До Мориса наконец дошло, что происходит. У него даже уши оттопыренные побледнели, а губы задрожали. Сейчас он был похож на ребенка, готового расплакаться от страха и обиды. Сколько ему – двадцать два, двадцать три? Выглядит как несчастный школьник.

– Не трудитесь, я сама вам открою, – елейным голосом предложила невидимая Римма-Анджела. – Пожалуйста!

Дверь отворилась – медленно, с берущим за душу протяжным скрипом. Пустое помещение, напротив виднеется еще одна дверь, обитая рваной кожей, свисающей живописными лохмотьями. Стены сложены из бревен, в щели набиты скомканные клочки газет, грязноватый синтелон, обертки от конфет, пучки жухлой травы, блестящая елочная мишура, измочаленные презервативы, какая-то гадость, не поддающаяся идентификации.

Морис, увидев это, съежился и затрясся.

– Кирч, ты в этом свинарнике живешь? – хладнокровно поинтересовался Чеус. – Подходящее для тебя место.

– Знаешь, Зойг, мне наплевать, что ты об этом думаешь, – отчеканила в ответ на оскорбление Анджела, ее резкий напряженный голос царапнул Генри по нервам, словно железо по стеклу. – Ты зато всегда был аккуратистом, каких поискать! Помню, как ты аккуратно упаковывал в мешки товарищей, собственноручно убитых, и прятал на корабле по углам. Наверное, каждый раз после этого бегал руки с мылом мыть!

– Не товарищей. Конторских мерзавцев, которых надо было убрать.

– Контора была твоей командой!

– Нет, Кирч, в том-то и дело, что нет. Это они были командой – те, кто разгромил Контору. Потому они и победили, хотя их была горстка против целой армии.

– Они победили, потому что на их стороне был многомерник!

– А на Вьянгасе? – усмехнулся Зойг.

Генри уловил его усмешку краем глаза. Еще он видел, что Морис нетвердо, со второй попытки, поднялся на ноги и встал с другой стороны от охранника.

– Вьянгас был ошибкой. Я возражала, меня не послушали.

– На суде будешь доказывать. Возражала или нет, результат один. И если бы они не были командой, им бы не удалось раздавить остатки Конторы, которые могли дать начало новой заразе. Там обошлось без участия многомерника. Или не помнишь?

– Ага, конечно, пришел киборг и всех в лапшу!

– И я о том же. Тина была ядром их команды. Не лидером, а центром притяжения, вокруг которого сгруппировались все остальные. И когда понадобилось защитить остальных, она сделала практически невозможное – преодолела ментальное воздействие Маршала, хотя этот старый параноик соорудил супермощный усилитель, не надеясь, видимо, на собственные силы.

– Ты же всегда презирал женщин, – с подначкой, за которой ощущались недовольство и растерянность, напомнила после затянувшейся паузы Анджела.

– Не всех. А что касается Конторы – это была помесь прогнившей бюрократической машины, агрессивной тоталитарной организации и бандитской шайки, и она заслуживала того, чтобы начало ее погибели положил Саймон Клисс. Вроде есть такое направление в медицине, когда подобное лечится подобным – не припомнишь, как называется?

– Ты же когда-то сам пришел в Контору!

– Ошибка молодости. Я за эту ошибку дорого заплатил.

– А в команде у Тины был Лиргисо, преступник с Лярна, в Контору такого типа никогда бы не взяли. Знаешь, Зойг, если бы его не убили вместе с Маршалом на Сагатре, ты бы сейчас не торчал в моих Комнатах, потому что вы бы с ним давно уже друг дружке глотки перервали! И совсем не из-за идейных разногласий, по другой причине… Вы бы с ним кой-чего не поделили! Сказать вслух, о чем я?

– Кирч, вот кого я всегда презирал – это такую дрянь, как ты, что верно, то верно.

Гинтиец произнес это холодным брезгливым тоном, словно по лицу наотмашь ударил.

Ответа не последовало, снова пауза. А потом накрытая нарядным золотистым покрывалом гостиничная кровать ринулась на них, как взбесившийся бык или рванувшая с места машина – и в полуметре от людей врезалась в невидимую преграду. Словно кто-то в последний момент врубил генератор силового поля. Генри даже испугаться не успел.

– Зойг, вот ты, значит, каким стал, – настороженно, как будто взвешивая каждое слово, протянула Анджела. – Значит, у тебя тоже потенциал оказался… А ведь на пси-излучение у тебя положительной реакции не было!

– У тебя тоже. Реакция есть, если потенциал уже раскрылся, а пока он в зародыше, как не проросшее зерно, ее не будет. Это и меня, и тебя спасло от расстрела. Помнишь, бывали случаи, когда Маршал приговаривал к смерти своих, конторских – только за то, что им становилось плохо, если рядом включали пси-излучатели? Хотя сам был такой же. Неужели ты до сих пор сохранила уважение к этому старому двуличному мерзавцу?

– У всех бывают ошибки, – буркнула Анджела.

Генри понял, о чем идет речь: об излучении, болезненном, а то и смертельно опасном для тех, чьи способности выходят за рамки стандартного набора, предусмотренного человеческой природой. Существуют, кстати, защитные приспособления, древнелярнийская штучка, их можно носить, как украшения, или имплантировать под кожу. У Лейлы такие есть. И у Чеуса, наверное, тоже – вживлены так, что снаружи не заметишь. Лейла однажды протестировала Генри на это самое излучение – нулевая реакция. Расстроилась: ей очень хотелось, чтобы он оказался таким же, однако его status quo вполне устраивало.

Пожалуй, к лучшему, что вышеупомянутых способностей у него не обнаружилось, ведь если бы они были, с этим пришлось бы что-то делать. Ему хватало того, что есть: искусство, работа над книгой, общение с приятными или вызывающими интерес людьми и не-людьми… Да знай Анджела, каков он на самом деле, она без разговоров занесла бы его в разряд тех, кого полагается осуждать и ликвидировать.

Он уже опомнился от шока. Привычка наблюдать за происходящим со стороны взяла свое, и пока он добросовестно изображал заложника, ожидающего, что ему вот-вот вонзится в горло ядовитый шип, мозг анализировал обстановку и пытался разобраться в том, что случилось.

Во-первых: почему не сработала защита? Они с Лейлой допустили ошибку при переводе? Или в древнем тексте с описанием Комнат изначально содержалась неверная информация? Никаких ведь гарантий… Просто это было все, что нашлось по данному вопросу. Или ошибка вкралась, когда наносили узор именно на эту дверь – на полмиллиметра сдвинулся трафарет, какая-то из линий оказалась чуть-чуть смазана? В тексте подчеркивалось, что даже ничтожная погрешность недопустима.

В ложной спальне цветка на дверце шкафа не оказалось. Комнаты не смогли воспроизвести его, хотя все остальное – расцветка ковра, фестоны и рюши на шторах, умопомрачительная гламурная кровать – скопировано с похвальной точностью. А нарисованным на зеркале лярнийский узором Комнаты подавились: он не просто отсутствует – в том месте, где он должен находиться, зеркальное покрытие пошло трещинами, словно при соприкосновении с этой картинкой здешняя материя получила травму.

Обсудить это с Чеусом никакой возможности – Анджела услышит. Черт, ведь он мог бы кое-что подсказать, но как это сделать? И примет ли гинтиец к сведению его советы? Тот факт, что они сюда угодили, подрывает доверие к источнику, из которого Генри почерпнул информацию. Чеус, в отличие от него, не был влюблен в лярнийскую культуру; возможно, сейчас он думает, что их с Лейлой затея заведомо была обречена на провал.

Впрочем, рискнуть стоит – рискнуть и посмотреть, что из этого выйдет.

Чеус всегда был для Генри загадкой. Теперь кое-что прояснилось, но в целом он так и остался загадкой из серии «чужая душа потемки». Генри не взялся бы домысливать, что он думает по тому или иному поводу.

Диалог между бывшими террористами тем временем продолжался.

– У Маршала тогда были такие правила игры, разве не понимаешь? – попыталась защитить своего кумира Римма-Анджела.

– Старый психопат хотел быть одним-единственным и боялся конкуренции, вот тебе и все правила.

– Он потом начал учить нас, после того как Организация развалилась. А ты бы, Зойг, насчет психики лучше помалкивал! Поль Лагайм, наверное, гордится тем, что из-за него сорвало крышу у одного из элитных офицеров Конторы. Вспомни, кем ты был! И кем стал теперь…