– Я помню, кем я был, – угрюмо усмехнулся гинтиец. – Такое не забывается… А что до остального, Полю не очень-то понравилось, как я к нему отношусь, но он в конце концов решил, что это мое личное дело, раз я все свое держу при себе. Я охранник и больше никто.

Это сказано не для нее, а для нас с Морисом, понял Генри. Ее он в грош не ставит.

– У охранников хотя бы самоуважение есть, а у тебя его совсем не осталось. Служишь, как паршивая собака, за кость в миске. Хотя, я слышала, тебя ценят… Тебе доверили сторожить хозяйского ребенка – высокая честь!

Генри почувствовал, как напряглась рука Чеуса, лежавшая у него на горле. Нажатие не усилилось, но пальцы на мгновение окаменели.

– Кирч, об этом ребенке лучше забудь. Нарвешься. Этого тебе не простят. Помнишь, как вы с Маршалом удирали на Вьянгасе от Тины Хэдис? Из-за такой ерунды, как ты, Тина не станет все бросать и мчаться на Парк, но другое дело, если речь зайдет о дочери Поля. А с Тиной будет многомерник, который спалит твои Комнаты, в каком бы пространстве они ни находились, для него это минутное дело. Подумай, нужны ли тебе такие осложнения.

«Если на то пошло, это сможет сделать и сам Поль. Но его Римма, по старой памяти, не боится, поскольку в то время, когда они общались, он был только «сканером» и больше ничего неординарного не умел. Зато Стива и Тину она должна бояться… Особенно Тину, потому что своими глазами видела, что та сотворила с их шайкой на Вьянгасе».

– Зойг, отпусти Генри, тогда я забуду о Марсии Лагайм.

«Трогательно… А я, кажется, понял, как можно сообщить ему стратегические сведения. Сейчас или никогда!»

– Анджела, не думай обо мне, – сказал Генри вслух. – Будь осторожна! Если Зойг обладает такими же способностями, как ты – это значит, он может дать бой даже здесь, на твоей территории. Ты видела, как он остановил кровать, это не случайность. Ты привыкла иметь дело с теми, кто пугается, когда попадает в Комнаты, а в нем нет страха, поэтому он опасен и может все тут разнести.

Первый пакет информации выдан.

– Молчать! – процедил Чеус – перед этим секунду выждав и убедившись, что Генри договорил до конца.

– Я это учту, – деловитым тоном, в котором сквозила легкая озадаченность, сообщила по-прежнему невидимая Анджела.

– Я тоже, – с угрозой произнес гинтиец. – Еще хоть слово скажешь…

Дернувшись, Генри сдавленно застонал сквозь стиснутые зубы. Будет логично, чтобы Чеус после такой выходки причинил ему боль: если этого не случится, Римма-Анджела может заподозрить, что ее пытаются провести. Вот он и решил застонать самостоятельно, не дожидаясь болевых приемов и прочих недвусмысленных намеков.

Гинтиец одобрительно ухмыльнулся. Несведущему наблюдателю эта ухмылка должна была показаться изуверской.

Анджела гневно потребовала:

– Прекрати!

– Да я бы его уже прикончил, если бы не риск, что сразу после этого ты прикончишь меня. Он с тобой в сговоре! Кирч, он умрет, как только я решу, что он мне больше не нужен.

Дверь, за которой находилось грязное помещение с бревенчатыми стенами, с грохотом захлопнулась. Шторы взметнулись, как от сильного сквозняка, яростно трепеща всеми своими оборками. За ними и правда не окно оказалось, а другая дверь, белая с мутно-зеленым рифленым стеклом в мелких завитках. Она распахнулась, показав пустой школьный класс: два ряда парт, учительская кафедра, на стене громадный экран из тех, которые почему-то принято называть «классными досками». С экраном соседствовала еще одна дверь, сверху донизу покрытая корявыми надписями и росчерками. Все выглядело запущенным, давно не ремонтированным. На полу обычный для неприбранного школьного помещения мусор.

Видимо, это кабинет биологии: возле кафедры одиноко притулился человеческий скелет, по стенам развешаны экземпляры ракообразных в шипастых панцирях, с длинными жесткими усами и большими клешнями, одни белесые, другие блекло-бежевые, вперемежку с ними – гербарии с засушенными сельскохозяйственными злаками. В стенном шкафу виднелись за стеклами банки с заспиртованными темными комками – то ли моллюски, то ли чьи-то внутренние органы.

Отвлекающий маневр: рассчитывая, что они засмотрятся на классную комнату – самую обыкновенную, невзрачную и все равно чем-то пугающую (возможно, склизкими на вид предметами в банках с этикетками), – Римма-Анджела швырнула в гостей напольным светильником, разукрашенным золотыми птицами.

Чеус успел отреагировать, отбитый телекинетическим ударом светильник вмазался в стенку и с глухим стуком упал на ковер.

После этого началась катавасия с участием скелета и высушенных крабов – все это посрывалось со своих мест, хлынуло в дверь, закружилось вокруг людей неуклюжим сумасшедшим хороводом.

Целью был Зойг. Генри хозяйка Комнат до сих пор принимала за «своего», что не помешало ему получить по колену тяжелым гербарием с колючими остистыми колосьями. Морис издавал невнятные панические выкрики. Ему в этой сумятице тоже доставалось, и вдобавок его терзал страх.

Генри переносил происходящее немного получше. Он ведь привык быть не-участником, заинтересованным, но отстраненным соглядатаем – до такой степени привык, что сейчас это качество неожиданно сослужило ему хорошую службу. Находясь в Комнатах, в гостях у экс-террористки и маньячки Анджелы, посреди вихря предметов, которые вряд ли являлись тем, чем казались на первый взгляд, он в то же время как будто смотрел на все это со стороны. Реальные ощущения – боль в ушибленном колене, рука Зойга на горле – не могли вытеснить противоречащей здравому смыслу, но неистребимой подспудной убежденности: он на самом деле к этому не причастен, он только смотрит.

Увлекая его за собой, гинтиец отступил к стене. И то удобней, чем держать круговую оборону… Оставшийся в одиночестве Морис дико огляделся и тоже бросился к ним, втягивая голову в плечи под градом разбушевавшихся школьных экспонатов. На нем повисло, уцепившись за джемпер бугристой белесой клешней, настенное пособие из кабинета биологии. Морис по-девчоночьи визжал и безуспешно старался оторвать от себя мертвую морскую тварь.

– Анджела, я знаю, что Зойг сделает дальше! – изобразив героическую попытку вырваться из захвата, крикнул Генри. – Он попробует открыть дверь в реальное пространство! Если его воля пересилит твою, у него это получится, тогда он заберет меня с собой и сдаст Космополу!

– Сдам, обязательно, – подтвердил Чеус. – Никуда не денешься.

– Без паники, стажер! – прикрикнула Анджела. – Никто отсюда не проскочит!

«Ага, теперь я, значит, «стажер»? Всю жизнь мечтал… Главное, что я все-таки выдал ему второй пакет информации. Черт, кое-что важное осталось… Придется рискнуть еще раз».

Стена за их спинами начала колыхаться и прогибаться, словно поверхность мягкой емкости, наполненной гелем. Они снова переместились на середину комнаты. Кто знает, чего ждать от такой стены…

Положение не менялось. Вокруг бесновались копии раков, крабов и креветок с неведомой планеты (скорее всего, с Яхины, если Римма извлекла эту школьную коллекцию из своих детских воспоминаний), декоративные подушки нежной персиковой расцветки, доски с распятыми колосьями. Скелет быстро выбыл из этого хоровода – получил по черепу увесистым гербарием и осыпался на пол кучкой костей. Видимо, это Зойг его зашиб. Гинтиец хладнокровно отражал круговую атаку, однако дверь в реальное пространство не открывалась. Ничья. Как надолго его еще хватит – на час, на два?

Хладнокровно. В том-то и дело.

Для того чтобы управлять Комнатами, нужна «эмоциональная сила». Победит тот, у кого ее больше. Причем эмоции эмоциям рознь: например, от обуревающей Мориса паники проку не будет. Смятение, тревога, страх – все это лакомая пища для Комнат. Интересно, знает об этом Анджела или нет? Заманивая сюда свои жертвы, она подкармливала Комнаты, хотя, возможно, сама не подозревала, что ее развлечения обеспечивают в том числе такой эффект.

Речь идет об эмоциональной энергии, о ее интенсивности и мощи – если Генри правильно понял смысл текста, написанного изысканными извилистыми иероглифами на верхнем нийонге.