Теперь останется логически просчитать судьбу остальных земель Древней Руси. Брячислав Изяславич по-прежнему владел Полоцком. Что же досталось разбитому Ярославу? Вероятно, Новгород-Ильменский. На это могут намекать отдельные, оставшиеся целыми после правок, строки летописи. В 1026 году Ярослав с Мстиславом заключили мир у Городца. Городцом вполне может быть так ныне называемое Рюриково городище близ Новгорода-Ильменского.
В 1030 году «пошел Ярослав на чудь, и победил их, и поставил город Юрьев». Юрьев — город близ Чудского озера и не так далеко от Новгорода-Ильменского.
Никоновская летопись сообщает, что в 1029 году «Ярослав ходи на ясы и взят их». Ясы — осетины. Что делал Ярослав в исконно Мстиславовых землях? Здесь ответ прост: перед нами реликтовый остаток первоначальной правки, не вошедший в другие варианты летописей, а правка заключалась в автоматической замене в летописях имени Мстислав на Ярослав. Здесь тоже механически подправили, заменили, но получилась какая-то логическая нелепица. Более поздние «историки» поняли ошибку и просто вычеркнули фразу из других летописей, но в Никоновской она как-то уцелела. На ясов же, конечно, ходил Мстислав.
Осталось определить имя князя новгородского, т. е. по АВ — ярославского. Им был, с большой долей вероятности, старший по общей матери брат Ярослава князь Судислав. Почему? В 1036 году сразу после смерти Мстислава «всади Ярослав Судислава в поруб, брата своего, Плескове». Плесков по ТВ однозначно — город Псков, но по АВ Плесков — Переяславль, что на Плещеевом озере, недалеко от Ярославля. То есть посадил Ярослав Судислава в темницу в Переяславле.
Великое княжение Мстислава продолжалось до 1036 года. В этом году он умирает бездетным, а захвативший великое княжение Ярослав сажает в темницу брата Судислава и «иде Ярослав Новугороду, и посади сына своего Володимера Новегороде». Странное совпадение. Ярослав Мудрый согласно ТВ к этому времени владел Киевом и Новгородом уже долгие годы, но старшего сына сажает на новгородский стол ПОЧЕМУ-ТО только в 1036 году ПОСЛЕ смерти Мстислава и одновременно с этим заключает в темницу недалеко от Новгорода=Ярославля Судислава. И все эти три события происходят в одном и том же году.
По ТВ получалось, что Новгород длительное время не имел правителя. Дошло до того, что, заполняя неестественный пробел, академик Янин почему-то сообщает, что в Новгороде все эти годы правил посадник Константин, продлив, таким образом, ему жизнь на полтора десятка лет.
Для традиционной версии все это только странные и досадные совпадения, но для альтернативной версии истории это уже последовательная закономерность событий.
В скандинавских сагах имя Ярослава почти всегда связывается с Хольмгардом — Новгородом, это касается как событий, последовавших после смерти Владимира, так и событий, когда Ярослав уже был согласно русским летописям киевским князем. Но если судить по сагам, то он на киевском княжении не был, во многом это справедливо, так как захват несколько раз Ярославом Киева приводил лишь к его кратковременному княжению. Скандинавские же саги говорят о Ярославе как о новгородском князе.
В Академическом списке «Повести временных лет», приведенном Татищевым, известный список раздела земель, произведенного еще при жизни Владимира, дополнен двумя именами. Согласно этому списку Станислав получил Смоленск, а Судислав — Плесков. Как это похоже на мстительный характер Ярослава: Судислав при жизни отца получил Переяславль, через какое-то время после междо-усобицы он смог (по АВ) заполучить Новгород=Ярославль, бывшую вотчину Ярослава. И Ярослав, мстя своему брату, расправляется с ним, сажая в поруб именно в Плескове=Переяславле.
Что же произошло с Мстиславом в 1036 году? По летописи «Мстислав могуч телом», но «вышел на охоту, разболелся и умер». А где же его наследники? За 1033 годом есть только одна короткая фраза: «Евстафий Мстиславич умер». И больше ничего. Следующие 1034 и 1035 года вообще пустые, без событий. Евстафий — имя явно не княжеское, вероятно, и это имя, и эта смерть просто выдуманы монахом-летописцем. Но зачем? У меня есть только одно решение данной проблемы: Мстислав вряд ли был бездетным, поэтому появление такого сообщения в летописи сняло остроту вопроса о судьбе его наследников, мол, был один, да помер. Но если у Мстислава были дети, что же такое с ними могло произойти, раз для летописи специально придумали сына Евстафия Мстиславича?
По АВ Мстислав и вся его семья были убиты при осаде и штурме печенегами Киева. По ТВ, «печенеги пошли на приступ и схватились на месте, где стоит ныне святая София», но потерпели поражение. Но это по традиционной лживой версии. В реальности же печенеги город за-хватили и сожгли. Трудно сказать, какая при этом была роль Ярослава. Участвовал ли он сам в осаде и штурме или просто подкупил степняков, натравив их на Киев? Зная характер Ярослава, трудно предположить, что он был здесь ни при чем.
Итак, город был до основания сожжен. Киева к концу 1036 года практически НЕ СУЩЕСТВОВАЛО. И поэтому вполне естественными кажутся следующие строки о событиях 1037 года, которые вызывали затруднения не у одного поколения историков: «Заложил Ярослав город великий». Речь идет о Киеве. А в Новгородской первой летописи это событие еще отчетливее и страшней для ТВ: «Заложи Ярослав город Кыев». Так что в этом случае Киеву не то что более 1500 лет, а нет даже и тысячи.
Борис, Глеб, Мстислав, Святослав, Святополк — кто еще из сыновей Владимира мог бы пополнить этот список и к смерти которых вполне мог быть причастен Ярослав Мудрый?
В 30-е годы XVII века по указанию митрополита Петра Могилы в Киеве производились раскопки Десятинной церкви, разрушенной монголами. Там был найден мраморный саркофаг-гробница с именем Владимира Святославича, а в нем — кости со следами глубоких разрубов и отсеченной головой, при этом некоторые части скелета вообще отсутствовали. Но по «Повести…» князь Владимир умер от старости. Вот об этом: «Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привел варягов, так как боялся отца своего; но Бог не дал дьяволу радости. Когда Владимир разболелся, был у него в это время Борис. Между тем печенеги пошли походом на Русь, Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся; в этой болезни и умер».
Княжеская дружина во главе с Борисом идет на печенегов (а не натравил ли Ярослав печенегов на Киев, как это было в 1036 году при Мстиславе?). Старый Владимир остается с малой дружиной в Киеве, Ярослав собирает варягов, а дальше… Что? А дальше — находка в XVII веке саркофага с останками князя Владимира. Убитого!
На этом можно было бы закончить эту главу, но, боюсь, что читателям князь Ярослав предстал в неприглядном свете, получив от автора прозвище Окаянного. Как это далеко от того благообразного облика князя, известного нам со школьной скамьи. Но я вовсе не первый исследователь, который показал оборотную сторону поступков князя Ярослава — Мудрого и Великого (да, и такое прозвище есть у него). Вот что пишет Алексей Карпов в своем масштабном исследовании «Ярослав Мудрый»: «Источники знают и другого Ярослава — более приземленного и далеко не всегда оказывающегося на высоте своего положения. Летописцы, писавшие при жизни князя или спустя немного времени после его кончины, отмечали не только его успехи и свершения, но и его явные промахи и неудачи, приводили красноречивые примеры не только его рассудительности и благочестия, но и его чрезмерной жестокости и неблагодарности, злопамятности, малодушия или даже трусости, которые князь проявлял в самые ответственные минуты жизни… Так в трудах историков второй половины XX столетия сложился еще один образ Ярослава — некоего «хромоногого, трусливого, но властолюбивого князя, опирающегося на наемное войско и готовившего народу суровые статьи княжеского закона». Здесь А. Карпов уже сам цитирует академика Рыбакова.
Однако есть один крайне неприглядный поступок князя Ярослава, которого он не совершал. Историки считают, что «киевский князь попросту использовал для своего погребения вывезенную из Херсонеса гробницу с мощами одного из самых почитаемых в древнем Киеве святых, предварительно переложив их в новую раку». Да, дорогие читатели, считается, что Ярославу Мудрому приглянулся большой и красивый мраморный саркофаг, в котором хранились мощи святого Климента Римского. Мощи он приказал, деликатно скажем, переложить в новую раку, а себя велел после смерти положить в этой гробнице. Очень нехороший поступок. Но он его не совершал!
