Сербы и булгары ухаживают за султаном Кипчацким, вследствие великой власти его над ними и опасения взыскания за вражду их по случаю близости их от него.[55] Константинополь в соседстве земель царя Кипчаков, с которым царь Румский в постоянной ссоре и в бесконечных пререканиях».

Уместно вспомнить, что все Крестовые походы из Западной Европы проходили через Константинополь или по согласованию с ним, а 4-й поход привел к захвату самого Константинополя. Разумеется, у византийских императоров был повод опасаться «Дейчского», германского императора, о чем и пишет Омари, если правильно понимать прочитанное.

«Царь Румский, несмотря на возгорание огня его и на множество защитников и пособников, боится притеснения и злобы царя Кипчацкого, снискивает расположение его посредством ухаживаний и всячески затягивает дела с ним от времени до времени. Такое отношение Рума к царям этих стран не прекращалось с тех пор, как сыновья Чингисхана стали править их землею (с 1204 года). Постоянно происходило между ними то возобновление договоров и заключение дружбы, составление союзов между ними или приношение подарков от царя Румского к хану царства Кипчацкого».

При правильном определении места Дешт-Кипчакии как земель северного Причерноморья, подчиненных германскому императору, оказывается возможным определить и действительное место трех городов, которые мы находим у мусульманских писателей под названием Сарай: Сарай-Бату, Сарай-Берке и Новый Сарай. Сарай-Бату – это Сарай Бати (папы), Ватикан; Сарай-Берке, что по-немецки звучит как Сарай-Бург, а в переводе на русский язык значит Царьград; и Новый Сарай – это Босна-Сарай, как по-турецки и до сих пор называется столица Боснии Сараево.

Между тем имеется немало «Сараев» и на Волге: Саратов, Саранск, Царицыно и другие сходные. Надо еще научиться различать летописные «Сараи» между собой.

Вот что сообщает о столице Дешт-Кипчакии, городе Сарае арабский писатель Ибн Араб-шах («Сын Арабского Шаха»):

«При содействии этих сеидов Сарай сделался средоточием науки и рудником благодатей. В короткое время в нем набралась здоровая доля ученых и знаменитостей, словесников и искусников, и всяких людей заслуженных, подобная какой не набиралась никогда ни в разных частях Мазра (неизвестно, что такое), ни в деревнях его. Между построением Сарая и разрушением его и тамошних мест прошло 63 года. (А крестоносцы владели Царьградом около 60 лет, от 1204 до 1261). Это был один из величайших городов по своему положению и населению. Рассказывают, что у одного из вельмож его сбежал невольник и, поселившись на месте, отдаленном от большой дороги, открыл там лавочку и торговал в ней, снискивая себе пропитание. Так прожил этот негодяй около 10 лет, и господин его ни разу не встречал его там, не сходился с ним и не видел его вследствие величины города и многочисленности жителей его. Он был на берегу реки, отделившейся от реки Итиль (считаемой за Волгу), относительно которой путники, летописцы и странствователи согласны, что больше ее нет ни одной в числе проточных рек и пресных нарастающих вод. Выходит она из земли Русских, и нет от нее никакой другой пользы кроме той, что она радует души (черной икры да осетрины, видать, не попробовал; лишнее доказательство, что автор тут ни разу не был). Впадает она в море Кользумское, хотя оно закрыто и окружено несколькими Персидскими владениями: Гиляном, Мазендараном, Астерабадом, Ширваном. Имя Сарайской реки – Сингиля (а не Ахтуба, как у Волги), через нее переезжают не иначе, как на больших судах, не вступает в нее нога ни пешехода, ни всадника. И сколько рукавов отделяется от этой длинной и широкой реки, а каждый рукав больше Евфрата и Нила!»

Где, спрашивается, этот многолюдный Сарай? Где могучая река? Повторим и другие сообщения об этом городе, традиционно размещаемом историками на берегах Волги:

«Город Сарай, один из красивейших городов, достигший чрезвычайной величины, на ровной земле, переполненный людьми, с красивыми базарами и широкими улицами» (Ибн Баттута).

Как противовес пышному описанию столицы Дештского царства совсем иное пишет Омари. Похоже, это совсем другой Сарай:

«Столица тамошнего царя – Сарай. Это небольшой город между песками и рекою. Пребывающий там теперь царь его Узбек построил в нем школу для науки, потому что он очень предан ей и людям ее».

Остается выяснить, об одном ли и том же городе писали все эти авторы, а также имеют ли отношение к этим описаниям те развалины, что раскопаны в середине XIX века у Волги.

Не имея серьезных объяснений факту возникновения тут столичного города, но не решаясь этот факт отвергать, историки прибегают к таким аргументам. Стольный град де появился оттого, что кочевая степь, доставлявшая большое количество скота и шерсти в обмен на ремесленную продукцию города, способствовала развитию ремесла, а караванная торговля Восточной Европы и Средней Азии с Китаем (чего теперь нет) повышала его политический авторитет. И делается вывод: общий рост производительных сил Юго-Восточной Европы плюс два этих обстоятельства и были основными условиями роста Сарая.

Что ж спорить, в самом деле, возникновение укрепленного поселка средней величины на месте наибольшего сближения Волги с Доном было, конечно, неизбежно. Но вполне понятно также, что первый и главный путь в Индию шел отнюдь не через Волгу и Самарканд, а по Евфрату вдоль восточного берега Персидского залива. И нечего спорить, что развившиеся со временем торговые сношения азовских генуэзских колоний по северному отрогу Шелкового пути через те развалины, которые называют ныне Сарай-Берке и Сарай-Бату между Волгой и Ахтубой, действительно, вполне могли идти до Бухары, Самарканда и Ташкента. Но вот свой товарообмен тут большим быть не мог, так как в этих местах нет никаких дорогих диковинок. И никакого особого стратегического значения эта местность не имеет даже и сейчас, а тем более не могла она его иметь в прошлом, из-за абсолютного безлюдья окружающих территорий.

Так что «разместить» в приволжской степи столицу могущественного «Золотоордынского» государства мог только человек, верящий в чудеса, каким оказался чиновник министерства внутренних дел А. Терещенко, открывший в 1844 году город за Волгой и назвавший его Сараем, посчитав за ту самую столицу степной восточной империи.

А. Ю. Якубовский оценивал это открытие не очень оптимистически: «Раскопки Терещенко так же, как и небольшие раскопки в Сарае профессора Баллода в 1922 году, не дают нам достаточно данных, чтобы представить себе в подробностях топографическое строение города. Ни про одну из добытых Терещенко вещей нельзя точно сказать, с какого участка городища она происходит, и совсем нельзя сказать, в каком культурном пласте и в каком комплексе она была найдена. Более того, ни для одного из раскопанных зданий, ни для одной из вскрытых мастерских не произведены точные обмеры и не дано их научное описание».

«Поэтому, – заканчивает Якубовский, – приходится довольствоваться описанием двух древних арабских авторов. Первый из них Омари (ум. в 1348) никогда в Сарае не жил, а писал в Египте (предполагают!) со слов бывших там купцов. Другой автор: Ибн Баттута – писавший также на арабском языке – был родом из Магриба и Марокко. Он в 1333 году будто бы посетил Сарай-Берке и даже некоторое время прожил в нем из любознательности. Но его наблюдения поверхностны».

Что же за диковинки откопали археологи в «столице» монголо-татаро-золотоордынной-дешт-кипчацкой империи, волжском городе Сарае? Если вы возьмете Журнал Министерства Внутренних дел Российской империи за 1847 год, часть 19-ю, то прочтете на стр. 373–374 в статье Григорьева и Терещенко об этих находках вот что:

«… Находили во множестве разбитую стеклянную посуду, чаши, чернильницы, куски кож, кожу, скроенную для сапогов и башмаков, холст, шелковую материю, одежду, – все это перегоревшее; ножи, ятаганы, шпажные клинки, топоры, заступы, сковороды, тазы, кочерги, трут, огнива, ножички, чугунные котлы, медные чаши, медные кубки, медные подсвечники, костяные спицы, употребляемые при вязании, обломки от ножниц, монисты, пережженную бумагу, ночники, веревочки, березовую кору, перегоревшие циновки, плетенные из травы «куга» (которая растет в здешних местах в большом обилии), гвозди, крючья, петли дверные, замки вставные и висячие, куски перегоревшего печеного хлеба, рожь и пшеницу, орехи грецкие и обыкновенные лесные, чернильные орешки, желуди, миндаль, изюм, чернослив, сливы, винные ягоды, сладкие рожки, персики, фисташки, гвоздику, перец, горох, бобы, сарацинское пшено и частью кофе. В тех каменных, на этом месте, подвалах лежали кучею: куски кристалла, краски: синяя, желтая, голубая, зеленая, красная и белая, кольца от хомутов и уздечек, удила, цепи железные, подковы, железные втулки от колес, смола, листы меди, оселки, точильные бруски, грифельные дощечки, камни для растирания красок, глиняные кегли и шары, медная проволока, мотыги, сера, квасцы, соль, селитра и просо. По разнородности найденных тут на одном месте предметов можно полагать, не был ли тут базар, внутри которого могло находиться каменное складочное место для товаров»…