– Он подстригся. Представляешь, в парикмахерской! И даже купил себе воск для укладки волос. Вот тогда, думаю, я и поняла, что все кончено, – вздохнула Анна. – Ему захотелось стать взрослым, а мне нет. А что у вас произошло с Гарвом?

– Ну, ты знаешь…

Я не могла рассказать ей о Любительнице Трюфелей. У меня не хватало сил открыть рот и произнести эти слова.

– Вообще-то я ничего не чувствую, – схитрила я. – Это ужасно, ничего не чувствовать… И ты понимаешь, это же неправильно. Мне ведь следует рыдать и рвать на себе волосы?

Или ворваться к этой Любительнице Трюфелей? Истоптать ее ковры и навешать всякой гадости на карнизы для занавесок? А может, пора подумать, как отрезать рукава и искромсать штанины у костюмов Гарва?

– Я даже не звоню Гарву сказать, что скучаю. А ведь приступ тоски по нему случается примерно раз в час.

– Моя жизнь разрушена, а я ничего не чувствую…

Мое будущее словно площадка, огороженная канатом. Иногда за заграждение на короткое время залетала печаль, но не задерживалась. Так, словно открывается дверь в шумную комнату, потом сразу захлопывается, а все звуки остаются за ней.

– У тебя депрессия, – сказала Анна. – Сильная депрессия. Но это неудивительно, учитывая, что тебе пришлось пережить.

Нет уж, так не пойдет.

– Вовсе нет.

Я-то знаю, ведь прошла тест в «Космополитене» под названием «У вас депрессия?».

– Не спорь. И Гарв, наверное, тоже подавлен.

Она сказала кое-что интересное, может, даже верное, но я не смогла сосредоточиться на этой мысли, слишком устала.

В отличие от меня, Анна спать не могла. По крайней мере в своей собственной постели, так что по ночам она блуждала по дому из кровати в кровать. Она часто приходила ко мне, но когда я просыпалась, ее обычно уже не было. Оставался смутный призрак кого-то часто вздыхавшего и пахнувшего пивом. Словно вас посетило доброе привидение.

Периодически она оставалась в моей постели и до утра. Как-то раз я обнаружила, что одна ее пятка покоится у меня на ухе, а вторая на лице. По причине, известной только ей, Анна решила лечь в кровать кверх ногами.

А еще помню, однажды ночью я проснулась до смешного счастливая. Мне было тепло, спокойно и уютно. Я парила в облаках и тут поняла, в чем дело. Анна прижималась ко мне, тыкалась в меня носом и бормотала: «О, Шейн!» Она крепко спала и обнимала меня во сне. А я подумала, что это Гарв.

Иногда мы ободряли друг друга. Анна разработала целую теорию, будто у нас в жизни все так ужасно из-за того, что наши ангелы-хранители взяли длительный отпуск. Теперь о нас заботились временные, а они не особо тащились от своей работы.

– Они выполняют только минимум функций. Мы, конечно, не засунем пальцы в мясорубку, но это все, что они могут сделать для нас.

– А как зовут моего постоянного ангела-хранителя?

– Бэйзил.

– Бэйзил?

– Ну, тогда Генри!

– Генри?

– А как тебе имя Клайв?

– Он мужчина?

– Нет. У них нет пола.

– А какой он?

– Он пахнет как рахат-лукум. И он… розовый.

– Розовый?

– Да, с зелеными крапинками!

– Ты что, серьезно?!

– Извини. А как зовут моего ангела?

– Пенелопа.

– А что он любит из еды?

– Тертую морковку с сельдереем.

– А что самое лучшее в работе ангела-хранителя?

– Ты всегда помогаешь людям подобрать подходящее платье и туфли к рождественской вечеринке. А у Клайва что лучше всего получается?

– Находить потерянные сережки.

Но иногда нам не удавалось приободрить друг друга.

В одно ужасное утро Анна пришла ко мне в кровать. Мы лежали на спине, с несчастным видом глядя в потолок. Через какое-то время Анна сказала:

– Мы только усугубляем состояние друг друга.

– Думаю, да, – согласилась я.

– Пойду к себе, ладно?

– Хорошо.

В отличие от меня, Анна время от времени покидала дом, но только если ее звал Шейн.

– Он сказал, что хочет поговорить.

– Ну и что тут такого?

– На самом деле он хочет заняться сексом. Последние три раза было именно так. У меня опять появляется надежда, но потом я теряю ее и чувствую себя еще хуже.

– Может быть, тебе не стоит больше с ним спать, – предположила я.

– Может быть, – пробормотала она неуверенно.

– Возможно, вам даже не стоит больше встречаться.

Но в следующий раз, когда он позвонил и сказал, что хочет увидеться, она согласилась.

– Не волнуйся, – сказала она мне. – Я не буду с ним спать.

Когда в тот вечер я пошла к себе, Анны все еще не было. Да ладно вам, было всего-то пятнадцать минут десятого, а ушла она всего полчаса назад.

Ночью я проснулась. Было темно. Я стала соображать, что же меня разбудило, и тут услышала шум, который был знаком мне еще с подросткового возраста. Кто-то скребся во входную дверь. Значит, кто-то из сестриц, в данном случае Анна, не может вставить ключ в замочную скважину. Это длилось так долго, что я собралась уже встать и пустить ее. Но тут дверь наконец распахнулась, раздался грохот. Это Анна влетела и сшибла столик в прихожей. Через несколько минут отвратительно запахло пригоревшей фасолью. Сквозь сон я подумала, что все это до ужаса напоминает старые добрые времена. Как будто я снова в прошлом…

Через какое-то время я снова проснулась и подпрыгнула на кровати. Пожарная сигнализация верещала как бешеная. Папа с безумными глазами скакал вокруг в панике.

– Как выключить эту чертову хреновину?

На кухне висели клубы сизого дыма. Бобы и кастрюлька, в которой они были, сгорели до состояния угольков. Посреди этого великолепия носом в стол сладко спала Анна.

Мы перенесли ее в кровать. Через какое-то время я обнаружила сестрицу рядом с собой. От нее так несло перегаром, что если бы я не спала, то потеряла бы сознание. Но ее алкогольный дых сработал в качестве нюхательной соли и окончательно разбудил меня.

Еще позже все обитатели дома снова проснулись. На этот раз от какого-то подозрительного грохота. Звук был такой, словно падает потолок. Но все оказалось намного более прозаично. Анна пыталась залезть в кровать Элен, а та столкнула ее на пол с воплями:

– Не хочу спать как на пивоваренном заводе.

– По крайней мере, я не спала с ним, – сообщила Анна на следующее утро, осматривая свои синяки. – Ну да, я напилась до потери сознания и чуть не спалила дом, зато я не спала с ним.

– Это прогресс, – согласилась я.

Шла вторая омерзительная неделя моего пребывания в родительском доме. В какой-то момент я поняла, что нужно что-то сделать, но выбор был не велик.

– Сходи погуляй, – предложил папа. – Подыши свежим воздухом.

Я никогда не понимала до конца, что хорошего в этих прогулках. Даже в лучшие времена, когда я вела более активный образ жизни, прогулки по пересеченной местности не особо привлекали меня. Но сейчас было так плохо, что я решила попробовать.

– Возьми пальто, – посоветовал папа. – Возможен дождь.

– Но на дворе июнь.

– Но двор-то в Ирландии!

– У меня нет пальто.

Ну, вообще-то пальто есть, но оно осталось дома, то есть дома у Гарва. Вы понимаете, о чем я. Я боялась идти туда. Вдруг он перевез свою любовницу? Может, я принимаю все слишком близко к сердцу, но инстинкты подсказывали – возможно всё.

– Возьми мое.

Папина нейлоновая куртка красного цвета была просто уродской. Но мне так важно было проявление заботы. Я не могла сопротивляться, когда папа надел ее на меня.

И пошла гулять. Не ожидая от этой прогулки ничего особенного, я преодолела пару сотен метров по рощице и уселась на обломок стены. Отсюда было видно, как местные подростки занимались тем, чем обычно в таком возрасте занимаются в парках. Тайком курили и рассказывали друг другу всякие небылицы про секс. Или что-то в этом роде. Я чувствовала себя ужасно. На небе, причем не только над моей головой, застыли свинцовые тучи. Посидев немного, я поняла, что лучше мне не стало, и решила, что можно двигаться к дому. Сейчас было самое время для реплики кого-то из моих родственничков: «Мэгги, это еще не все». Так зачем же пропускать ее?