– Лахлан, – задыхаясь пробормотала девушка. – Вы… это…

Венеция понимала, что бормочет, словно безмозглая дура, но в такую он и превращал ее, с его завораживающими губами и дерзкими пальцами, позволяя себе дикие бесстыдные вольности. Она не должна была разрешать ему это! Почему же позволила?

– Ты представить себе не можешь, что ты со мной делаешь, девочка! – прошептал он возле ее губ. – Не можешь даже представить.

– Я представляю, что вы… делаете со мной… – хрипло пробормотала она, когда он зубами потянул ее сосок, вызвав чувственный отклик во всем ее теле.

Вот почему она позволила ему это. Потому что он пробуждал в ней чувства, которых она до сих пор не испытывала. И потому что на этот раз он не рычал на нее, не оскорблял ее отца и не вел себя грубо. На этот раз он был тем Лахланом, которого она обожала в детстве.

Поэтому когда его бедро задвигалось между ее ног, вызывая к жизни незнакомые чувства внизу живота, девушка без колебаний выгнулась ему навстречу. Ощущать его близость было так приятно, так восхитительно…

Разве она могла предположить, что совращение дарит такое волшебное наслаждение?

– Черт вас возьми, Лахлан, зачем вы это делаете? Зачем заставляете меня испытывать такие чувства?

Он поднял голову и окинул девушку таким пылким, жаждущим взглядом, что буквально обжег ее.

– Я хотел вас с первого же мгновения, как только увидел. – Он уткнулся носом ей в грудь, щетина на подбородке приятно царапала нежную кожу. – Вы вошли в бальный зал, словно королева, одетая в платье крестьянки, и я был сражен.

Казалось, это случилось давным-давно. Она была так счастлива, что находится среди шотландцев, танцующих страспен, и любовалась тартанами, которые они с гордостью носили. А он в это время замышлял ее похитить.

Эта мысль тут же погасила всякую страсть. Вот для чего он целовал ее тогда. И скорее всего поэтому ласкает сейчас. Господи, и она разрешает ему делать то, что поклялась впредь никогда не позволять.

С замирающим сердцем Венеция опустила руку и отбросила его ладонь, ласкавшую ее между ног.

– Вы не хотели меня, – заявила она обвиняющим тоном. Ну какая же она дура! – Вы хотели похитить дочь Дунканнона!

Внезапное смущение, мелькнувшее в его глазах, подтвердило ей, что она права.

– Я хотел то и другое. И все еще хочу.

С трудом сдерживая слезы, девушка ощутила комок в горле. В том-то и беда. Он хотел обладать ею… но лишь для того, чтобы нанести удар ее отцу.

Затем он передвинулся, приподняв бедро, покоившееся между ее ног, и Венеция ощутила, как твердая выпуклость на его брюках впечаталась в нее, словно железная гиря.

Ну что ж, возможно, настало время воспользоваться его желанием в своих интересах.

Заставив себя улыбнуться, Венеция взяла его ладонь и положила туда, где она была прежде.

– Так вы действительно хотите меня, правда?

Он затаил дыхание.

– Да. И. вы отлично знаете это.

– Вы хотите меня. А я хочу вернуться домой. – Девушка судорожно сглотнула. – Может быть, я смогу заслужить освобождение, если позволю вам… некоторые вещи.

Например, видеть ее обнаженной или ласкать и целовать ее. Когда неистовое возбуждение исказило его черты, она поспешно добавила:

– Я не собираюсь отдаваться вам, вы же понимаете. Только позволю… некоторые вольности.

Какое-то время он просто смотрел на нее, как бы не в состоянии поверить тому, что услышал. Затем, к ее удивлению, он выругался, отнял свою ладонь и оперся о землю возле ее плеча.

Его темно-карие глаза опалили ее гневом, когда он низко склонился к ее лицу.

– Так, значит, вот как обстояли дела.

– Чт-то вы имеете в виду?

– Все эти ваши томные вздохи и поцелуи, то, как вы позволили мне ласкать вас, – процедил он сквозь стиснутые зубы, грозно нависая над ней. – Господи, какой же я осел!

Что-то пошло не так в ее планах, но что?

– Вы сердитесь?

– Еще бы мне не сердиться! Я думал, что вы… – Он осекся и грубо выругался, затем поднялся на ноги. – Не важно, что я думал. Должно быть, я сошел с ума. Если бы я пошевелил мозгами, то сразу бы понял, что вы просто затеяли очередную хитрость, чтобы сбежать от меня. – Лицо его пылало яростью, когда он принялся расхаживать возле нее. – Потому что благородные леди, подобные вам, никогда не станут кувыркаться в траве с шотландскими разбойниками вроде меня, если им ничего от них не нужно, не так ли?

Раз он не согласен пойти с ней на сделку и отпустить ее в обмен на определенные вольности, пусть лучше думает, что совсем ее не привлекает. Потому что если он догадается, как действует на нее…

Этого никогда не должно случиться. Иначе он соблазнит ее, чтобы превратить в орудие против отца, и тогда у нее ничего не останется, даже гордости.

– Как вы уже сказали, Лахлан, я леди. – Она поспешно поднялась и стала приводить в порядок одежду. – А леди никогда не… допускают подобных вольностей, если только они… не отчаялись.

– Отчаялись?! – Он раздраженно повернулся к ней. – Отчаялись спасти шкуру своего лживого отца?

– Спасти свою собственную шкуру, – огрызнулась она.

– Я с самого начала говорил вам, что ничего с вами не случится; если ваши родственники будут соблюдать инструкции.

Ей потребовалась вся ее воля, чтобы держать себя в руках.

– Я знаю, что вы сказали, но все это полная чушь. – Она подтянула вверх и зашнуровала свой корсет. – Со временем какая-нибудь служанка в гостинице заметит, что меня в номере нет. Она скажет об этом другой, та еще кому-нибудь, и слухи расползутся повсюду, пока весь Эдинбург об этом не узнает. Что бы вы там ни говорили, но мое будущее безвозвратно потеряно.

Он насмешливо взглянул на нее с высоты своего роста:

– Поэтому вы решили торговать собой?

– Нет! Я просто подумала, может, вы захотите…

– Помучить себя созерцанием ваших прелестей? Как же мало вы знаете о мужчинах! – Он продолжал ходить туда-сюда, сжав кулаки. – Лицезрение ваших достоинств только заставляет меня желать большего.

– Ну и что, все равно вам этого не видать, – огрызнулась она.

– Я это знаю, будьте вы прокляты! Об этом я и говорю! Вы сильно рисковали, искушая меня подобным образом…

– Я искушала вас? Это вы все начали!

– Только потому, что подумал, что вам это тоже нравится! – Он остановился в нескольких футах от нее и добавил язвительно: – Я не уверен, что вы только притворялись.

Венеция завязала шелковые шнуры своей накидки.

– Но я в самом деле притворялась, – солгала она. – Я подумала, что это может несколько… смягчить вас.

Желваки заходили у него по скулам.

– Глупая чертовка. В следующий раз лучше пойте, так будет безопаснее.

– Вы говорили, что вам не нравится мое пение, – обиженно возразила она.

– Это гораздо приятнее, чем видеть вас под собой, делающей вид, что вам нравятся мои ласки… – Странное выражение промелькнуло у него на лице. Затем он посмотрел на свою ладонь, потирая пальцы.

Когда девушка в следующий раз встретилась с ним взглядом, глаза его горели так, словно видели ее насквозь.

– Значит, вы не испытывали никакого удовольствия от наших поцелуев и ласк, так что ли?

– Абсолютно никакого, – сказала она ледяным тоном, какой сумела изобразить. Нужно постараться, чтобы он ей поверил. – С чего бы?

– И вам ничуть не понравилось, когда я ласкал ваше заветное местечко…

– Конечно же, нет! – воскликнула она, покраснев до корней волос. Как он посмел так открыто говорить об этом? – Я не настолько испорчена, как вы думаете.

Лахлан подошел к ней, прищурившись.

– Значит, вы только пытались смягчить меня, когда побуждали подарить вам облегчение? В этом вы хотите меня убедить?

Встревоженная его странным напором, Венеция потупила взгляд, сосредоточенно застегивая накидку дрожащими руками.

– Именно в этом. Ведь я, в конце концов, Принцесса Гордячка.

– Да. – Лахлан взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в лицо. – Вы Принцесса, согласен. – Он погладил пальцем ее нижнюю губу, и ее охватила дрожь, хотя она пыталась изо всех сил сдержаться.