Мало того, что оно разноцветно переливалось и мигало – вдобавок то исчезало, то появлялось каждый раз на новом месте: под матово-золотым потолком с ячеистыми светильниками, около регистрационных кабин, смахивающих на вереницу поставленных стоймя школьных пеналов, возле мозаики побитых жизнью автоматов с горячими и прохладительными напитками.

Бланка Ингер, полчаса назад сошедшая с космолайнера «Амстердам», следила за блуждающим приветствием, пытаясь угадать, где оно вспыхнет после очередного промежутка. Безнадежный номер. Ее глаза, похожие на двух тревожно мерцающих серых светляков, раз за разом оставались ни с чем. Этот фокус для того и придумали, чтобы ожидание в очереди не казалось господам туристам чересчур монотонным процессом.

Громадный зал гудел, как наполненная отголосками эха океанская раковина. Большинство присутствующих принадлежало к земной расе или же к расам, отличающимся от людей Земли незначительно. Ничего удивительного, корпорация «Иллюзориум», фактически владеющая всем Парком, специализируется на развлечениях для гуманоидов.

В этой пестрой толпе никто не выделялся на общем фоне, как бы экстремально ни выглядел. Бланка тем более не выделялась. Острые и печальные черты бледного подросткового личика. Серо-голубая «пилотская» куртка, исчерканная косыми серебристыми застежками, стильная, но слишком просторная (на два размера больше, чем требуется). Потертые джинсы и потертая дорожная сумка с прицепленным сбоку брелком.

Пышная шапка вьющихся пепельных волос придавала Бланке сходство с одуванчиком, однако главной ее приметой были не волосы, а отягощенная совесть.

Не сказать, чтобы за двадцать лет своей жизни Бланка Ингер успела натворить что-нибудь из ряда вон выходящее, просто каждый ее поступок и каждый отказ от действия тянули за собой причинно-следственные цепочки, чреватые трагедиями, техногенными катастрофами, скоропостижными смертями, воздушными и наземными авариями, прорывами на водопроводных магистралях и неловкими ситуациями для совершенно незнакомых ей людей, хотя Бланка изо всех сил старалась жить осторожно, чтобы никому не навредить.

Когда подошла ее очередь, из трех предложенных регистрационным компьютером вариантов (Вы прибыли: а) с официальным или деловым визитом; б) как турист; в) иные цели) она отметила второй. Ее задача напоминает диверсионную вылазку на территорию неприятельского государства. Или благую, но нелегальную гуманитарную миссию. Незачем раньше времени об этом распространяться.

После выполнения формальностей для нее прокрутили коротенький рекламный ролик:

Пока доброжелательный голос вещал, на экране сменяли друг друга завлекательные картинки. Потом вместо них появилась текучая цветная заставка, и открылась дверь – не та, через которую Бланка вошла, а противоположная, регистрационные кабины были своего рода шлюзами для новоприбывших.

Необъятный зал-атриум, по бурлящей толпе блуждают солнечные пятна. Под ногами шныряют черепахи-уборщики, собирая с истоптанных миллионами подошв иссиня-белых плит всевозможный мусор. Если б не эта кибернетическая фауна, здешний космопорт был бы несказанно грязным местечком.

Плавающие в воздухе огненные предостережения советовали гостям Парка не связываться с нелицензированными гидами и не оставлять личные вещи без присмотра, так как за последствия администрация ответственности не несет. На всякий случай Бланка отцепила от сумки брелок и спрятала в карман. Вряд ли кому-нибудь понадобится дешевая безделушка, но, с другой стороны, клептоманы хватают все, что под руку попадется.

На миниатюрном снимке красивая загорелая блондинка в черной майке держала золотисто-оранжевую банку с напитком, за спиной у нее сверкало на солнце море. Когда Бланке было шесть лет, этот брелок дала ей бабушка:

– Здесь хорошая тетя, которая тебя спасла.

– А почему она не спасла маму с папой? – тихо и хмуро поинтересовалась Бланка.

Разговор происходил в больнице, мама тоже была здесь, но в другой палате, и к ней никого не пускали.

– Деточка, они просто не выдержали, не дождались…

Бабушка сморщилась, словно готовилась заплакать, но женщина-психотерапевт, первое время ни на шаг от Бланки не отходившая, начала деликатно жестикулировать, и разговор свернул на другие темы – на новых кукол, на разные виды мороженого, на поход в Большой Океанариум по возвращении на Землю.

Позже, узнав подробности, Бланка решила, что брелок будет ее талисманом, и никогда с ним не расставалась. Все думали, что это портрет топ-модели Моны Янг, рекламирующей апельсиновую санду.

Большая группа мальчиков и девочек офисного пошиба целеустремленно снялась с места, освободив дорогу, и Бланка увидела впереди справочные терминалы. Сбоку, возле ребристых металлических колонн, двое босых мужчин в соломенно-желтых рясах и бисерных налобных повязках пытались всучить пачку брошюр подвыпившим краснобровым гинтийцам с сердитыми лицами, а чуть поодаль стоял Генри. Он тоже прилетел на «Амстердаме» и всю дорогу пытался Бланку снимать. Сейчас он не заметил ее, потому что с любопытством наблюдал за проповедниками, которые приставали к нетрезвым туристам с Гинта.

Секунду помедлив, Бланка повернула в другую сторону. Ничто не должно отвлекать ее от выполнения задачи… а если они вдруг столкнутся и она постарается поскорее распрощаться, Генри может обидеться. В отличие от нее, он прилетел на Парк «бездельничать и вести искусственную жизнь среди искусственных исторических памятников» – так он определил свои планы, угощая Бланку крохотными, с наперсток, незийскими пирожными в корабельном ресторане.

Чтобы избежать встречи, она обогнула сверкающий павильончик с вывеской «СТРИЖКА ЗА 5 МИНУТ» и внезапно очутилась в двух шагах от наружной стены из толстого подкрашенного стекла. За стеной простирался ад.

Как будто она в эту прозрачную преграду с разбегу врезалась, и стекло ее поймало, превратив мгновение в вечность… Или как будто ее накрыло взрывной волной… На Парке действительно есть все, что только можно себе представить. Даже это.

Ад выглядел, как скучная серая даль до горизонта, кое-где оживленная редко расставленными невысокими скалами и пятнами невзрачного кустарника. Именно таким он запомнился шестилетней Бланке – еще бы она его не узнала! Посреди слепящего светлого неба с бледными, словно вырезанными из папиросной бумаги облаками ярилось маленькое недоброе солнце. Казалось, прямо оттуда, с неба, хлынуло ощущение тоски, ужаса и собственной виновности: ты отвечаешь за все беды, какие происходят в мире, за каждое произнесенное вслух грубое слово, за каждую растоптанную травинку…

Это длилось не слишком долго. Все-таки те психотерапевты, которые мучились с Бланкой на протяжении четырнадцати лет, свое дело знали. Она вспомнила, где находится, и вырвалась из похожего на расплавленное мутное стекло кошмара. Повернулась к залу. Колени ослабли, футболка под мышками промокла от пота.