– Ты не посмеешь!

– Не посмею? – хмыкнула Элен. – Посмотрим, Филипп.

Граф не проронил ни слова.

– Я привезла с собой все необходимые документы на покупку акций «Ле Эдисьен Элен Жано», – продолжала Элен. – Должна заметить, все они оформлены на имя Юбера и должны быть подписаны им, а не тобой. В контракте специально оговорено, что он ни при каких обстоятельствах не может продавать свои акции и должен в обязательном порядке посещать все собрания акционеров. Он обязан поддерживать со мной постоянный контакт и сообщать мне обо всех своих перемещениях, чтобы в. случае острой необходимости я могла легко найти его. Нет нужды говорить о том, что, если он нарушит хоть одно из этих условий, пленка немедленно попадет… скажем, так – в нужные руки. Граф по-прежнему молчал.

– К тому же десять процентов акций компании будут стоить всего один миллион франков. Это честная рыночная цена. Я владею девяноста процентами акций и, следовательно, вложила в корпорацию девять миллионов франков. Так что это вовсе не шантаж. Добавлю еще, что дивиденды будут выплачиваться ежеквартально.

– Ты прекрасно все просчитала, да? – с горечью спросил граф.

– Хотелось бы надеяться. Оставляю тебе документы, можешь показать их своим юристам. На решение этого вопроса я даю тебе семь дней. Если к концу срока я не получу подписанные документы и перевод на миллион франков в банк Ротшильда… – Элен беспомощно развела руками.

Граф ударил кулаком по столу.

– Мне они не нужны! – закричал он. – Я не позволю себя шантажировать!

Когда Элен ушла, он без сил опустился на стул. Внезапно на него навалилась усталость. Закрыв глаза, он долго сидел в полной тишине.

Через три дня, когда Элен вернулась в Париж, документы уже лежали у нее на столе. Она внимательно их просмотрела. Каждая копия была подписана Юбером де Леже и заверена одним из семейных юристов. Она позвонила в банк Ротшильда. На ее счет уже был переведен миллион франков. Итак, журнал «Ле Мод» приобрел свое будущее. Правда, дело принимало странный оборот. Она хотела торжества справедливости, а что получилось? Бессонными ночами она часто размышляла над этим. Было ли это действительно справедливое возмездие или просто-напросто месть? Спустя какое-то время она тем более не могла сказать ничего определенного.

Покинув Отеклок, Элен направилась в Сен-Назер. Она приказала шоферу остановиться на ночь в Рошфоре, в отеле «Субис». На следующий день, в полдень, они прибыли в Нант. И вот уже снова она едет по берегу Луары. День выдался пасмурным и серым, над землей нависли тучи; извилистая река в своем песчаном ложе в точности повторяла серые краски неба. В начале второго они уже достигли окраин Сен-Назера.

Как только она увидела дорожный указатель с названием города, странное чувство охватило ее. Она не сразу поняла, чем оно вызвано, и лишь потом до нее дошло, что это от стыда и испуга. Это был не просто страх от возможной встречи с тетей Жанин – нет, все было гораздо глубже Ведь любой встречный может узнать ее: школьные учителя, владельцы магазинов, покупатели, которые приходили в теплицу. В Париже она стала человеком, здесь же так и осталась просто Элен Жано, неловким ребенком, которого растила выжившая из ума старуха, державшая теплицы. Здесь ее всегда будут помнить именно такой, и тут уж ничего не поделаешь. Нельзя возвращаться туда, откуда когда-то уехал навсегда. Себе же хуже.

Элен посмотрела в окно. Город сильно изменился. Строились новые здания, особенно на окраинах. Ей невольно вспомнился Шульберг. И здесь жилые дома в новых кварталах здорово смахивали на коробки: та же холодная чистота, острые углы и оштукатуренные стены. Неужели красота уже не имеет никакого значения?

– Поезжайте к церкви, – попросила она водителя. Шофер сразу нашел церковь. Он медленно объехал обнесенный стеной церковный двор и подъехал к главному входу. Остановившись у обочины, помог Элен выйти из машины. Она нерешительно огляделась. На противоположной стороне улицы была мастерская каменщика, который специализировался на надгробных плитах и изваяниях. Рядом располагалась лавка флориста Эррио. Присмотревшись, Элен оторопела. Знакомое старинное здание было снесено, а на его месте выросло новое!

Элен решила заглянуть в магазинчик, но внезапно остановилась. Вместо привычной вывески «Эррио» над дверью висела вывеска «Жанин Пегюй». «Значит, старая дама процветает, – сделала заключение Элен, – и теперь царит во всем городе».

Она вернулась к машине. Увидев Элен, шофер быстро затянулся, намереваясь бросить окурок в канаву. Элен остановила его.

– Курите, – махнула она рукой. – Не могли бы вы оказать мне небольшую услугу?

– Да, мадам?

Открыв сумочку, Элен вытащила из нее несколько хрустящих купюр и протянула их шоферу.

– Купите мне цветов, пожалуйста. – Немного подумав, она добавила: – Какое-нибудь растение в горшке. Главное, чтобы было красиво.

Шофер кивнул, подождал, пока проедет машина, и скрылся в магазине. Через несколько минут он вернулся с горшком, завернутым в цветную папиросную бумагу.

– Спасибо. Я скоро, – бросила Элен, забирая цветы. Шофер проследил, как она скрылась за воротами кладбища. Элен смотрела на аккуратные ряды крестов и каменных памятников. Кладбище напоминало собой план некоего города: прямые чистые дорожки, прямоугольные участки земли, отделенные друг от друга мраморными или гранитными плитами. В центре каждой могилы располагался цветник или стояли каменные вазы для цветов. Обхватив купленное растение обеими руками, Элен смущенно осмотрелась.

Недалеко от нее в вырытой по колено яме стоял морщинистый старик. Что-то ворча себе под нос, он не торопясь делал свое дело.

– Простите, месье… – подошла к нему Элен. Старик перестал копать и, опершись на лопату, шумно отхаркался. Потом, утерев рукавом пот, улыбнулся девушке беззубой улыбкой.

– Скажите, вы, случайно, не знаете, где находится могила мадам Дюпре? – спросила Элен.

Могильщик задумчиво поскреб небритый подбородок, затем в глазах его вспыхнул живой огонек, и он махнул рукой в глубь кладбища.

– Это там, по ту сторону церкви. Третий ряд от стены, почти, что в самом центре. Там маленькая серая дощечка с черными буквами. Я хорошо запомнил могилу, потому что плиту положили, прежде чем осела земля.

Элен довольно быстро нашла могилу. Могильщик оказался прав: могильный памятник и гранитное ограждение были поставлены слишком рано и потому перекосились, а гранит даже треснул в трех местах. Могила выглядела запущенной, сквозь гравий пробивались сорняки. Элен посмотрела на соседние могилы. На той, что справа, был большой красивый цветник. Дорогое надгробие так и сверкало, а это значит, один из супругов все еще жив. Присмотревшись, Элен увидела аккуратную позолоченную надпись: «Пьер Пегюй. 1918—1955».

Элен посуровела, глаза недобро блеснули. Выходит, он умер. Неудивительно, что могила так хорошо ухожена тетей Жанин. Чья же еще преданность может быть такой слепой? Для нее Пьер был своего рода святым. Печально покачав головой, Элен вернулась к скромной могилке мадам Дюпре. Подоткнув дорогую юбку от Одиль Жоли, она опустилась на колени и принялась выдергивать сорняки. Потом врыла в землю глиняный горшок с розовой гортензией, отряхнула руки и оценивающим взглядом окинула свою работу: стало лучше, но тем не менее… Ладно, она зайдет в граверную мастерскую, ту, что через улицу, и закажет там ограждение и новое надгробие. Конечно, из мрамора. Мадам Дюпре всегда ценила качество.

Жанна аккуратно надрезала мелкую камбалу, посыпала ее солью и перцем и сбрызнула топленым жиром. Затем осторожно положила рыбу на чугунную сковородку и сунула ее в духовку. Какая-никакая, а еда.

С тех пор как родилась малышка Элен, дела шли не очень хорошо. До рождения ребенка она работала в ресторане «Маленький капрал». Потом, перед самыми родами, на ее место временно взяли новую девушку. Когда малышке Элен исполнилось шесть месяцев, Жанна вернулась в ресторан в надежде возобновить работу. Хозяин, месье Бовен, что-то мямлил, вертелся как уж на сковородке и, наконец, заявил, что не может уволить новую работницу. Жанна покорно кивнула и пошла, искать другую работу, но ничего нигде не было.