Я снова вышла в сад, проверить, как там Трой и Керсти. Они все еще болтали друг с другом. Не успела я понять, что чувствую, как на меня, плечом к плечу, набросились Лара с Надей.

– Развлекаешься? – улыбнулась Лара.

– Да… – Я осеклась, так как Надя просунула руку под мышку Ларе и начала ласкать ее грудь.

– Эй! – засмеялась Лара. – Перестань!

Надя перестала, но только для того, чтобы облизать пальцы и возобновить поглаживание. Соски Лары напряглись и проступили через влажный хлопок. Мне было ужасно неудобно присутствовать при этой любовной сцене. Если бы мужик учудил такое на вечеринке, то народ начал бы его громко ругать, мол, распутник ты этакий, маньяк и идиот. Но поскольку Надя – лесбиянка, я должна вести себя так, словно мне по барабану.

Весь вечер Керсти болтала с Троем. Точно знаю. Даже когда я их не видела, то все равно чувствовала, как они близко друг от друга, и веселее мне от этого не становилось. Так что кульминацией моего вечера был момент, когда они ушли не вместе. Она отчалила где-то в районе полуночи. Я едва сдержалась, чтобы не выйти на дорогу и не крикнуть ей в спину: «Не может быть, что ты в отличнейшей форме, да?»

Трой ушел чуть позже. Когда он засобирался, я наполовину была уверена, что со мной он попрощается как-то по-особому. Но он поцеловал Эмили со словами «услышимся, детка», потом так же дружески поцеловал меня и сказал:

– Спокойной ночи, Ирландка! Мало-помалу толпа рассосалась, и мы с Эмили остались вдвоем. Пока мы собирали бутылки, чтобы сдать их в переработку, шкуркой зачищали занозы на кофейном столике, заворачивали битые стаканы в газету, я все еще была под мухой и несла всякую чушь:

– Мне надо кое в чем признаться, я тут запала на кое-кого. – Да, именно «запала», правильное слово. – Трой. Мне он кажется привлекательным.

– Сейчас присвоим тебе номер, и вставай в очередь!

– Что, все так плохо?

Она ткнула в меня пальцем, подмигнула и сказала, передразнивая интонации Элвиса Пресли:

– «Не влюбись в меня, детка, потому что я лишь разобью тебе сердце».

– Только не говори, что это он сказал.

– Ну не совсем. – Она, казалось, развеселилась. – Просто он так себя ведет. Можно подумать, что все без ума от него. Хотя, – добавила она менее уверенно, – может, так оно и есть.

– Но у него большой нос, – возразила я.

– Однако это девушек не отталкивает.

– Каких девушек?

– Ну, вокруг Троя всегда много девушек.

– Ты про Керсти?

– Разумеется.

– Но ты знаешь наверняка, что между ними что-то есть?

– Я это знаю интуитивно. И тут до меня дошло.

– Между тобой и Троем что-то было?

– Между мной и Троем? – Она начала смеяться. Сначала это было просто хихиканье, потом оно усилилось, ей даже пришлось опереться на кухонный стол. – Извини! – Ее лицо исказилось от истерического смеха. – Сама идея, что я и Трой… Извини, – сказала она истерично. – Просто… сама идея. Я и Трой!

И она снова зашлась в хохоте. Я взяла мусорное ведро и начала швырять в него пустые банки.

Позже, уже лежа в постели, я думала о Трое. Я была удивлена. На самом деле почти смущена, когда он дотронулся до моей ноги. Но теперь я рассматривала эту ситуацию иначе. Я смаковала воспоминание, проигрывала его снова и снова. Жар его руки, двигающейся по моей обнаженной коже, вожделение, когда его пальцы добрались до самого верха моих бедер и устремились внутрь. И снова. Его пальцы добрались до самого верха моих бедер и устремились внутрь. Его пальцы добрались до самого верха моих бедер и устремились внутрь…

Слабость постепенно овладевала мной. Я не упущу эту возможность. Слишком долго я слушалась свою голову и принимала взвешенные решения. Я влюблюсь в него, и пусть он разобьет мне сердце.

В этом состоянии, между сном и бодрствованием, мои защитные механизмы ослабли, и я вспомнила о Гарве и Любительнице Трюфелей, о публичном проявлении их привязанности.

И тут же подумала о Трое.

– Ха! – бросила я. В полусне это «ха» получилось довольно пренебрежительным.

Наверное, все из-за этих разговоров о любви, но в ту ночь мне приснился Сон. Этот сон мне снился снова и снова, лет с восемнадцати, примерно раз в год, а может, реже, и всегда он был практически одинаков. Я вижу на оживленной улице Шэя Делани. Начинаю бежать, расталкивая всех локтями, чтобы догнать его. В давке жаждущих попасть на январскую распродажу я вижу его спину. Он все удаляется от меня. Я пытаюсь идти быстрее, но все больше людей преграждают мне дорогу, путаются под ногами, ставят подножки, становятся у меня на пути. До тех пор пока Шэй не теряется из виду.

Обычно я просыпалась от распиравшего меня желания, мечтая о былой любви, и злилась на Гарва. Весь следующий день эти ощущения окутывали меня, как похмелье. И только когда они таяли, я начинала волноваться. Я и думать не думала о Шэе целый год, но эти сны… Значат ли они, что я все еще люблю его? И что не люблю Гарва?

Утешение пришло неожиданным образом, когда лет восемь-девять назад я смотрела какую-то научно-популярную программу. Она была посвящена взаимодействию Солнца и Земли. Там говорилось, что даже в середине зимы, когда наша половина Земли отвернута от Солнца, притяжение все равно очень сильное, мы тянемся к Солнцу. И иногда холодная половина Земли слегка изменяет свое положение, поэтому в середине февраля может быть безумно тепло и солнечно.

Может, я что-то не так поняла, потому что, когда я хорошенько над этим подумала, все равно решила, что объяснение выглядело довольно бессмысленным. Но мне оно послужило утешением. Камень свалился с моих плеч, и я поняла, что, разумеется, я люблю Гарва. Просто меня иногда тянет к Шэю, но это ровным счетом ничего не значит.

В ту ночь мне приснился другой сон. Вначале был Шэй, и я бежала за ним, но в какой-то момент он превратился в Гарва. И я мчалась за Гарвом так же, как раньше за Шэем. И так важно было догнать его. Я просто умирала от нежности и любви. Это было чудесное ощущение, у меня кружилась голова и как будто выросли крылья. Так я чувствовала себя, когда мы только-только влюбились друг в друга. Я помнила это так четко. Но он ускользал в этой толпе, а ноги не слушались меня, так что я потеряла его из виду. И проснулась в слезах. Я оплакивала все потери прошедших лет.

На кухоньке, залитой солнечным светом, я обнаружила проснувшуюся и энергичную Эмили.

– Я не сплю с шести часов, – заявила она. – Все жду, когда же зазвонит этот чертов телефон!

Ах да, новости после презентации. Мой сон еще был со мной, поэтому мне было трудновато ориентироваться в действительности. Я была как плохо настроенное радио, которое ловит сразу две частоты. Одна звучит громко и ясно, вторая, более душевная, едва слышна на заднем фоне.

– Но сейчас только девять. – Я решила, что правильно будет сказать именно это. – Вряд ли они уже на работе.

– Бездельники, ленивые ублюдки! Как бы то ни было, у Морта есть домашний телефон Дэвида, так что если бы он хотел, то мог бы позвонить ему вчера вечером или сегодня утром. Каждая секунда без новостей – еще один гвоздь в крышку гроба.

– Ты излишне драматизируешь! А кофе есть?

Две кружки крепкого кофе уничтожили призраков, летавших вокруг моей души, и мне удалось лучше сфокусироваться на происходящем.

– Дом выглядит прекрасно, если учесть, что вчера вечером тут тридцать человек напивались до поросячьего визга. Так и не скажешь.

– Ага, – согласилась Эмили. – Если не считать сувенирчика на нашем диване.

Господи? Неужели прожгли-таки сигаретой? Или кого-то вырвало? Неужели кто-то был настолько пьян. Хотя, позвольте, не могло ли это быть результатом булимии?

– Хуже, – прервала мои размышления Эмили. – Это Итан. Не могу понять, как мы не заметили его вчера. Я уже попыталась разбудить его, но он нарычал на меня, как бешеная собака. Козел!