(Автор: Александр Комозин)

Данная статья написана с использованием текста моей статьи, подготовленной по заказу итальянского журнала «Лимес» для специального номера этого журнала, посвященного России при президенте Дмитрии Медведеве. - Прим. автора.Изменится ли, а если да, то насколько радикально, внутренняя и внешняя политика России после того, как в мае 2008 года главный кабинет в Московском Кремле займет 42-летний юрист Дмитрий Медведев? Этот вопрос в последние месяцы звучал так часто, что явно выдавал желание вопрошающих увидеть в ближайшие годы какую-то другую, а не ту, что проводил Владимир Путин, политику России.Чем бы ни руководствовались те, кто постоянно задает этот вопрос, - здоровым любопытством или нездоровыми пристрастиями и фобиями, - я постараюсь на него ответить. Но прежде всего в самом начале этой статьи в качестве увертюры к ней хочу предложить читателям ответить на другой вопрос, который поставлю сам: а нужно ли самой России и всему миру, чтобы политика президента Медведева радикально отличалась от политики президента Путина?Для облегчения ответа на этот вопрос перечислю некоторые неоспоримые факты, связанные с президентством Путина, относящиеся как к внутренним делам России, так и к ее месту и роли в международной политике последнего восьмилетия.Россия при ПутинеВладимир Путин официально возглавил Россию в начале 2000 года, а фактически - в августе 1999-го, с того дня, когда потерявший всякую опору как в народе, так и в элитах президент Борис Ельцин предложил кандидатуру Путина в качестве главы правительства и она была утверждена парламентом.Напомню, что в тот момент началась вторая чеченская кампания, в случае неудачи которой от России наверняка были бы отторгнуты территории нескольких северокавказских республик, что послужило бы началом как минимум двух катастрофических - не только для нашей страны - процессов: Большой кавказской войны с участием как всех кавказских государств, так и внешних сил, в том числе исламских террористов, а также, скорее всего, второго (после 1991 года) распада России, возможно, уже необратимого.Владимир Путин, тогда еще только премьер-министр, причем впервые занявший такой высокий пост, фактически возглавил ведение чеченской кампании, в течение двух-трех месяцев привел ее к военному и политическому успеху (хотя в целом процесс военного и политического «умиротворения Чечни» длился еще несколько лет). Это - ключевой момент властной карьеры Путина, о котором сегодня по разным причинам мало вспоминают и говорят, но который предопределил не только все его дальнейшие шаги уже в качестве президента страны, но и снял самую острую и драматичную на тот момент проблему России. Фактически - проблему, ставившую под вопрос само ее существование.Одного этого было достаточно, чтобы Путин вошел в историю нашей страны как великая фигура, но это было только начало.За время правления Путина была полностью прекращена позорная и длившаяся при Ельцине годами практика невыплаты зарплат и пенсий, а сами они резко выросли. Число граждан, относимых официальной статистикой к разряду бедных, уменьшилось как минимум в два раза.При Путине ежегодные темпы экономического роста стабильно составляли 6-7 процентов. В три раза был сокращен государственный долг России, а ее золотовалютные резервы выросли многократно, достигнув полутриллиона долларов (третий показатель в мире).По объему ВВП Россия поднялась на 6-7-ю позицию в мире. Дефицит государственного бюджета сменился профицитом, а кроме того, за счет сверхдоходов от роста цен на нефть был создан Стабилизационный фонд, объем которого сопоставим с размерами золотовалютных запасов.Снижены налоги, и, в частности, установлен неизменный на протяжении уже нескольких лет единый для всех 13-процентный подоходный налог, позволивший приостановить и повернуть вспять отток частного капитала из страны.Россия обзавелась своими транснациональными корпорациями, в первую очередь - в топливно-энергетической сфере, что сделало ее более активным игроком в мировой экономике. Капитализация российских компаний увеличилась многократно, что, естественно, сказалось на росте доходов не только их владельцев и топ-менеджеров, но и рядовых сотрудников.Путин, и это отмечают практически все, «деприватизировал» государственное управление, подпавшее при Ельцине под контроль группы частных лиц - владельцев крупнейших корпораций, так называемых олигархов, когда-то в буквальном смысле слова ногой открывавших любую дверь в Кремле или в здании правительства.»Деприватизация» государства прошла не без политических издержек, в частности - не без свертывания некоторых демократических процедур и процессов, но в результате в стране была восстановлена система государственного управления, а также подконтрольность армии, спецслужб, правоохранительной системы не интересам частных лиц и коммерческих структур, а государству. Результатом этого стала политическая стабильность, вызывающая раздражение у меньшинства, но вполне удовлетворяющая большинство населения, хорошо помнящего «свободу» 90-х, фактически обернувшуюся «войной всех против всех», главные жертвы в которой были принесены как раз этим большинством. После 2004 года ушли в прошлое масштабные теракты и захваты заложников, а уровень террористической активности в целом резко снизился.При Путине были фактически восстановлены международный статус и политическое влияние России как великой державы наряду с США, Евросоюзом и Китаем - одного из четырех главных геополитических центров мира. Более того, при Путине и его устами Россия внятно и громко заявила, что намерена, как и прежде, до обвала 90-х, проводить независимую внешнюю политику и более никому не позволит вмешиваться в свои внутренние дела.Несмотря на многочисленные домыслы на сей счет, - в частности, относительно того, что при Путине Москва якобы рассорилась со всеми своими соседями, - Россия остается самой привлекательной как для иностранных инвесторов, так и для простых людей страной постсоветского пространства. И ее привлекательность при Путине настолько возросла, что для меня, например, очевидно углубление и расширение реинтеграционных процессов на этом пространстве - процессов, имеющих тенденцией складывание вокруг России нового политического, военного и экономического союза из числа стран и территорий, образовавшихся в результате распада СССР. Не очень хорошо рекламируемый «проект Россия» по-прежнему и все больше и больше привлекает к себе тех, кто готов в него включиться на союзнических принципах или даже путем полного вхождения в состав России.Наконец, своим исключительно смелым (на фоне пессимистических стенаний и «прогнозов обреченности» большинства профессиональных экспертов) и дальновидным, в полном смысле этого слова стратегическим (не столько в плане методов, сколько в принципе) решением радикально изменить демографическую политику страны Путин впервые подошел фактически ко второй самой главной (экзистенциальной уже не территориально, а биологически) проблеме России. И кажется, сдвинул ее с мертвой точки. (Замечу, что государственным топ-менеджером этой новой, революционной, пусть еще и не до конца разработанной демографической политики Путин сделал именно того, кого позднее избрал и своим политическим наследником. Вряд ли это простое совпадение, но если и совпадение, то из числа таких, которые далеко перерастают уровень простого символа или имиджмейкерских предвыборных проектов.)Список этих и иных достижений Путина можно продолжать, но и сказанного, думаю, достаточно, чтобы понять: в глазах большинства населения России Владимир Путин не просто хороший, а успешный и даже сверхуспешный президент. И это тем более очевидно потому, что у этого большинства еще свежи воспоминания о том, с чем подошли к финалу своего президентства предшественники Путина в Кремле - Михаил Горбачев и Борис Ельцин.Конечно, я бы мог составить параллельный и в каком-то смысле не менее впечатляющий, особенно при определенной предвзятости, список неудач, провалов и ошибок Путина. Но вряд ли этот список перевесит в глазах русских избирателей то и еще многое сверх того, что я перечислил выше.Итак, захотело бы большинство населения какой-либо иной страны, чтобы политический курс, обеспечивший такие впечатляющие результаты, после ухода прежнего президента был изменен его преемником на какой-то абсолютно и радикально новый? Ответ очевиден.А теперь взглянем на путинскую Россию с внешней стороны, со стороны ее соседей и международных партнеров.Здесь я не буду ничего утверждать, а только задам несколько вопросов, на которые хотелось бы получить честные и свободные от пропаганды ответы.Разве за восемь лет президентства Путина Россия развязала какой-нибудь вооруженный конфликт, а тем более полномасштабную войну против какой-либо другой страны?Можно ли назвать любой регион мира, Европы, постсоветского пространства, где в результате действий России за эти восемь лет было свергнуто какое-либо правительство, возобновился замороженный ранее конфликт, распалось или было разделено какое-либо государство?Разве Россия за эти восемь лет разместила где-нибудь за рубежом свои военные базы?Разве углубила своими действиями путинская Россия все более и более реальный, на мой взгляд, и чреватый трагическими последствиями «конфликт цивилизаций», в частности - на исламо-христианском направлении?Разве за эти же восемь лет Россия закрыла свою территорию от зарубежных инвестиций, товаров, людей или идей?Разве все эти восемь лет Россия не служила надежнейшим поставщиком энергоресурсов в те страны, включая и западные, с которыми имела соответствующие договоры?Разве Путин не учитывал озабоченности других стран, в частности - западных, порой придерживаясь собственных оценок происходящего в конфликтах и коллизиях вокруг Ирака, Ирана, Северной Кореи, палестино-израильского противостояния?И таких вопросов тоже можно задать много.Конечно, при этом Россия пыталась (не всегда, к сожалению, удачно) прежде всего отстаивать собственные национальные интересы, причем так, как она сама их понимала. Но думаю, это самое последнее, что могут поставить ей в вину другие субъекты международной политики - столь же независимые, как Россия, или находящиеся в вассальных (пусть и декларируемых как равноправно-союзнические) отношениях с теми, кто может позволить себе полноценную и полномасштабную международную субъектность и настоящий внутренний суверенитет.Если и могут возникнуть неудобные вопросы (другое дело, насколько обоснованные хотя бы в смысле учета всех обстоятельств, в которых был вынужден действовать второй президент) к внешней политике Путина, то, скорее, у граждан России. И суть этих вопросов очевидна: почему ярких заявлений было больше, чем ярких практических результатов? Но это уже тема другой статьи.Как мне представляется, если честно ответить на все поставленные выше вопросы и отказаться (хоть на время - я понимаю, что надолго не получится) от антирусских фобий, которыми политики и элиты некоторых стран страдают на протяжении последних трех веков, то естественным путем приходишь к выводу, что и окружающие Россию страны, и другие ее международные партнеры не заинтересованы в том, чтобы Дмитрий Медведев отказался от политического наследия Владимира Путина.Разве что в одном случае: если ты хочешь, чтобы роль и влияние России в мире минимизировались до уровня, который позволит вообще игнорировать ее интересы и действия.Я понимаю, что у некоторых международных игроков такое желание присутствует и никуда не исчезнет в будущем. Но тут уже никто им ничем не сможет помочь. В том числе и третий русский президент Дмитрий Медведев. Хотя что-то неизбежно новое (надо думать, неопутинское, модернизированное путинское, но, конечно, не антипутинское) в его политическом курсе - в сравнении с тем, что было при Путине-президенте, - безусловно, проявится.Впрочем, в данной статье нельзя не процитировать слова, произнесенные самим Владимиром Путиным на пресс-конференции в Москве 8 марта этого года. Фактически прямо отвечая на уже превратившийся в расхожий вопрос, вынесенный в подзаголовок данной статьи, Путин сказал: «Конечно, я уже давно привык к ярлыкам, согласно которым трудно разговаривать с бывшим агентом КГБ, но хочу вам сказать следующее: Дмитрий Анатольевич Медведев будет свободен от того, чтобы доказывать свои либеральные взгляды, но он не меньше в хорошем смысле слова русский националист, чем я. Не думаю, что нашим партнерам будет с ним проще. Во всяком случае, это человек, который настроен патриотически и будет самым активным образом отстаивать интересы Российской Федерации на международной арене».Ключевые слова в этом пассаже из путинского выступления выделил я. При этом замечу, что выражение «русский националист» Путин употребил, разумеется, не в этническом, а в политическом смысле.Президентский курс-2008-2011: неизбежноеДмитрий Медведев младше Владимира Путина на 13 лет. В принципе это люди разных поколений, хотя и принадлежащие к одной политической команде.Путин вывел Медведева на большую политическую сцену, провел его по лабиринтам сначала высшей аппаратной, а затем и практической политики. И наконец - назвал своим преемником на посту президента.То есть формула «Медведев - человек Путина» наполнена самым точным и реальным жизненным содержанием. И пока сам Медведев ни разу от нее не отрекся.Однако, как известно, преемником Путина мог оказаться и другой его выдвиженец - Сергей Иванов, когда-то секретарь Совета безопасности, потом министр обороны, затем - так же, как и Медведев, первый вице-премьер правительства.Сергей Иванов - ровесник Путина, по сложившемуся расхожему мнению, больше, чем Медведев, придерживается державнического курса, менее либерален, более критически относится к Западу.Несмотря на эти различия, в случае выдвижения кандидатом в президенты «от Путина и его партии» Сергея Иванова наверняка тоже возник бы вопрос относительно того, как сильно и в какую сторону изменится курс Кремля при новом хозяине. И на этот вопрос тоже нужно было бы отвечать.А если представить себе третью фигуру возможного преемника, четвертую и так далее, то можно ли было ждать, что каждый раз ответ на один и тот же вопрос, лишь с подстановкой иной фамилии, был бы другим? Конечно, нет.Президент - это прежде всего не персона, а функция.Стратегические цели России определились при президентстве Путина не по его прихоти, желанию или из-за его идеологических воззрений и психологических особенностей, а в силу неизбежности, исторической и геополитической предопределенности. И именно этим в первую очередь будет руководствоваться новый русский президент, какую бы фамилию он ни носил.Практически в самом начале своего президентства Владимир Путин произнес фразу, не им придуманную и не им впервые оглашенную, но приобретшую значение стержня национальной стратегии именно потому, что эти слова наконец-то были услышаны из уст главы государства: «Либо Россия вновь станет великой державой, либо ее не будет вовсе».Вот категорический императив политического курса любого президента России, если только он хочет руководить страной, которая по-прежнему является Россией, а не чем-либо иным, и если он хочет удержаться у власти в этой стране.Политический класс России может сколь угодно долго и яростно спорить внутри себя относительно того, как конкретно реализовывать этот курс, наполнять ли его более либеральным или более авторитарным содержанием, ориентироваться ли во внутреннем устройстве России на «классические западные демократические модели» или на традиционные русские этатистско-патерналистские. И такие споры, причем весьма острые, в политическом классе России постоянно ведутся. Но этот класс откажет в доверии любому главе государства, который поставит под сомнение либо сам стержень национальной стратегии, либо, официально не отказываясь от процитированной выше формулы, практической политикой сведет ее к чему-то существенно иному.Еще скорее откажет в доверии президенту, отклонившемуся вниз или в сторону от «курса Путина», российское общество. И это несмотря на то, что и внутри общества находится много критиков завышенных амбиций России, а также «путинского авторитаризма» и сторонников «более скромных, но более прагматичных целей» и возвращения в «царство ельцинской свободы».И никакая «политическая стабильность», никакой «кремлевский авторитаризм», никакой «административный ресурс» (система административного управления из Кремля политическими процессами в стране либо жесткого контроля над этими процессами), никакая, если использовать термин, введенный мною еще в начале 2000 года, «управляемая демократия» не помогут сохранить власть надолго тому, кто, находясь во главе России, принесет в жертву кому-либо или чему-либо постулат «чтобы быть, надо быть великой».Из этого фундаментального посыла также практически с неизбежностью вытекают некоторые основные направления внешней и внутренней политики третьего президента России.Но прежде чем перечислить их, отмечу, что вариативность политического курса Медведева в рамках реализации основной стратегической цели будет связана, скорее, с методами ее достижения, с формами и направлениями активности государства ради достижения этой цели. Вариативность эта довольно обширна, она, безусловно, не загнана в прокрустово ложе того, что можно было бы назвать «путинской догматикой», если брать проводившуюся Путиным в 1999-2008 годах политику как сумму свойственных именно ему персональных интерпретаций того, что можно и должно было делать.К вопросу о либерализмеМедведева как человека, как политика и как президентаКремлевские политтехнологи и пиарщики, которым была поручена предварительная раскрутка Дмитрия Медведева как одного из возможных преемников Путина на президентском посту, разумеется, пытались использовать те черты кандидата, которые были ему реально свойственны, а оттого и естественны.Действительно, Медведев как профессиональный юрист-цивилист является убежденным сторонником создания в России правового государства (в последних своих предвыборных речах он, в частности, несколько раз декларировал цель преодоления характерного для России «правового нигилизма»).Безусловно, Медведев, во всяком случае, до тех пор, пока он не взял в свои руки рычаги реального управления государством, инстинктивно более демократичен, чем Путин, тоже, как известно, юрист по образованию, но уже прошедший (помимо часто ставящихся ему в вину годов службы в КГБ) более чем восьмилетнюю практику такого управления и во внутренней политике, и во внешней (что, очевидно, привело его к особо глубокому разочарованию по крайней мере в некоторых составляющих западной модели демократии). Но и Медведев, рискну предположить очевидное, прекрасно не только понимает, но и по собственному опыту знает, что некоторые, часто очень важные, а порой и чрезвычайно важные проблемы в реальных, а не предполагаемых «учебниками по демократии» обстоятельствах текущей жизни и политики России (впрочем, не только России, но и самих западных демократий) неавторитарными (или - мягче - некомандными) методами решить, тем более решить так быстро, как это требуется, просто невозможно.Впрочем, откуда вообще родилась уверенность в том, что Дмитрий Медведев в отличие от «авторитарного Путина» демократ прямо-таки западного образца? Разве он хуже Путина знает российскую историю и современность? Разве не он в качестве председателя совета директоров «Газпрома» призван был вернуть эту крупнейшую российскую корпорацию под контроль государства и успешно реализовал эту цель? Разве не Медведев был руководителем администрации президента при Путине, то есть возглавлял, так сказать, генеральный штаб российской политической системы и российской бюрократии, которые используют, как известно, не только демократические, но и авторитарные методы руководства страной?Я, правда, предпочитаю называть эти методы иначе - сетевыми и иерархическими, а кроме того, не вижу ничего предосудительного в использовании и того, и другого. Если, конечно, пропорция близка к оптимальной (что бывает далеко не всегда) и каждый метод применяется там и тогда, где и когда он дает наибольший позитивный эффект для роста благополучия общества и его развития.И я совершенно не могу представить, чтобы Дмитрий Медведев, будучи президентом и возжелав сохранить свой образ «демократа», при принятии и проведении в жизнь действительно важных решений руководствовался бы необходимостью поддерживать этот образ, а не политической ответственностью и оценкой того, какой из двух методов быстрее и эффективнее приводит к достижению желаемого результата.Кстати, совершенно очевидно и может быть подтверждено многочисленными примерами, что в действительности во внутренней российской политике и при Путине использовались не чисто демократические в одном случае или чисто авторитарные в другом методы управления, а по большей части их комбинации. Например, иногда авторитарно принятое решение проводилось в жизнь с помощью демократических процедур. А иногда и демократический выбор поддерживался или гарантировался командно-административными, или авторитарными, методами.Один из истоков породивших позже специально культивировавшийся имидж Медведева как «демократа и даже либерала» лежит в его интервью журналу «Эксперт» двухгодичной давности, в котором будущий президент России внешне пренебрежительно отозвался о только-только появившейся тогда концепции суверенной демократии, предложенной, между прочим, его коллегой и несколько ранее - непосредственным подчиненным, заместителем главы президентской администрации Владиславом Сурковым.Отвечая на вопрос о своем отношении к этой концепции, Медведев поставил под сомнение ее ценность и, в частности, сказал, что не видит смысла и необходимости присоединять к слову «демократия» какое-либо определение, ибо демократия либо есть, либо ее нет.Именно с этого момента утверждения о том, что Медведев отверг авторитарную кремлевскую концепцию суверенной демократии и выступил в поддержку демократии чистой, западного образца, и пошли гулять по средствам массовой информации и интеллигентско-интеллектуальным кругам.Прежде всего должен сказать, что формально упрек Дмитрия Медведева самому термину «суверенная демократия» несправедлив и ненаучен. Достаточно открыть любой политологический словарь, чтобы обнаружить множество статей, где слово «демократия» сопровождается определением: представительная демократия, демократия участия, элитарная демократия, плебисцитарная демократия и пр.Кстати, тот политический режим, который ныне существует в России и в рамках которого Дмитрий Медведев был избран президентом не как выдвиженец масс избирателей или реально конкурирующих за власть партий, а именно как человек «команды Путина», «преемник Путина», «продолжатель курса Путина», более всего близок не к какой-то абстрактной безэпитетной демократии, а именно (и это, конечно же, знает юрист и политик Медведев) к демократии плебисцитарной. Каковая, на мой взгляд, у нас в России и имеет место - в сложной смеси с протодемократическими и квазидемократическими институтами, но все равно - при доминировании бюрократии как единственного реального властно-владетельного класса. Что еще более усугубляет данную политическую проблему - это крайне слабо выраженное разделение властей, практическое отсутствие местного самоуправления (которое вообще-то обычно выращивается десятилетиями, если не столетиями) и совершенно неразвитая система партий, институциональный и субстанциональный кризис института которых мы, на мой взгляд, наблюдаем во всем мире.Словом, видеть в современном политическом режиме России, назови его путинским или как-то иначе, некую уже сложившуюся данность, нечто завершенное, а потому вечное, не только бессмысленно, но и глупо. Политический транзит России или по крайней мере транзит ее политического устройства продолжается, и принимать силуэт вокзальной постройки на одной из очередных станций этого транзита за архитектуру державного здания главного вокзала в конце магистрали могут только предвзятые наблюдатели, архитекторы из конкурирующих фирм либо уставшие в пути пассажиры нервно и неровно двигающегося с 1985 года поезда.Но главное даже не в этом. Концепция суверенной демократии, активным апологетом которой я, не стесняясь того, являюсь, содержательно полностью соответствует политическим взглядам Медведева, как только он декларирует эти взгляды не в обобщенно-теоретическом или футурологическом контексте, а применительно к реальным проблемам и целям российской политики. Ибо концепция суверенной демократии, если даже Медведев-президент наложит для подчиненных табу на использование этого термина, предполагает всего лишь то, что Россия развивает собственные демократические институты, во-первых, с учетом своих исторических традиций, конкретных реалий современной обстановки и темпами и в сроки, которые она сама определяет; во-вторых, при этом она совершенно исключает какое-либо внешнее вмешательство в свои внутриполитические дела и процессы, а также претендует на самостоятельную и независимую внешнюю политику, определяемую прежде всего национальными интересами самой России.Вчитайтесь в тексты любых выступлений и статей Медведева, и вы увидите, что при гораздо более «либеральной», чем у Путина, риторике он рано или поздно выходит именно на такое определение политики России.Кстати, в одном из последних таких интервью, которое должно войти в готовящуюся к выходу в свет книгу о Медведеве, журналист специально задал ему вопрос о его идеологических предпочтениях и о том, как эти предпочтения скажутся на политике, которую он будет проводить в качестве президента.Дмитрий Медведев ответил в том духе, что он, конечно, рыночник, но и роль государства в развитии сегодняшней экономики, особенно в России, чрезвычайно велика. Что он, конечно, выступает за наращивание демократических тенденций в обществе и укрепление независимости судов, а также за прочие правильные и вполне очевидные вещи. Но, говорит Медведев, переходя к внешней политике, когда ты действуешь как президент России на международной арене, ты должен руководствоваться не собственными идеологическими предпочтениями (это нужно оставить для внутриполитической борьбы), а национальными интересами своей страны.По-моему, вполне ясно и определенно.Рамки неизбежногоИтак, рискну предложить список тех направлений российской внутренней и внешней политики, которые при президентстве Дмитрия Медведева неизбежны и будут реализовываться с той или иной степенью последовательности.Первое. Продолжение политической реформы с целью приближения к оптимальной схеме политического устройства, единого представления о которой ни в собственно политической, ни в экспертной среде не имеется. Следовательно, политическое реформирование будет осуществляться методом проб и ошибок при сохранении некоторых уже сложившихся констант: президентская республика, федеративное устройство с сильными централистскими началами для поддержания территориальной целостности страны, формально многопартийная система при сохранении доминантной роли партии власти - «Единой России» и пр. При этом, безусловно, будет сделана попытка резко усилить независимость судебной власти.Второе. Укрепление института частной собственности, при этом форсированное его развитие в той части, которая касается мелких и индивидуальных собственников.Третье. Сохранение, учитывая социалистические традиции, доминирующие в сознании и поведении значительной части населения, государственного патернализма во взаимоотношениях власти и общества. Вообще проблема оптимального для России соотношения «патернализма» и «либерализма», до сих пор не решенная ни теоретически, ни практически, остается одной из главных неясностей при попытке прогнозировать будущую конструкцию российской власти и ее отношений с обществом.Четвертое. Константой, безусловно, является многократно провозглашенное стремление перевода российской экономики на инновационный путь развития, связанный прежде всего с созданием широкой сети наукоемких и высокотехнологичных производств. Но и здесь пока, скорее, ясны цели, чем способы их достижения.Пятое. Государственная составляющая в экономике России по-прежнему останется очень весомой. Как в силу традиций, так и по той причине, что и в политической, и в экономической сферах именно государство рассматривается как главный инициатор и двигатель реформ и инноваций. И по сути, это правильное представление о реальности.Шестое. Безусловно, Россия будет продолжать процесс создания и вывода на международную экономическую арену своих транснациональных корпораций, рассматривая успех в этом деле как одну из важнейших предпосылок желаемого уровня конкурентоспособности России как субъекта международной политики и экономики.Седьмое. Будет реализована попытка превращения рубля в одну из мировых резервных валют, ибо без достижения этой цели правящий класс России уже не видит возможности сохранения экономической, а следовательно - и политической независимости страны.Восьмое. Уровень политических и гражданских прав и свобод при президенте Медведеве понижаться не будет, но не потому, что сам Медведев в отличие от Путина является «большим демократом и либералом» (хотя, скорее всего, он все-таки «больший демократ и либерал»), а просто потому, что дальнейшего понижения этого уровня не требуется с точки зрения власти и оно не будет поддержано значимыми слоями общества. Не следует ждать и резкого повышения этого уровня - кремлевские власти, достаточно свободные интеллектуально, опасаются любого проявления политического революционизма как в собственной политике, так и в обществе, предпочитая медленное, если не получается стремительного, эволюционирование революционным скачкам.Девятое. В одном из своих предвыборных выступлений Дмитрий Медведев прямо сказал, что России требуются несколько десятилетий спокойного мирного развития. Это - желаемый сценарий, который, конечно, может быть сломан какими-то не зависящими от России международными конфликтами или действиями других главных геополитических субъектов, но которого Медведев будет пытаться придерживаться. Следовательно, совершенно исключено - без какой-либо крайней нужды - инициативное участие России и ее Вооруженных сил в войнах, вооруженных конфликтах или силовых противостояниях с кем-либо.Десятое. Главной проблемой здесь остается, однако, непредсказуемость поведения доминирующего субъекта мировой политики, а именно - США и подконтрольного им блока НАТО. Россия и при Медведеве, безусловно, будет рассматривать как прямую (если она даже «всего лишь» потенциальная) угрозу своей безопасности и как прямое ущемление своих национальных интересов включение в НАТО Украины и Грузии. Причин для этого более чем достаточно, но я назову три главные. Во-первых, переход под контроль США исторических русских территорий, оказавшихся при распаде СССР в составе Украины, а также проживающего на этих территориях русского населения, численность которого достигает 15 миллионов человек, то есть закрепление статуса русской нации как разделенной. Во-вторых, превращение соседних с Россией стран в окраины американской империи, территория которых в случае развертывания новых войн между США и исламскими режимами превратится в непосредственный театр военных действий. В-третьих, окончательное превращение Черного моря во «внутреннее озеро» США и НАТО, что фактически полностью поставит под контроль вооруженных сил этих военно-политических субъектов всю южную военную инфраструктуру России и соответствующие формирования ее Вооруженных сил. В случае перехода за эту красную для российской дипломатии и российских стратегических национальных интересов черту Москва вынуждена будет, даже при всем стремлении Медведева к десятилетиям спокойного и мирного развития, пойти на признание независимости Абхазии и Южной Осетии, а заодно, возможно, и Приднестровья, а также поставить вопрос о территориальной принадлежности Крыма и других населенных русскими регионов Украины.Одиннадцатое. Продолжение интеграционных процессов на постсоветском пространстве с безусловной целью создания (воссоздания) вокруг России как исторического союзообразующего центра данного субрегиона военного, экономического и политического союза государств - желательно в наиболее обязывающей договорной форме.Двенадцатое. Медведев попытается интенсифицировать поиски на условиях, не ущемляющих интересы России, компромисса с Евросоюзом, но опыт показывает, что эта цель - и как раз по вине Евросоюза и стоящих за его спиной США - недостижима. Это не будет означать, что в результате срыва таких попыток Медведев автоматически переведет Россию в разряд «младших партнеров Китая», но, безусловно, усилит политическую отчужденность в Европе и подвигнет Москву к большему игнорированию запросов и интересов ЕС в пользу других мировых игроков. К этому же приведет и попытка исключения России из «большой восьмерки», за что ратуют сейчас практически все кандидаты в президенты США. Кстати, такое решение стало бы худшим подарком от Запада новому президенту России, ибо сразу же поставило бы под сомнение его международную легитимность как главы государства - прежде всего в глазах граждан самой России. Такое развитие событий почти с неизбежностью приведет к досрочному возвращению Владимира Путина на президентский пост.Тринадцатое. Совершенно категорично можно утверждать, что Россия будет пытаться наращивать свою мощь и свое значение как самостоятельного и независимого центра мировой политики с тем, чтобы в любом случае и при любом повороте событий остаться среди четырех-пяти геополитических центров, к числу которых на данный момент относятся США, Евросоюз, Китай и сама Россия.Четырнадцатое. Россия по-прежнему будет придерживаться принципа соблюдения сложившейся за последние десятилетия системы международного законодательства и определяющей роли ООН. И не потому, что она не видит реальностей, размывающих эту систему, или слабостей, отчетливо проявляющихся в функционировании ООН. Просто Россия не может себе позволить, чтобы новая политическая архитектура мира в своих формальных проявлениях складывалась без ее участия и без учета ее мнения. В этом смысле очевидными союзниками России станут (и потенциально уже ими являются) Китай и другие крупнейшие развивающиеся страны Азии, Латинской Америки и Африки.Пятнадцатое. Наконец, Дмитрий Медведев прекрасно понимает, что главное условие реализации стратегических целей России лежит в сфере демографической политики. И именно этой политике (в широком ее понимании) Кремль под руководством Медведева и возглавляемое Путиным правительство России будут уделять приоритетнейшее (поверх всех остальных приоритетов) внимание. Именно в этом аспекте я рассматриваю провозглашенную Медведевым еще накануне его инаугурации, но уже после избрания политику массового строительства индивидуальных домов взамен доминировавшей с советских времен политики массового же, но многоэтажного городского строительства. Уверен, что в ближайшее время мы услышим и о новых инициативах, идущих именно в этом направлении и в сумме своей как раз и формирующих широкую демографическую политику-стратегию.Обо что может споткнуться Медведев?Было бы верхом наивности считать, что Дмитрий Медведев, ставший третьим президентом России, хоть и через убедительнейшую победу на всенародных выборах, и получивший в наследство от своего предшественника Владимира Путина страну, состояние и международный статус которой гораздо выше и лучше того, что досталось самому Путину при его восшествии в Кремль, обречен стать успешным президентом. Очень и очень многие опасности подстерегают как Россию, так и лично Медведева уже в первые месяцы его пребывания на посту главы государства.Не касаясь всех аспектов этой проблемы, укажу только на некоторые - самые важные, наиболее характерные или наиболее интригующие из них.Прежде всего Медведев стал президентом «из рук Путина», и этот синдром своего президентства ему предстоит преодолеть и психологически, и юридически, и с точки зрения имиджа, причем в кратчайшие сроки.Уже первые успехи Путина как официального лидера страны были впечатляющими, но еще более впечатляющими выглядели они на фоне неудач и провалов Бориса Ельцина и его политики.Действия Медведева и результаты этих действий будут сравнивать не с неудачливым Ельциным, а с успешным Путиным.Кроме того, ясно, что прочность президентского статуса Медведева и его политической связки с Путиным будут специально испытывать многие как внутри страны, так и за ее пределами.Конечно, непосредственные партнеры по переговорам не будут в лицо называть Медведева «марионеткой Путина» (эту миссию оставят журналистам и независимым экспертам), но то, что в первые полгода-год своей президентской активности Медведеву предстоит и словом, и делом постоянно подтверждать полноценность своего президентского статуса, а эту полноценность прямо или косвенно будут ставить под вопрос, причем иногда довольно явно или даже провокационно, сомнению не подлежит.Безусловно, Путин с Медведевым знают об этой опасности, и ими уже разработан какой-то алгоритм соответствующих демонстративно-публичных и закулисных действий. В целом, на мой взгляд, этот алгоритм ясно и доходчиво описал известный российский эксперт Иосиф Дискин, сказавший, что Путин будет некоторое время исполнять роль «старшего брата» при Медведеве, не вмешивающегося в его повседневные решения и действия (тем более что они и так будут ими согласованы), но тут же появляющегося «во дворе», как только кто-либо из «политических хулиганов» попытается словом или делом обидеть или ущемить нового президента. Описание действительно ясное, однако этот сценарий еще нужно успешно реализовать, причем в как можно более короткие сроки.Кроме того, если примерно понятно, как может организовывать Путин, который возглавит «Единую Россию» и правительство с соответствующими рычагами административного и финансового давления и в своем статусе политического тяжеловеса и самого авторитетного политика России, эту «защиту Медведева» внутри страны, то на международном уровне возможности для такой защиты будут существенно сужены. А ведь очевидно, что практически сразу после вступления нового президента в должность к попыткам «прощупывания» и «принижения» статуса Медведева приступят лидеры ЕС и НАТО, некоторых западноевропейских стран и многих восточноевропейских, некоторых (и ясно, каких прежде всего) постсоветских государств.Внутри страны описанная выше проблема поглощается более объемной и фундаментальной, а именно - проблемой автоматически (по крайней мере на ближайшее время) складывающейся системы двоевластия.И Путин, и Медведев многократно заявляли, что они уже работали и будут продолжать работать как одна политическая команда, что между ними нет никаких существенных политических противоречий и что их властные полномочия четко разделены статьями Конституции, а поэтому никаких проблем и коллизий здесь возникнуть в принципе не может.Странно было бы, если бы они говорили что-то иное (хотя, на мой взгляд, было бы лучше, если бы они все-таки подтвердили, что проблема существует, и хотя бы в общих чертах описали, как они собираются ее купировать), однако реальная жизнь такова, какова она есть. Бюрократический аппарат вообще, а русский бюрократический аппарат в особенности, да еще в условиях традиционного для нас «слабого разделения властей», во-первых, не понимает, что такое два равновеликих начальника, а во-вторых, всегда и очень успешно находит ту щель в этом «равновеличии», воспользовавшись которой можно извлечь максимум выгоды для себя при минимальных затратах своей работы на общество.Короче говоря, я, например (да и не только я), на данный момент предвижу неизбежную конкуренцию, если не борьбу, двух аппаратов - президента и главы правительства - и соответствующий застой в бюрократической активности всех органов власти в стране до момента полного выяснения, кто же в этой конкуренции одержал победу.Даже если представить себе, что согласованность двух аппаратов будет максимальной, а развитие страны - успешным, сравнение вклада в этот успех отдельно Медведева (»и его людей») и отдельно Путина (»и его людей») будет постоянно присутствовать как в сознании чиновников и рядовых избирателей, так и в средствах массовой информации. А что же говорить о ситуации, если медведевское президентство будет сопровождаться какими-либо неудачами, провалами или ошибками!Словом, без сомнения, и так еще не до конца сложившаяся, довольно ущербная и ослабленная многочисленными узлами ручного (то есть субъективного) управления политическая система России, к тому же все время трансформирующаяся и постоянно подвергающаяся критике как изнутри страны, так и из-за рубежа, вступает в зону новых для себя испытаний, часть из которых, конечно, она просто не пройдет.Однако все эти испытания являются тактическими, тогда как стратегическая миссия президентства Дмитрия Медведева лежит совсем в другой плоскости.Эволюционный толчок, или Стратегия стратегийУтверждения, в том числе и связанные с новым президентом, о том, что Россия устала от революций, что ей необходимы несколько десятилетий стабильного и мирного развития, совершенно справедливы.Равным образом справедливо и то, о чем я уже писал выше: путинский Кремль, как, думаю, и Кремль медведевский, боится излишней революционности (что в себе, что в обществе, что в его политических институтах, например - в партиях), а потому и подавляет (весьма недемократически) любой, даже кажущийся, революционизм.Но одновременно этот Кремль (устами Путина, а затем и Медведева) справедливо и обоснованно выступает за переход от инерционного (то есть эволюционного) сценария развития общества и экономики, то есть в целом - России, к инновационному (то есть фактически - к революционному).Как же обойтись тут без «революций»: кадровых, технологических, общественных, политических, конституционных?Обойтись, конечно, не удастся. А если удастся, то не будет перехода к инновационному сценарию развития.Выход пока найден чисто лингвистический. Слово «революция» под запретом. Термин «инновация» (надо сказать, довольно бледный, «неэнергетический», не волнующий даже души технократов, не говоря уже о «широких народных массах», и радующий разве что бюрократов, ибо под всякий «переход», да еще «инновационный», многое что можно «списать» в свои карманы) - уже почти сакрализирован или по крайней мере догматизирован.У меня есть собственный рецепт не столько лингвистического, сколько сущностного выхода из этой ловушки. Опишу его весьма лапидарно: дело в том, что, как хорошо известно, развитие России (впрочем, не только России, но в нашей истории это особо ярко представлено) всегда происходило не плавно эволюционно и не разорванно-революционно, а эволюционными толчками, между которыми, как правило, лежали очень продолжительные инерционные периоды (застой, стабилизация и пр. в том же духе). Социальные и политические революции (как общенациональные, а не дворцовые перевороты) чаще всего были встроены (конструктивно или деструктивно) в такой эволюционный толчок (или предшествовали ему, играя роль то ли сигнала, то ли детонатора).Словом, назревшие и вовремя, сознательно и политически и технологически правильно «проведенные» эволюционные толчки не только не предполагают революций (разве что в качестве метафорического обозначения произошедшего), а тем более репрессий, но даже отрицают их или по крайней мере минимизируют возможность и необходимость и того, и другого.А вот проворонить объективно назревший такой толчок или опоздать с его упорядоченным «проведением» - как раз и означает подвергнуть страну риску революций, репрессий, гражданского неповиновения или даже распада.Собственно, появление тезиса об императивности «перехода от инерционного сценария развития к инновационному» свидетельствует о субъективном осознании политическими лидерами страны как раз того, о чем я говорю.Однако следующий и даже еще более важный вопрос: а в каких областях необходимо прикладывать политическую волю и имеющиеся социальные и иные инструменты, где концентрировать ресурсы и на что мобилизовывать специалистов и «просто граждан», дабы достичь желаемой цели?Думаю, что на этот вопрос требуется более точный ответ, чем дал пока Дмитрий Медведев своими четырьмя «и», тем более что два из этих четырех «и», а именно «институты» и «инвестиции», суть не более чем инструменты (пусть новые), а не проблемы и цели.Мне представляется, что проблемы и соответствующие им цели в самом кратком их описании сводятся не к продекларированным четырем «и», а как минимум к следующему, что должно составить не просто национальную стратегию, а стратегию генеральную, так сказать, Стратегию стратегий:- собственно технологические инновации;- конечно, инфраструктура (но эти два пункта, безусловно, не первые и не главные);- общественные ценности и их иерархия, а отсюда и социальные инновации, включая научно-образовательную конструкцию;- политическая конструкция России (совершенно очевидно, что нынешняя промежуточная конструкция не способна быть двигателем каких-либо инноваций; оттого-то вместо нее и действует такой, в общем-то, крохотный институт, как администрация президента);- конституционная конструкция (как формализация содержательной части двух предшествующих позиций);- цивилизационно-экономически-географическая конструкция (здесь, помимо всего остального, очень важно путем даже и инноваций не уничтожить те богатства России, которые все стремительнее и стремительнее растут и в цене своей, и, главное, в ценности, а именно - гигантские нетронутые природные территории);- демографическая революция (здесь не побоюсь этого слова), судя по всему, требующая радикально новых цивилизационных (включая и этические) подходов (то, что пока сделано по инициативе Путина и под руководством Медведева, - лишь первое приближение к требуемому);- ясно декларируемый внешнеполитический проект для России и исторически связанных с ней государств, территорий и народов;- более широкий внешнеполитический проект взаимодействия России с главными субъектами мировой политики - как институализированными, так и временно не консолидированными или вообще дисперсными;- еще более широкий, теперь уже глобальный проект желаемого и предлагаемого другим мироустройства и роли и миссии России в рамках этого проекта.Уже сейчас, основываясь на предложенных различными отечественными мыслителями и экспертами даже без всяких просьб и команд политического руководства идеях, порой очень тщательно проработанных, можно было бы синтезировать три-четыре (но, конечно, не один, ибо выбор из одного бессмыслен по определению и чреват ошибкой) варианта (разной степени не пессимистичности-оптимистичности, а именно революционности-эволюционности и реалистичности-утопичности) той общенациональной стратегической концепции, планомерная реализация которой и могла бы обеспечить России и сам эволюционный толчок, и его максимальный позитивный результат при минимуме издержек.Как пресечь «догоняющее развитие»Нужно ли, однако, еще неопытному президенту Дмитрию Медведеву подниматься до таких стратегических высот, если и так в родном Отечестве, и особенно в родной бюрократической глуши, столько еще можно и должно сделать и важного, и неотложного?Нужно. Хотя, конечно, только в том случае, если он возьмется за составление данной генеральной стратегии - Стратегии стратегий - всерьез и основательно.Дело в том, что, несмотря на все достижения путинского президентства, Россия все равно традиционно продолжает крутиться в парадигме «догоняющего (Запад) развития».Это - крайне порочная парадигма. Не в конкретных своих составляющих - в этом она как раз привлекательна и плодотворна, ибо многих западных показателей достичь действительно нужно. Но она порочна в основании своем, а также исторически, перспективно - если заглядывать в далекое, но все равно обозримое для крупных политиков будущее.Фактически со времен Алексея Михайловича (а в общем-то, даже еще раньше - где-то со времени Ивана III) мы развиваемся именно по этому принципу - догнать Запад, перегнать его. Догнать во всем не удается. Перегнать в чем-то - случается, причем довольно часто. Но все равно это - отдельные, эксклюзивные обгоны. Перегнать раз и навсегда (на долгий исторический срок) так и не удавалось - кроме одного исторического периода, когда это все-таки произошло именно потому, что в тот момент Россия отказалась от традиционных для нее, да и для всех остальных, кто так или иначе тянется исключительно за Западом, а не за собой, ориентиров и целей.Разумеется, я имею в виду 1917 год и коммунистический эксперимент. Сейчас нет смысла разбирать плюсы и минусы этого эксперимента, его содержание. Важно понять, что большевики поменяли алгоритм движения страны по траектории прогресса (о понятии «прогресс» я еще скажу отдельно). Они поставили цель не догонять Запад (европейский и американский капитализм и буржуазную демократию, как тогда говорили), а одним махом перепрыгнуть их. Сначала оказаться в будущем, а потом, властно-политически закрепившись там, подтянуть социальные и экономические тылы не к западным образцам и эталонам своего времени, а сразу к тому, чем западноевропейский капитализм и американский станут когда-то. А за это время Советская Россия уйдет еще дальше вперед - в самый коммунизм.Алгоритм «прыжка в будущее», перевода страны из стадии «догоняющего развития» сразу в позицию лидера (идеологического, аксиологического, политического, а остальное - подтянем, из будущего-то тянуть легче) оказался порочен. И причин тому много - я ниже укажу лишь на одну, главную.Но не порочен, а напротив, глубоко плодотворен политический и метафизический выбор - отказаться от роли догоняющего, перевести соревнование в совершенно иную плоскость.И нельзя не признать, что для многих народов почти до самого крушения Советского Союза (и даже позже), а для многих интеллектуалов Запада - до середины 60-х годов прошлого века тогдашняя Россия (СССР) статусом исторического лидера обладала.Главная ошибка здесь лежит в приверженности большевиков как людей, воспитанных в традициях и догмах идеологии Просвещения, теории прогресса. А главная догма этой теории, если ее сильно упростить лексически, но не сущностно, состоит в том, что сегодня должно быть лучше, причем по всем направлениям и для большинства людей, чем вчера, а завтра, разумеется, лучше, чем сегодня. И так - до бесконечности или, что одно и то же, до воцарения рая на земле.Теория и особенно догматика прогресса были, простите за сам собой напрашивающийся каламбур, прогрессивны для своего, сегодня уже явно завершившегося (доказывать это не буду) времени. И следуя именно этой теории, Россия все практиковалась и практиковалась в «догоняющем развитии», все не достигая и не достигая желаемого результата, пока наконец большевики не попытались описанным уже мною одним прыжком «обогнать прогресс».Отказавшись в конце 80-х годов от большевизма, но не от догматики теории прогресса, мы снова оказались в числе «догоняющих». И уверяю всех - никогда тех, кого хотим, не догоним.Концептуальная основа той Стратегии стратегий, о которой я говорю, предполагает полный отказ от теории прогресса вообще и свойственных ей «индикаторов лидерства» в частности (всякие там ВВП, уровни инфляции, число автомобилей или киловатт-часов на душу населения и пр. не уходят, конечно, полностью, но переводятся в разряд второстепенных, вспомогательных).Подробное изложение того, что я называю «теорией естественного развития» и что противостоит теории прогресса, оставлю для отдельного случая. Тем более что одна лишь только традиция критики теории прогресса насчитывает без малого век и включает в себя имена виднейших интеллектуалов Запада (и, само собой разумеется, Востока), и я здесь, разумеется, отнюдь не претендую на какие-то откровения на сей счет. Отмечу только, что, согласно теории прогресса, ты должен постоянно за кем-то бежать или от кого-то убегать. А согласно теории естественного развития, ты должен развиваться так, как свойственно именно тебе, а посему ты никогда не окажешься ни отстающим, ни догоняющим, ни ненавидимым другими лидером, злобным и агрессивным из-за боязни однажды с этой ролью расстаться (что, между прочим, неизбежно).Более того, развиваясь так, как предначертано только тебе (и, кстати, не тратя лишние усилия на гонку с кем-то или за кем-то), ты однажды, когда догоняющие и догоняемые пойдут на очередной порочный круг своего бега или врубятся лбами в какую-нибудь стену, или упадут от перенапряжения, окажешься лидером автоматически, без особых усилий, даже и не ставя этой цели. Ибо естественное развитие естественно, а развитие в рамках теории прогресса - все более и более искусственно, спекулятивно, избыточно, в конечном итоге - опасно.Гонка вооружений - ярчайший пример порочности теории прогресса, но и характернейший, типологический пример этой порочности.Или: русская литература, начавшая в XVIII веке «догонять» гораздо более развитую и к тому времени уже практически классическую западноевропейскую, где-то на Пушкине (оттого он и велик как никто другой) перешла, сама того не подозревая, к соревнованию не с Западом, а с самою собой. И далее последовали полтора века такой «массовой» литературной гениальности, что Толстой, Достоевский, Чехов, Горький и Шолохов (а еще и плеяда абсолютно гениальных поэтов) оказались в лидерах мировой литературы (а также заодно и психологии, и философии), хотя никаких целей «догнать», а тем более «перегнать» кого-то не ставили. То же - и с великой русской музыкой того же периода. Судя по всему, что-то аналогичное произошло тогда и с русской наукой.Последний конкретный пример - Китай. Представляется, что и он, не признаваясь в этом публично, отнюдь не занимается своим развитием по догматам теории прогресса. А потому и не боится кого-то не догнать, ибо занимается не «догоняющим развитием», а просто своим естественным развитием. И автоматически выходит на лидерские позиции (с точки зрения тех, кто привык относиться к жизни стран и народов как к спортивному соревнованию) - то как раз в спорте, то в объемах экономики, то в накоплениях золота и иностранной валюты, то в инвестициях в чужие экономики, то в космосе - собственными силами отправил людей в космос, чего до сих пор так и не сделали западноевропейцы. И между прочим, развиваясь своим естественным путем, Китай, несмотря ни на что, как был, так и остается лидером по существу в главном - в демографическом, то есть потенциально - человеческом капитале. Чего не скажешь о лидирующей уже пять веков подряд в научно-техническом прогрессе Западной Европе.Если Россия не поставит перед собой собственных, а не калькированных с западных образцов целей, в том числе и таких, которые измеряются численно, она никогда (кстати, и слава богу) не догонит Запад.Но дело в том, что это и не нужно. А следование за ложной целью лишь истощает ресурсы, порождает разочарование и заводит в тупик (куда, надо думать, лидер попадет первым - вот почему «слава богу!»).Никакой уверенности у меня, конечно, нет, но надежда все-таки есть: при президентстве Медведева мы расстанемся навеки как с теорией прогресса, так и с практикой «догоняющего развития». И займемся более важными вещами. Некоторые пассажи в последних выступлениях Путина и Медведева, некоторые нюансы в их словах вселяют эту надежду.Кстати, если этой надежде суждено сбыться, это и будет лучшим воплощением любимого новым президентом выражения Freedom is better than non-freedom.»Свобода лучше, чем несвобода»Эти слова Дмитрия Медведева, многократно им произносившиеся в последнее время, причем в беседах с иностранными журналистами и коллегами по-английски, что специально подчеркивало: автор знает, что взял их не из традиционного русского политического лексикона, а именно из практики западных демократий, внутри России рассматриваются одними как не более чем обращенная именно к зарубежной аудитории риторика, другими - как реальное политическое кредо нового президента, третьими - как прекрасная, но далекая от реальности иллюзия неофита на президентском посту.В любом случае можно предполагать, что это утверждение, скорее, политического теоретика, чем практика, которым неизбежно должен стать человек, занявший пост главы одной из крупнейших держав мира, обладающей мощнейшим ракетно-ядерным потенциалом и многочисленными формальными и неформальными международными обязательствами и еще большей международной ответственностью, причем страны хоть и находящейся на подъеме, но имеющей многочисленные и весьма острые внутренние проблемы, а также весьма непростые отношения со своими международными партнерами-конкурентами. И в связи с этим вряд ли можно принять утверждение о том, что все прекрасно в свободе, особенно чужой, а не твоей собственной, как догму, а тем более - как руководство к повседневной деятельности для любого, в том числе и нового, президента любой страны, но такой, как Россия (или США), в особенности.Россия, безусловно, обречена быть максимально свободной (или пытаться такою быть) в своих действиях на международной арене. Россия, безусловно, надеется быть максимально свободной и в своей внутренней жизни, хотя и здесь возникает проблема сочетания свободы с ответственностью. Но насколько может быть свободным, если даже это «лучше», сам президент такой страны, как Россия?Ясно, что он свободен в том смысле, что не может и не имеет права переложить ответственность за судьбу России и ее, России, свободу (то есть независимость и суверенность) на плечи других. И не может позволить никому извне ограничить эту свободу. Но вот сам-то президент - свободен ли в своих действиях?Кажется, именно это имел в виду Владимир Путин, говоря на пресс-конференции по итогам саммита Россия-НАТО в Бухаресте, что без сожаления покидает свой пост и связанное с ним бремя, которое несколько раньше он сравнил с трудом «раба на галерах».Насколько реально будет свободен в своих действиях новый президент России Дмитрий Медведев? Я думаю, настолько, насколько его решения и действия будут эффективны для минимизации внешних угроз «свободе России» и для максимизации не только «свободы», но и реального благополучия граждан нашей страны.Вообще свободнее всего чувствует себя и действует политический гений, интуитивно находящий такие смелые и одновременно эффективные решения стоящих перед обществом и нацией проблем, которые даже не видят или считают фантастическими как его соратники, так и конкуренты.Впрочем, нового политического гения Россия еще ожидает. И появится он в обозримом будущем или нет - вопрос туманный. Если Дмитрий Медведев станет не менее эффективным президентом, чем был до него Путин, этого уже будет достаточно. Заданная ему историей программа-минимум будет выполнена.Если своей политикой Дмитрий Медведев сумеет подвести Россию к очередному эволюционному толчку, это будет политическим подвигом и впишет его имя в историю столь же большими буквами, сколь мощным по энергии и масштабам и плодотворным уже по ближайшим результатам будет этот толчок. Так что и программа-максимум для президента Медведева уже готова.А свободен ли при этом будет новый глава государства в своих действиях или просто станет добросовестно, последовательно и эффективно реализовывать и отстаивать насущные и стратегические интересы России, прописанные не президентской директивой, а самим ходом истории, - это уже не важно.