Также и рожденный им Василий, поддерживая ту же трезвость и ту же умеренность нравов, в год 1514 в последний (день) июля отнятую у нас хитростью Михаила Глинского крепость и землю со Смоленском присоединил к своей вотчине. Вот почему он расширил стольный град свой Москву, включив в нее деревню Наливки, создание наших наемных воинов, дав ей название на позор нашего хмельного народа. Ведь «налей» соответствует латинскому «Infunde». Точно так же рожденный от него, правящий ныне, хотя и отдал нам одну крепость, но между тем в наших пределах воздвиг три крепости: Себеж, Велиж, Заволочье. Он в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам, рабом которых некогда был; и он оберегает свободу не мягким сукном, не сверкающим золотом, но железом; и он держит людей своих во всеоружии, укрепляет крепости постоянной охраной; он не выпрашивает мира, а отвечает на силу силой, умеренность его народа равна умеренности, а трезвость – трезвости татарской; говорят, что образом жизни он подражает образу жизни нашего героя Витовта».

Если учесть, что одна из задач автора приведенных строк – унизить Московское княжество, то становится понятным его стремление выдать московичей за рабов диких татар, вассалов Литвы. Но могло ли это быть, судите сами по быту татар (описание из того же трактата Литвина приведено в одной из предыдущих глав этой книги) и по перечню товаров, поставляемых из Московии той же Литве.

Затем автор принимается рассуждать о происхождении Литвы. Здесь вдруг совпадают события монгольского нашествия с временами Римской империи. Впрочем, в таких «заблуждениях» Литвин не одинок. Немецкий хронист Петр Дусбург в ХIV веке сообщал о сражениях пруссов, родственных литовцам, с воинами Цезаря. Вплоть до XVI века бытовали и другие предания, согласно которым литовцы-пруссы воевали не только с Цезарем, но и с Александром Македонским.

Польская традиция тоже сохранила несколько вариантов легенды о литовцах как потомках древних римлян. Ректор Краковского университета Ян из Людзишки в своем приветствии новому, избранному в 1447 году королю Казимиру Ягеллону высказал надежду, что король из династии, происходящей от римских консулов и преторов, сумеет ограничить произвол светских и духовных магнатов.

Один из первых гуманистов Польши Ян Остророг в речи, обращенной к папе Павлу II, не только восхвалял природу Польши (включая в нее и Литву), но и прославлял победы древних жителей этой земли над Юлием Цезарем. Идеи Остророга, сторонника независимости от папства, были отвергнуты в Италии, что, впрочем, не вызвало там сомнений в самой возможности контактов гетов-литовцев с римлянами. Распространялись тогда и легенды о битвах гетов с Александром Македонским, в которых соединилась античная традиция с библейской (о гетах-даках как потомках Яфета).

Эти легенды относились к монархической модели теории о римском происхождении литовцев, согласно которой основатели династий Литвы возводились к Юлию Цезарю, но существовала и другая модель, республиканско-аристократическая, которая связывала литовцев с Помпеем, противником Цезаря. Именно эту версию изложил Ян Длугош в своей «Истории Польши». Даже название «Литуаниа» (Litvania или Lituania) он возводил к искаженному «l’Italia». Он привел и факты сходства языка, обычаев и верований (почитание одинаковых богов огня, грома, леса, культ Эскулапа). Политическим взглядам Длугоша весьма близка версия литовских летописей; согласно ей, во времена Нерона от его жестокостей бежали 500 римских семей во главе с Палемоном.[79] От них-то и произошла не только правящая династия, но и наиболее могущественные литовские фамилии ХVI века.

Но Михалон Литвин излагает «цезаристский» вариант легенды. Он отвергает легенду о Палемоне, хотя эта версия ему известна. Литва у него – это завоеванная воинами императора провинция, подобная Дакии-Валахии-Румынии. Мы тут можем согласиться с ним, но только, оставаясь в рамках нашей концепции истории полагаем, что завоевание произошло во времена Крестовых войн. Ведь и в самом деле католические войска императора Священной Римской империи германской нации осваивали «дикие» земли Прибалтики.

С теорией о римском происхождении литовцев тесно связано и резко отрицательное отношение Михалона к чуждому рутенскому языку, московитской письменности, употреблявшимся в делопроизводстве, законодательстве и суде Литвы. Наряду с рутенским здесь бытовала и латынь. Все большее значение приобретал польский язык.

На середину ХVI века приходится образование литовского литературного языка и формирование литовской интеллигенции, говорившей на нем. Будущее, конечно, принадлежало национальному языку, хотя считается, что распространение латинского обогащало и его, и всю литовскую культуру опытом «античности», активно включало Литву в круг европейских народов, применявших латынь.

Но быстрый разрыв со старинной русской традицией в деловой и юридической письменности в то время был совершенно нереален, в особенности для Литвы, государства с преобладающим «русским элементом». Особенно если учесть обострившуюся борьбу с восточным соседом за земли с населением, этнически и конфессионально близким населению украинских и белорусских земель короны Польской и Литовского княжества.

Легенде об итальянском происхождении литовцев была противопоставлена теория, согласно которой наш отечественный Рюрик причислялся к потомкам Августа-кесаря, через некоего Пруса (от которого пошел народ прусы). Русская монархическая легенда, как и один из вариантов литовской римской, неизменно излагалась русскими дипломатами на всех переговорах с литовскими и польскими послами. Возводя литовцев к римлянам, Михалон Литвин просто пытался нейтрализовать доводы русской стороны о древности их государей.

Впрочем, в свете новой хронологии истории не кажутся столь фантастическими многие труды Средневековья, к числу которых относятся и сообщения Михалона Литвина о происхождении части литовцев и Рюриковичей. Они противоречат скалигеровской хронологии и потому считались мифическими, теперь же становится ясно, что их следует серьезно рассмотреть.

«Рассердившись на кого-либо из своих, московитяне желают, чтобы он перешел в римскую или польскую веру, настолько она им ненавистна. У нас, к сожалению, нет гимназий. Мы изучаем московские письмена, не несущие в себе ничего древнего, не имеющие ничего, что бы побуждало к доблести, поскольку рутенский язык чужд нам, литвинам, то есть италианцам, происшедшим от италийской крови.

То, что это (именно) так, явствует из нашего полулатинского языка и из древних римских обрядов, которые не так уж давно у нас исчезли, а именно, сожжение человеческих трупов, гадания, прорицания и прочие суеверия, до сих пор бытующие в некоторых местах, особенно в культе Эскулапия, почитаемого в виде змеи, в каком он переселился некогда в Рим. Почитаются и священные пенаты, моря, лары, лемуры, горы, пещеры, озера, священные леса. Но едва лишь этот священный и постоянный (обряд) римский и еврейский жертвосожжения превратился в обычай, как под волной крещения погас огонь.

Ведь пришли в эти края наши предки, воины и граждане римские, посланные некогда в колонии, чтобы отогнать прочь от своих границ скифские народы (а мы помним, что так называет он татар). Или, в соответствии с более правильной точкой зрения, они были занесены бурями Океана при Г. Юлии Цезаре. Действительно, когда этот Цезарь, как пишет Луций Флор, победил и перебил германцев в Галлии и, покорив ближайшую часть Германии переправился через Рейн и (поплыл) по Океану в Британию, и его флот был разметан бурей, (и) плавание было не слишком удачно, и пристали корабли предков наших к побережью, то, как полагают, они вышли на сушу там, где ныне находится крепость Жемайтии Плотели. Ибо и в наше время приставали иные заморские корабли к этому самому побережью.