Но вот Элы приблизились к миру и увидели богов. Боги же были готовы вступить с Элами

в битву, чтобы защитить то Сущее, богами которого они были. Разгневались Элы, но сказали сами

себе: «Можем ли мы бороться с собственными детьми? Что ж, пусть это несовершенное Сущее

станет их владением, а мы поищем себе другое место, где сотворим иной, совершенный мир. И не

станем больше зачинать детей, чтобы никогда повторилось того, что мы видим ныне и чтобы

никто в новом творении не стал защищать несовершенное от совершенного Блага.» Сказав так,

удалились Элы. А боги остались владеть всем Сущим.

— А что же стало с тем Элом, который пожелал несовершенного?

—  Не следует считать, что он пожелал несовершенного. В себе самом он — такое же

Благо, как и остальные Элы. Он лишь увидел в несовершенстве иное совершенство, и пожелал

сохранить его.

— И все-таки, что с ним стало?

— Он ушел с остальными Элами, иначе и быть не могло, — ответил Мъяонель.

— Я слышала о богах. Скажи: какой из богов — его отражение?

— Нет у него среди богов отражения. Ибо боги — отражение Власти Элов, а он не желал

властвовать.

— Но неужели он так легко оставил мир, который полюбил всем сердцем?

— Что же он мог поделать? Ведь, войдя в мир в своей безграничной силе, он изменил бы

его точно также, как и другие Элы, а он-то как раз хотел оставить его неизмененным... Впрочем,

ты права: было и у него отражение.

— Расскажи мне об нем, — сказала Рола.

—  Боги,   отражения   Благих   Элов,   поделили   между   собой   все   Сущее.   Но   когда   Элы

уходили, тот, о ком мы с тобой говорим, оглянулся и создал себе отражение. Но не отражение

Власти   создал   он,   а   отражение   себя   самого.   Отражение…   характера?..   души?..   Не   знаю,   как

правильно говорить об этом. Это отражение не стало богом.

— Кем же оно стало?

— Трудно ответить на этот вопрос. Впрочем, то недолгое время, пока Эл смотрел на свое

отражение, оно могло творить, как и он. В этот час были сотворены необыкновенные существа —

они подобны ангелам, но крылья их черны и усыпаны светящимися драгоценными камнями. Но

потом Эл отвернулся, и его отражение потеряло способность творить и изменять Сущее.

—  Наверное,  это  отражение  все  же  обладало могучими силами,  превосходящими даже

божественные?

—  Отнюдь. Ничего не оставил Эл своему отражению, кроме только лишь своей памяти.

Ведь этот Эл желал жить в мире сущем, а не править им. И отражение его стало жить. Полагаю,

что поначалу оно было слабо и бессильно, и любой легко мог уничтожить его. Но впоследствии

это отражение возвысилось и обрело Силу — тем же самым путем, каким в свое время обрели

Силу все прочие Лорды. Долгое время мы, ваны, знали лишь то, что это отражение есть и что оно

смертно, но в ком воплощен тот Эл, нам не было ведомо. А иные народы, пришедшие после нас,

не знали даже и этого, и полагали, что мир сотворен богами.

— И до сих пор неизвестно, кто он?

— Недавно, совершенно случайно, мне стало известно его имя.

— Кто же он?

— Его звали Каэрдин. А титул его был — Повелитель Затмений. Владел он тем, чего Нет и

ходил   теми   Путями   Силы,   которые   открываются,   когда   все   прочие   Пути   Силы   взаимно

уничтожают друг друга.

— Как же ты узнал его имя?

—  Я слышал о великой войне в Преисподней. Слышал о том, что, когда одна из сторон

близилась   к   поражению,   пришли   ангелы   с   крыльями   цвета   ночи,   с   крыльями,   усыпанными

драгоценностями, что подобны звездам, и обратили поражение в победу. Никому иному они бы не

стали служить, ибо не принадлежат те ангелы ни сущему, ни Преисподней, ни какому-либо иному

из шести Царств... Впрочем, говорят, что Каэрдин пал в той войне. Однако не исключено, что я

ошибаюсь, и не в Каэрдине был воплощен тот Эл, ибо ничего этого я не видел своими глазами, а

сейчас пересказываю тебе десятые слухи.

Помолчав, спросила Рола:

—  Ты   рассказал   мне   о   рождении   Сущего.   Скажи,   откуда   же,   в   таком   случае   взялись

остальные Царства: Небеса, Преисподняя, Пределы, Чары и Бред?

—  Когда   Элы   приблизились   к   миру,   наиболее   удаленная   от   них   часть   Сущего   стала

Преисподней. Там многое сохранилось от древнего мира. Поэтому часто Владыки Преисподней

называют себя исконными владельцами мироздания и утверждают, что их род древнее рода богов

и   самих   Элов.   Но   это   ложь.   Ибо   нынешние   владельцы   Преисподней   —   всего   лишь   тени   и

отражения Грызущих и Древних.

Ближайшая к Элам часть Сущего была названа Небесами. Пределы — это и есть пределы

Сущего, границы Сущего и не-Сущего. Откуда взялось Царство Чар или Царство Снов, как его

иногда называют, я не знаю, ибо я не всеведущ. Слышал я некогда легенду, гласящую о том, что

Царство   Чар   и   Снов   —   отражение   предыдущих   творений   Элов,   осколки   тех   мирозданий,   в

которые входили Элы и которые они делали совершенными, отсекая от них все лишнее — но,

скорее   всего,   лжива   эта   легенда.   Что   касается   Царства   Бреда,   то   о   его   существовании   было

неизвестно народу ванов. Впрочем, я могу сочинить о появлении Царства Бреда тысячу историй, и

о каждой из них можно будет сказать: это — истина. Ибо я только по происхождению — ван, а по

титулу и сути — Владыка Бреда.

— Но не ты ли говорил мне не так давно, что весь видимый мир создали Владыки Бреда, и

Сущее — лишь крохотный островок в океане Безумия?

Сказал Мъяонель:

— Это так.

— Как же связуются между собой эти две истории?

Сказал Мъяонель:

— Ты верно заметила: истина о том, что мир сотворили Владыки Бреда и другая истина,

повествующая о рождении мира истечением силы Элов, взаимоисключают друг друга. Никак не

связуются между собой эти две истины и эти две истории. Как Владыка Безумия я знаю одну

историю, как ван — другую. И я не исключаю того, что могут существовать еще какие-то истории.

— Так какая же из этих историй — истина? — Спросила Рола.

Ответил Мъяонель:

— Полагаю, что все.

— Как же это может быть?

— Никак.

— Тогда это противоречит логике.

— Да.

— Значит, это ложь.

—  Отнюдь.   Это   истина.   Ибо   этот   мир   состоит   из   парадоксов   и   противоречий,   и

множественность творения — наименьшее из этих противоречий.

— Какое же тогда наибольшее?

— Оглянись вокруг. Оно всегда рядом, всегда окружает нас.

Рола оглянулась и сказала:

— Я не вижу ничего необычного.

— Второй по величине парадокс состоит в том, что мы не замечаем первого.

— А ты его можешь увидеть?

— Если захочу.

— Покажи мне.

— Не стану. Ибо тогда ты сойдешь с ума, а я не желаю, чтобы ты становилась безумной.

И в этот миг Рола посмотрела в глаза Мъяонеля, и увидела, что его глазницы заполнены

шевелящимися насекомыми. Но Мъяонель отвернулся и провел рукой по лицу. Лицо его вновь

стало   красивым   и  юным.   И   тогда   Рола   поняла,   что   Сила   Мъяонеля   была   с   ним,   и  перестала

задавать свои вопросы, опасаясь, что Сила Мъяонеля вернется и дарует ей ответы, которые она

будет вынуждена принять, даже и против своей воли.

И вот, сидя за столом, они молчали некоторое время.

Сказал Мъяонель, прерывая молчание:

— Мне пора идти. У меня еще много дел.

Но сказала Рола:

—  Останься. Погости у меня несколько дней. Сто тридцать лет твои дела ждали тебя —

подождут еще немного.

Сказал Мъяонель:

— Хорошо. С радостью я принимаю твое приглашение, хозяйка.

Он остался и гостил у нее три дня, и три ночи они провели вместе. И Рола рассказала

Мъяонелю, что есть у нее знакомый, некто Армрег, которого также называют Принцем Каджей.