— Какой-то способ все-таки существует. Моим народом было создано оружие, способное убить Эль-Грайона. Но оно действовало на небольшом расстоянии. Прежде чем кому-нибудь удавалось приблизиться на нужную дистанцию, он погибал. Многие пытались, но никто не вернулся. Возможно, тебе повезет больше, чем воинам моего народа…

Он замолчал ненадолго, словно собираясь с мыслями, и наконец с горечью произнес:

— Их было много, тех, кто отдал свою жизнь в этой битве. Позже их назвали Часовыми Вселенной, ведь они сражались не только за свою собственную планету.

— А как обстоит дело с оружием? Оно сохранилось?

— Не знаю. Слишком много времени прошло с тех пор. Древнее оружие навсегда утрачено. Создайте свое собственное, или Эль-Грайон вас всех превратит в рабов.

Фигура Сэма начала бледнеть, его силуэт становился все прозрачнее, сквозь него уже просвечивали кусты.

— Эй, подожди! А как же храм? Кто поверит в дурацкий рассказ какого-то иномирянина? Что я должен сказать жрецам?

Секунду силуэт Сэма колебался, словно на него налетел порыв внезапного ветра, потом его черты вновь обрели четкость.

— Спасибо, что напомнил про храм, я чуть не забыл. Ты должен передать Верховному жрецу всего лишь одну фразу: «Бельтрамон Ар».

— Что это означает?

— Это тайное слово древнего языка моего народа. Жрец поймет. Так называли каждого Часового…

Фигура Сэма вновь начала бледнеть.

— Я увижу тебя еще когда-нибудь?

— Не думаю. Я всего лишь запись. Считай, что пленка в аппарате кончилась и энергия тоже. Я и так ждал слишком долго. Теперь все будет зависеть от тебя самого.

Голос Сэма все больше слабел, становился похожим на едва различимый шорох листвы под случайным порывом ветра. Казалось, каждое слово теперь стоило ему огромных усилий.

— Да, и вот еще что… Не отказывайся, если жрецы предложат тебе умереть. Ты многое потеряешь.

— Странные у тебя шуточки, Сэм!

— Это не шутка… Это очень важно… Только так ты сможешь получить силу Триединого. А теперь прощай.

Первые лучи восходящего солнца неожиданно вырвались из-за края горной гряды.

Ствол дерева, на котором только что сидел его загадочный спутник, четко обозначился на фоне скалы, но Сэма там уже не было. Только легкий клочок тумана медленно плыл над ветвями, постепенно тая под солнечными лучами.

Сотни людей бродили по поляне, собирали свои нехитрые пожитки, тушили костры. Никто не обратил внимания на Арлана, когда он смешался с толпой паломников. Те, кто пришли первыми, уже занимали очередь перед началом тропы.

Прошло не меньше часа, прежде чем стоявшие перед Арланом люди растянулись по тропе в длинную цепочку с интервалами в несколько десятков метров. Этого требовали строгие правила. Нельзя было нарушать уединение и внутреннюю сосредоточенность людей, идущих на встречу со своим богом. Во время очистительного восхождения следовало соблюдать молчание и пост. Здесь Арлан мог избежать досадных ошибок и промахов, подстерегавших его в городе на каждом шагу и немедленно выдававших в нем иномирянина.

С момента наступления дня великого очищения паломники не подходили друг к другу ближе, чем позволял посох в вытянутой руке. Даже вечером, когда стемнело, они оставались в одиночестве, и каждый коротал ночь на том месте, где его застала темнота. Никто не разжигал костров, не готовил пищи — ничто не выдавало в ночных зарослях присутствия массы людей.

На Аниране давно истребили всех опасных зверей, и в ночном лесу людям ничто не угрожало, если не считать назойливых насекомых и огромных летучих мышей, питавшихся, как гласила легенда, кровью уснувших паломников. Спать во время великого очищения не полагалось. Суровая кара ждала того, кто нарушал священные правила. Арлан не верил подобным сказкам, но тем не менее не заснул до самого рассвета. Да и спать совершенно не хотелось. Ему было о чем подумать. Встреча с Сэмом не выходила из головы.

Кем бы тот ни был, набором энергетических волн или интерференцией силовых полей, в нем сохранилось что-то человеческое, нечто, вызывавшее одновременно жалость и уважение. Мир Сэма погиб, но он все еще хотел отомстить за его гибель, все еще продолжал бороться. Он передал Арлану эту тяжкую эстафету мести и горечи. Груз оказался не таким уж легким, не таким простым, как представлялось вначале. Чем больше он размышлял над полученным посланием, тем больше возникало вопросов. Особенно странным выглядело предложение Сэма не отказываться от смерти, которую ему могут предложить в конце этой тропы.

Ритуальная смерть? Только ли ритуальная? Или за этим скрывалась какая-то новая, неизвестная опасность?

Раздумывая о послании, Арлан долго не мог заснуть и задремал лишь под утро, прислонившись к стволу дерева, похожего на земной баобаб.

С первыми лучами солнца восхождение продолжилось. Вскоре из-за зубчатой вершины горы показалось главное строение храма Триединого, повисшее над пропастью. Арлана удивил внешний вид здания.

Земные храмы своими куполами стремились ввысь, к далекому небу. Этот же словно врос в землю, распластался на ней, притаился среди отрогов гор, стараясь слиться с ними, чтобы стать незаметнее.

Такая архитектура наверняка имела в своей основе какую-то историческую причину.

Здания часто хранили память о трагедиях, уже забытых людьми.

Второй день паломничества Арлана также прошел без происшествий, и он уже начал надеяться, что все закончится благополучно.

Его раздражало однообразное и слишком медленное продвижение к цели, которое он не мог ускорить. Не разрешалось обгонять впереди идущих, да и тропа не позволяла подобной вольности. Местами она становилась такой узкой, что на выдолбленном в скалах карнизе с трудом помещалась ступня.

Убаюкивающие однообразные движения в полном молчании, среди неторопливо бредущих людей, странным образом действовали на Арлана.

Цивилизация города, проблемы «Д-корпуса», его собственная перевернувшаяся жизнь — казалось, все это здесь потеряло значение.

Возможно, в этом виноват был воздух, наполненный испарениями почти невидимых полупрозрачных цветов. Они росли повсюду. Вначале Ар-лан ощущал их резкий аромат, потом постепенно привык к нему. Но, видимо, эти цветы росли здесь не случайно.

Их запах помогал расслабиться, и, возможно, ег о действие на психику было гораздо глубже, чем Арлан мог предположить.

Исчезла нервозность, досада на слишком медленное движение паломников, даже лицо Беатрис виделось сквозь дымку, словно сама его память перешла на замедленный, неспешный ритм работы.

К вечеру второго дня здание храма почти не приблизилось. Панорама ущелья, в котором оно располагалось, казалась неизменной, хотя Арлан знал, что это всего лишь обман зрения. Паломничество должно было продлиться ровно три дня, и завтра вечером он будет стоять перед воротами храма.

Как всегда в горах, темнота пришла неожиданно и резко, словно рухнула с небес на землю. Сразу же вспыхнули непривычные для его земного восприятия огромные звезды аниранского небосвода. Они светили так ярко, что тропу было видно на десятки метров в обе стороны.

Арлан выбрал для последней ночевки небольшую полянку, закутался поплотнее в толстый шерстяной балахон и устроился на стволе рухнувшего от бури дерева, ветки которого образовали настоящий шатер и защищали от резкого ночного ветра.

Лишь теперь он оценил все достоинства одежды, которую носили паломники. Днем она хорошо защищала от палящих лучей солнца, особенно коварных в разреженном горном воздухе, а сейчас надежно спасала его от холода.

Еще вчера ночью воздух не казался таким холодным, но за день они поднялись не меньше чем на тысячу метров, и здесь, в высокогорье, климат был уже иным.

Он пожалел, что нельзя развести костер, и тут же подумал, что тогда не смог бы любоваться ослепительным ночным небом. В городах люди лишены этого удовольствия. Многие правила, связанные с восхождением, казались непосвященному случайными, но чем дольше длилось восхождение, тем чаще Арлан убеждался, что в каждом из них заключен глубокий тайный смысл.