Она хорошо знала, что это: ее ребенок. Искра жизни, которую породили они с графом, и которую ее тело носило свыше трех месяцев. Слезы хлынули из глаз Элен и ручьями покатились по щекам.

Боль набирала силу. Элен заставила себя открыть глаза и посмотреть на мужчину. Вертя проволоку, он короткими рывками подтягивал ее к себе. Новая вспышка боли пронзила ее, словно молния. Элен забилась в конвульсиях и отчаянно закричала, когда ее ребенка оторвали от матки.

– Не смотри, – посоветовал «врач» с мрачным видом. Элен заставила себя сесть.

– Я хочу видеть, – прошептала она со смертельной тоской в голосе. – Мне надо.

И тут же вскрикнула от ужаса. Газета пропиталась густой липкой кровью, на ней лежал мертвый утробный плод: большая розовая головка, маленькие ручки и ножки и деформированное тельце, все в сети голубых вен. Он все еще был связан с ней пуповиной.

Теперь она знала, для чего понадобилось мусорное ведро: для ее ребенка.

Дверь за ней с шумом захлопнулась, и наступила звенящая тишина. Элен оглядела, пустую аллею. На улице все еще был день. Отвернув рукав, она посмотрела на часы. Неужели такое возможно? Она пробыла в той квартире меньше получаса, а казалось, что прошли годы.

Элен двигалась по тротуару, качаясь как пьяная. Внутри у нее все разрывалось от ужасной боли. Внезапно ее бросило в жар. Она утерла рукавом вспотевший лоб. Тело вмиг покрылось испариной, влажные волосы прилипли к голове. Вокруг лежит снег, почему же ей тогда так жарко?

Она зашаталась и повалилась на землю.

С губ Элен сорвался стон. Она медленно открыла глаза и уставилась в одну точку. Перед ней виднелось какое-то расплывчатое пятно и тонкий луч света, который, меняя очертания, плясал у нее перед глазами.

Прищурившись, Элен постепенно сфокусировала взгляд. В комнате темно, а на дворе, по всей видимости, день. Слабые лучи света проникали сквозь неплотно задвинутые шторы. Окно было открыто, и шторы шевелились, словно живые. Перед глазами Элен проплывали разнообразные видения: то танцующая балерина, то некое фантастическое существо, то скачущая белая лошадь.

Элен попыталась сесть, но тело ей не повиновалось. Измученная, она вздохнула и опустила голову на подушку. Что с ней? Почему ей так плохо?

И вдруг она все вспомнила. В нос ей вновь ударил омерзительный запах мочи и кошачьих испражнений. Она снова увидела мерзкую квартиру с полом, покрытым газетами, и толстого бородача, державшего длинную проволоку с крючком на конце, и снующих повсюду кошек, и… утробный плод.

К горлу подступила тошнота. Элен зарылась головой в подушку, словно прячась от злых демонов памяти. Занавески вздулись, и в комнате внезапно стало светло. Оказалось, что она лежит на белой подушке. Правда, накрахмаленное постельное белье было не таким шелковистым, как то, расшитое фиалками, у нее дома.

Она осторожно огляделась по сторонам. Светлое, чистое помещение без всяких кошек. Но совершенно незнакомое!

Скрипнула дверь. В комнату быстрым шагом вошел мужчина. Он приблизился к кровати и заглянул ей в лицо.

– Как вы себя чувствуете? – участливо спросил он. Элен с любопытством посмотрела на него.

– Кто вы?

Мужчина улыбнулся и включил лампу. Тотчас под тяжестью его тела просел матрас: незнакомец осторожно присел с краю.

– Я собирался задать вам такой же вопрос, – сказал он, поправляя простыню. – Но с этим можно подождать.

Он ободряюще улыбнулся и достал из кармана очечник. Вынув, нацепил на нос очки в толстой оправе, взял с прикроватной тумбочки термометр, встряхнув, одобрительно кивнул и вставил его Элен в рот. Элен покорно сжала губы и стала рассматривать мужчину.

Маленький и щуплый, с узкими плечами, которые, казалось, согнулись под тяжестью какой-то невидимой ноши. Черные волосы и борода его кое-где серебрились сединой; большой нос благородных очертаний, и выражение глубокой печали на лице. Темные, глубокие глаза, очевидно, много повидавшие на своем веку.

Выждав положенное время, он осторожно вынул у нее изо рта термометр и поднес к глазам.

– Как я и предполагал, температура стабилизировалась. Опасность миновала. Вчера наступило улучшение.

– Вчера? – удивилась Элен. И вдруг ее осенило. – И как долго я здесь пробыла?

– Четыре дня.

– Четыре дня! – воскликнула она с недоверием. – Но ведь я только что проснулась!

– Вы были очень слабы и потеряли много крови, – объяснил мужчина. – Но это пустяки по сравнению с инфекцией.

– Инфекцией? – Элен попыталась сесть, но он кивком головы уложил ее обратно.

– Лежите спокойно. Вы еще очень слабы. – Элен покорно откинулась на подушку.

– Где я? – спросила она.

– Не беспокойтесь, вы в надежных руках. Я врач. Меня зовут Симон Розен.

– А как я здесь оказалась?

– Я подобрал вас на улице. Вы потеряли сознание.

– Я доставила вам столько хлопот! – сказала она извиняющимся тоном.

– Не волнуйтесь. Мне следовало бы отвезти вас в больницу, но там в таких случаях заявляют в полицию и вам задали бы массу ненужных вопросов.

Боже, она в неоплатном долгу перед этим человеком: он не только спас ей жизнь, но и сохранил ее доброе имя!

– Не знаю, как вас и благодарить, – прошептала она.

– Глупости. Поскорее поправляйтесь, – произнес он, поднимаясь. – Сейчас я принесу вам поесть.

Элен с благодарностью кивнула, и тут вдруг на нее навалилась страшная усталость. Что ж, с обедом придется повременить. Хороший отдых принесет ей больше пользы, чем еда. Впрочем, ее надо напоить. Врач, приподняв ей голову, поднес к ее губам стакан воды.

– Я скоро вернусь, – пообещал он, когда она откинулась на подушку.

Элен слабо улыбнулась и закрыла глаза.

– Между прочим, – сказал Розен, – вы так и не назвали мне свое имя.

– Элен Жано, – прошептала она так тихо, что он едва разобрал.

Глаза ее уже закрылись, и она не могла видеть его слез за стеклами очков. Он покачал головой. «Пути Господни неисповедимы! Вот и еще одна Жано встретилась мне на пути». Элен Жано. Нахмурившись, он напряг свою память. Девочек было три. Значит, она средняя сестра.

Сняв очки, врач тщательно протер их носовым платком и, спрятав в очечник, вытер слезы.

– Спи спокойно, малышка, – пробормотал он себе под нос. – Набирайся сил, ибо они тебе понадобятся. Богу было угодно, чтобы мы встретились, и я расскажу тебе все, что знаю.

Элен проспала два дня и две ночи, а когда проснулась, сразу же забеспокоилась по поводу работы.

– Вы не могли бы позвонить в ателье мод Одиль Жоли и сказать, что я больна? И что я пока не могу приступить к работе.

– Одиль Жоли? – переспросил доктор Розен. – Кутюрье?

Элен кивнула.

Он как-то странно улыбнулся и вышел.

– Я поговорил с самой Одиль Жоли, – сказал он, вернувшись. – Она очень тревожится за вас и надеется, что вы скоро поправитесь.

– Вы ей не сказали?.. – встревоженно спросила Элен.

– Конечно, нет, – ответил он с достоинством. – Я доктор, а доктора умеют хранить врачебную тайну.

– Простите, – прошептала Элен, увидев явное огорчение на его лице. – Это очень бестактно с моей стороны.

В этот же день ей прислали из ателье огромный букет роз. Пока доктор Розен бегал за вазой, Элен вытащила из маленького белого конверта визитную карточку и с трудом разобрала: «Поправляйся скорее. Работа подождет. Ни о чем не волнуйся. Одиль Жоли и девушки».

Улыбаясь, Элен глядела на роскошные розовые цветы. Длинные стебли, бутоны едва раскрылись, нежные лепестки плотно прилегают друг к другу, а какой аромат! Одиль Жоли была жесткой и требовательной, но когда дело касалось ее девушек, она становилась доброй и отзывчивой.

На следующий день, сидя на краешке ее кровати, доктор Розен вызвался ей почитать. Книга молодой неизвестной писательницы Франсуазы Саган называлась «Здравствуй, грусть». Внезапно Элен схватила врача за руку и крепко сжала ее.

– Доктор Розен… – испуганно прошептала она.