляная борода и дикие, бессмысленные глаза вызывали странный интерес посетителей сада «Эрмитаж». Антрепренером зрелища был заезжий иностранец, господин Морель, деловитый мужчина с кокетливыми, закрученными кверху усиками.

По дорожкам, посыпанным желтым песочком, берегом большого пруда мимо вычурных беседок прогуливались нарядно одетые люди. В саду на большой эстраде играл лучший в Европе конца XIX века симфонический оркестр Гунгля, пел цыганский хор. Но самые большие сборы Морелю делала Юлия Пастрана. Она сидела за изгородью, в специально выстроенном павильоне. Публика валом валила поглазеть на страшилище.

Известно, выставленное напоказ уродство, да еще и страшноватое, вызывает смешанное чувство жалости и страха. Про Юлию Пастрана говорили всякое. Будто она дочь огромной обезьяны и женщины, похищенной четвероногими. А то еще и такое: будто нашли ее в глубине Африки — последнюю из приматов, полулюдей-полузверей, но тронутых процессом биологической эволюции. Иные утверждали: порождение дьявола!

Скептики уверяли: борода у нее наклеенная, а вообще это обычная женщина, только загримированная. Содержатель сада, отвечая на такие подозрения, самодовольно подкручивал усики, приглашал профессуру, медиков. Юлию Пастрана усыпляли. Медицинские светила проводили обследования, даже дергали ее за бороду. Но нет, она оставалась монстром.

Полуженщина-полуобезьяна не обладала даром внятной речи. Иногда она танцевала. Это были странные телодвижения, на первый взгляд произвольные, а может быть, и с загадочным ритуальным смыслом, но не лишенные звериной грации, неизменно таящей в себе неожиданную опасность для человека. Эта пещерная хореография делала Юлию Пастрана еще непонятнее И страшнее...

Господин Морель печатал ее фотографии. Они расходились во множестве, в десятках тысяч экземпляров. Родители пугали ребят: «Вот отдам тебя Пастране!» — а сами украдкой и с жутким холодком в спине поглядывали на изображение, думали: «Господи, откуда только взялось такое чудище?»

Но где произросла Пастрана, из каких щелей появилась, кто ее породил или выдумал — оставалось неизвестным. Она молчала. Мрак окутывал со прошлое. Доисторическое чудовище дохнуло смрадом в лица людей и исчезло, оставив после себя лишь забытые рассказы очевидцев о монстре московского «Эрмитажа». Да у меня дома завалялась выцветшая фотография — свидетельство существования Юлии Пастрана.

«Монстр» — французское слово, оно соединяет в себе два понятия: урод и чудовище. Часто фигурировало в литературе. У Чехова, например, в «Медведе» помещица Попова восклицает: «Вы... медведь! Монстр!» У Мамина-Сибиряка в «Горном гнезде» об одном из персонажей сказано: «Это какое-то гороховое чучело... монстр». Примеров сколько угодно. Но вот самый последний, и не из литературы, а из жизни.

Полуженщина-полузверь заговорила. Но это но Юлия Пастрана. Той сейчас было бы от роду около полутора века. Скорее всего мы имеем дело с ее внучкой. Новая Пастрана, правда, не танцует, по вот говорит. Ее зовут Маргрет Гоинг. Она безупречно владеет английским. И выступает не в павильоне «Эрмитажа», а в Лондонском университете. Бороды у нее нет, фигура нормальная, имеет звание профессора, однако, представьте, подобно Юлии Пастрана, остается монстром. Мы узнали о ней из поистине сенсационной статьи Клива Куксона в газете «Таймс». Будем цитировать:

«Профессор Маргрет Гоинг в прочитанной ею вчера в университете лекции опровергла ряд распространенных мнений относительно того, как было принято решение об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Одна из широкоизвестных точек зрения заключается в том, что этот шаг был предпринят недостаточно продуманно... Другая точка зрения исходит из того, что Япония уже фактически потерпела поражение и бомба была сброшена лишь в желании оправдать затраченные на ее производство средства, доказать успешную работу и правоту тех, кто отвечал за ее создание, а также предварить вступление в войну Советского Союза ».

Есть еще и третья точка зрения. О ней Клив Куксон не пишет, хотя две предыдущие ей не противоречат. Лидеры Соединенных Штатов прекрасно понимали бесцельность атомной бомбардировки. Им было точно известно: немедленно после Крымской конференции Советский Союз, верный союзническому долгу, начал подготовку к военным действиям на Дальнем Востоке. Гарантия капитуляции императорской Японии состояла в неминуемом разгроме ее главной военной силы — Квантунской армии. Так оно и произошло. Тем не менее накануне выступления советских войск лидеры США все-таки швырнули две адские бомбы на Японию. Они хотели возвестить всему свету эру своей атомной монополии, чтобы под ее угрозой устраивать послевоенный мир на американский лад.

В середине июня 1945 года большая группа американских ученых во главе с лауреатом Нобелевской премии Джеймсом Франком и Лео Сцилардом представила в Вашингтон доклад. В нем содержалось предложение: вместо планируемой бомбардировки Японии устроить демонстрацию мощи нового оружия перед всеми представителями Организации Объединенных Наций в пустыне или на необитаемом острове. Наилучшая атмосфера для достижения международного соглашения была бы создана, по мнению авторов доклада, если бы Америка могла сказать всем: «Вы видите, какое оружие мы имели, но не воспользовались им. Мы готовы отказаться от его применения и в будущем, если другие нации присоединятся к нам и договорятся об установлении эффективного международного контроля».

Авторы доклада предупреждали: «Если это предложение или ему подобное по конечному смыслу не будет принято, то военное преимущество США, достигнутое путем внезапного применения атомной бомбы, сведется к нулю последующей потерей доверия, волной ужаса и отвращения, которая охватит мир и, вероятно, расколет общественное мнение внутри страны».

Этот прогноз оказался точным. Желая парализовать возмущение мировой общественности, но и не только по этой причине, американская реакция открыла фронты «холодной войны».

Удивительно все-таки это самоослепление Пентагона. Там всерьез полагали, будто единоличное владение бомбой будет длиться столь долгий срок, что ядерный шантаж успеет принести желанные плоды и поставит весь мир на колени перед звездно-полосатым флагом. Советскому Союзу пришлось создать и атомную и водородную бомбы. С тех пор ни один новый виток гонки вооружений, затеянной Пентагоном, не приносил США никаких преимуществ. Им не удалось сместить «ядерный баланс» в свою пользу.

Помню, как гремели победные фанфары в Штатах, прославляя систему МИРВ — кассетные боеголовки с индивидуальным наведением на цель. Карикатуристы многих стран рисовали тогдашнего министра обороны США Мелвина Лэйрда маньяком, ласкающим трехглавую баллистическую ракету. Новый тур вооружений не мог и но может, как видно, дать США ничего, кроме новых прибылей военно-промышленному комплексу.

Кого же, однако, теперь изображать в обнимку с крылатой ракетой или нейтронной бомбой?

Может быть, сенатора Джексона — «крестного отца» новых видов вооружения? Или бывшего министра обороны Гарольда Брауна — он был одним из руководителей Ливерморской лаборатории в Калифорнии, где и создавалась эта самая бомба? А может быть...

В конечном счете люди захотят точно знать — поименно! — всех, кто решился открыть дорогу нейтронному оружию.

Иностранные источники уже давно сообщали о планах создания в США сверхмощных устройств на основе опытов с более тяжелыми элементами, чем уран. Хотят оснастить химическим оружием артиллерию, хлопочут о приборах абсолютно точного попадания авиабомб в заданную цель. Жаждут дальнобойных «лучей смерти».

А при этом тратят огромные средства на психологическое прикрытие всей этой вакханалии поисков новейших, наилучших средств человекоистребления. Главная задача: рассеять страх перед видениями ядерной войны, примирить с ее неизбежностью и даже внушить веру («Слушайте, слушайте!» — как восклицают иногда на заседаниях английского парламента) в возможность надеть на бомбу белоснежные ризы милосердия и гуманности.