то же должен вытащить тебя из этого леса прежде, чем предаться заботам о собственной славе.

И Мъяонель продолжал мчаться по лесу, прижимая к себе девушку. Свойства его плаща

были таковы, что заставляли деревья и колючие кусты расступаться перед ним, а вместе с тем,

поскольку плащ отнимал у Мъяонеля большую часть его веса, он, не уставая, не столько бежал,

сколько летел по воздуху, едва касаясь земли.

Но вернемся к Кермалю. На берегу ручья Кермаль встретил своего врага, укрепившись

сердцем, обнажив меч и приготовившись к долгому бою. Сначала Повелитель Оборотней явился к

нему в виде льва, но Кермаль без труда одолел его. Затем Повелитель Оборотней принял облик

быка, но Кермаль свалил его одним ударом. После этого Повелитель Оборотней явился в своем

самом ужасающем обличье — в виде многоголового дракона — но витязь не отступил и тогда.

Щитом он закрылся от пламени и яда, а мечом отрубил дракону все головы. Поняв, что силой

противника  одолеть невозможно,  Повелитель Оборотней превратился  в  рой  сонных бабочек и

обрушился   со   всех   сторон   на   Кермаля.   И   хотя   рыцарь,   подозревая,   что   тут   кроется   какая-то

хитрость,   завертел   мечом   с   такой   скоростью,   что   тут   же   превратил   крылья   бабочек   в   ворох

мельчайших лоскутков, пыльца, упавшая с их крыльев, накрыла его душным облаком. Кермаль, не

в силах бороться со сном, упал у ручья и заснул, а Повелитель Оборотней, торжествуя победу,

превратился в шакала и перегрыз ему горло. Расправившись с Кермалем, он снова бросился в

погоню за беглецами, приняв свой обычный облик — тысячеголового великана.

Заслышав,   что   великан   настигает   их,   беглецы   поняли,   что   Кермаль   проиграл   схватку.

Тогда Сантрис заплакала, умоляя Мъяонеля отпустить ее и таким образом избежать неминуемой

гибели — ибо оставалась надежда, что когда отец получит ее обратно, он не станет преследовать

второго похитителя. Но Мъяонель только рассмеялся в ответ на ее слова. Он бросил поперек их

следа свой посох.

—  Полагаю,   эта   могущественнейшая   вещь   надолго   займет   его   внимание,   а   мы   тем

временем сумеем улизнуть, — сказал он, все еще смеясь. Далее он остановился и завязал нижние

кончики своего плаща — так же, как доселе были завязаны только верхние. В эту минуту вес его и

Сантрис   (плащ   был   достаточно   широк,   чтобы   укрыть   двоих)   исчез   совершенно,   и,   подобно

мыльному пузырю, они поднялись в небо и понеслись прочь, гонимые западным ветром.

И впрямь, уловка удалась. В течении дня и следующей ночи никто не тревожил их, и тогда

стало   ясно,   что   они   оторвались   от   своего   преследователя.   В   последующие   дни   они   иногда

двигались   по   земле,   а   иногда   летели,   стремясь   поскорее   выбраться   за   пределы   леса.   Ночью

Мъяонель раскидывал плащ, как полог, и в безопасности они проводили время до утра. В одну из

ночей  Сантрис   пришла   к   своему   спасителю   и   предалась   с   ним   любви,   и  Мъяонель   нашел  ее

нежной и страстной, девственной и развращенной, скромной и ненасытной. Порок сочетался в ней

с целомудрием, робость — с гордостью. Прежде Мъяонель не встречал подобных ей. Он же был

для нее первым мужчиной.

Мъяонель расспросил Сантрис о ее отце и узнал, что раньше хозяин Башни Без Окон был

совсем другим. Сантрис уверяла, что некогда Повелитель Оборотней был обычным волшебником

— могущественным, мудрым и нежно любившим свою жену и ее семерых детей. Однако поиски

подлинной Силы (при этих словах Мъяонель насторожился и стал слушать вдвое внимательнее)

увели его далеко от человеческой природы, и однажды он потерял власть над происходившими в

нем изменениями. Его разум стал подобен разуму дикого зверя. В сердце его слились ярость льва

и холодная алчность дракона, коварство шакала и бешенство медведя, пробужденного от зимней

спячки. И вот, явившись в одну из ночей в Башню Без Окон, он разорвал мать Сантрис, и выставил

волшебную   стражу,   чтобы   дети   его   не   смогли   сбежать.   На   следующее   утро   он   убил   своего

старшего сына, а еще через день — дочь. Так продолжалось до тех пор, пока в живых не осталась

одна Сантрис. И вот, наступило утро, когда он явился за ней. От отчаянья она взяла в руки лютню

и запела, призывая отца опомниться. И тогда Повелитель Оборотней застыл на месте и растерял

свою   ярость.   Затем   он   опустился   на   ковер   и   заснул.   Вечером   он   поднялся   и   ушел,   а   утром,

пресытившись крови путешественников, появился снова, и снова песня Сантрис успокоила его. И

так продолжалось три года — до тех пор, пока Кермаль и Мъяонель не проникли в башню и не

освободили девушку.

Вскоре они выбрались из леса. Мъяонель, считая своим долгом показать Сантрис людские

поселения, отвел ее в один из красивейших городов, из тех, что были ему известны — в Инор

Таклед,   дворцы   и   стены   которого   возвели   еще   исполины-фольсхантены.   Сантрис   поражалась

открывающемуся великолепию, а Мъяонель улыбался, наблюдая ее изумление. Ведь он, бывший

одного рода с небожителями, помнил еще те времена, когда на месте Инор Такледа громоздились

голые прибрежные скалы.

Некоторое время они жили в Инор Такледе — до тех пор, пока до них не дошли слухи, что

один   из   Обладающих   Силой  приближается   к   этим   местам,   собираясь   поработить   сей  город   и

подчинить его законам своей магии. Услышав об этом, Мъяонель стал поспешно собираться в

дорогу, чтобы покинуть город до его прихода, а Сантрис спросила о причине его спешки.

—  Но разве, — промолвила Сантрис, когда он объяснил ей причину, — ты не можешь

воспользоваться   собственной   магией,   чтобы   противостоять   ему?   Ведь   твой   плащ   делает   тебя

неуязвимым — чего же ты боишься?

— Мой плащ заколдован от действия всех известных мне стихий, — ответил Мъяонель. —

Однако Обладающие Силой несут в себе стихии, которых не существовало прежде. Моя магия

бессильна против них, а их магия поразит меня без труда.

Однако Сантрис не придала никакого значения его словам.

— Что ж, — сказала она, невесело усмехнувшись, — мне жаль, что я полюбила труса.

И тогда лицо Мъяонеля стало чернее ночи, и, забыв о сборах, он удалился, ибо ни один

мужчина,   даже   бывший   когда-то   небожителем,   не   может   остаться   равнодушным   к   подобным

словам.

Он   подробно   расспросил   местных   жителей   о   том,   какой   Силой   обладает   тот,   кто

приближается к городу. И он узнал, что пришельца называют Повелителем Дорог, и власть его

велика, поскольку любой путь он может замкнуть в кольцо, любое оружие может обернуть против

нападающего, и в любую часть мира — на дно океана, на поле битвы или в сердце огненной

пустыни — он может отправить того, кто осмелится встать на его пути. Так же он может ходить

по пламени, не обжигаясь, по воде и по воздуху, как по земле. Более того, он может подарить или

отнять   удачу,   изменить  ход  событий,   определить   время   тех   или  иных   событий,   отдалить   или

приблизить   день   смерти   —   ибо,   до   определенной   степени,   властен   он   и   над   дорогами   судеб

смертных людей. В Инор Такледе его прихода ждали с ужасом. Поговаривали, что в городах и

селах, где он останавливался прежде, перемещаться обычным способом становилось невозможно.

Дороги переставали быть прямыми и ровными — они только казались таковыми, а на деле же,

сделав лишь шаг вперед, можно было оказаться на сто шагов позади. Или в небе. Или под землей.

Или   внутри   горящего   камина.   Или   в   собачьей   конуре.   Или   в   чужом   доме.   Или   на   пороге