то же должен вытащить тебя из этого леса прежде, чем предаться заботам о собственной славе.
И Мъяонель продолжал мчаться по лесу, прижимая к себе девушку. Свойства его плаща
были таковы, что заставляли деревья и колючие кусты расступаться перед ним, а вместе с тем,
поскольку плащ отнимал у Мъяонеля большую часть его веса, он, не уставая, не столько бежал,
сколько летел по воздуху, едва касаясь земли.
Но вернемся к Кермалю. На берегу ручья Кермаль встретил своего врага, укрепившись
сердцем, обнажив меч и приготовившись к долгому бою. Сначала Повелитель Оборотней явился к
нему в виде льва, но Кермаль без труда одолел его. Затем Повелитель Оборотней принял облик
быка, но Кермаль свалил его одним ударом. После этого Повелитель Оборотней явился в своем
самом ужасающем обличье — в виде многоголового дракона — но витязь не отступил и тогда.
Щитом он закрылся от пламени и яда, а мечом отрубил дракону все головы. Поняв, что силой
противника одолеть невозможно, Повелитель Оборотней превратился в рой сонных бабочек и
обрушился со всех сторон на Кермаля. И хотя рыцарь, подозревая, что тут кроется какая-то
хитрость, завертел мечом с такой скоростью, что тут же превратил крылья бабочек в ворох
мельчайших лоскутков, пыльца, упавшая с их крыльев, накрыла его душным облаком. Кермаль, не
в силах бороться со сном, упал у ручья и заснул, а Повелитель Оборотней, торжествуя победу,
превратился в шакала и перегрыз ему горло. Расправившись с Кермалем, он снова бросился в
погоню за беглецами, приняв свой обычный облик — тысячеголового великана.
Заслышав, что великан настигает их, беглецы поняли, что Кермаль проиграл схватку.
Тогда Сантрис заплакала, умоляя Мъяонеля отпустить ее и таким образом избежать неминуемой
гибели — ибо оставалась надежда, что когда отец получит ее обратно, он не станет преследовать
второго похитителя. Но Мъяонель только рассмеялся в ответ на ее слова. Он бросил поперек их
следа свой посох.
— Полагаю, эта могущественнейшая вещь надолго займет его внимание, а мы тем
временем сумеем улизнуть, — сказал он, все еще смеясь. Далее он остановился и завязал нижние
кончики своего плаща — так же, как доселе были завязаны только верхние. В эту минуту вес его и
Сантрис (плащ был достаточно широк, чтобы укрыть двоих) исчез совершенно, и, подобно
мыльному пузырю, они поднялись в небо и понеслись прочь, гонимые западным ветром.
И впрямь, уловка удалась. В течении дня и следующей ночи никто не тревожил их, и тогда
стало ясно, что они оторвались от своего преследователя. В последующие дни они иногда
двигались по земле, а иногда летели, стремясь поскорее выбраться за пределы леса. Ночью
Мъяонель раскидывал плащ, как полог, и в безопасности они проводили время до утра. В одну из
ночей Сантрис пришла к своему спасителю и предалась с ним любви, и Мъяонель нашел ее
нежной и страстной, девственной и развращенной, скромной и ненасытной. Порок сочетался в ней
с целомудрием, робость — с гордостью. Прежде Мъяонель не встречал подобных ей. Он же был
для нее первым мужчиной.
Мъяонель расспросил Сантрис о ее отце и узнал, что раньше хозяин Башни Без Окон был
совсем другим. Сантрис уверяла, что некогда Повелитель Оборотней был обычным волшебником
— могущественным, мудрым и нежно любившим свою жену и ее семерых детей. Однако поиски
подлинной Силы (при этих словах Мъяонель насторожился и стал слушать вдвое внимательнее)
увели его далеко от человеческой природы, и однажды он потерял власть над происходившими в
нем изменениями. Его разум стал подобен разуму дикого зверя. В сердце его слились ярость льва
и холодная алчность дракона, коварство шакала и бешенство медведя, пробужденного от зимней
спячки. И вот, явившись в одну из ночей в Башню Без Окон, он разорвал мать Сантрис, и выставил
волшебную стражу, чтобы дети его не смогли сбежать. На следующее утро он убил своего
старшего сына, а еще через день — дочь. Так продолжалось до тех пор, пока в живых не осталась
одна Сантрис. И вот, наступило утро, когда он явился за ней. От отчаянья она взяла в руки лютню
и запела, призывая отца опомниться. И тогда Повелитель Оборотней застыл на месте и растерял
свою ярость. Затем он опустился на ковер и заснул. Вечером он поднялся и ушел, а утром,
пресытившись крови путешественников, появился снова, и снова песня Сантрис успокоила его. И
так продолжалось три года — до тех пор, пока Кермаль и Мъяонель не проникли в башню и не
освободили девушку.
Вскоре они выбрались из леса. Мъяонель, считая своим долгом показать Сантрис людские
поселения, отвел ее в один из красивейших городов, из тех, что были ему известны — в Инор
Таклед, дворцы и стены которого возвели еще исполины-фольсхантены. Сантрис поражалась
открывающемуся великолепию, а Мъяонель улыбался, наблюдая ее изумление. Ведь он, бывший
одного рода с небожителями, помнил еще те времена, когда на месте Инор Такледа громоздились
голые прибрежные скалы.
Некоторое время они жили в Инор Такледе — до тех пор, пока до них не дошли слухи, что
один из Обладающих Силой приближается к этим местам, собираясь поработить сей город и
подчинить его законам своей магии. Услышав об этом, Мъяонель стал поспешно собираться в
дорогу, чтобы покинуть город до его прихода, а Сантрис спросила о причине его спешки.
— Но разве, — промолвила Сантрис, когда он объяснил ей причину, — ты не можешь
воспользоваться собственной магией, чтобы противостоять ему? Ведь твой плащ делает тебя
неуязвимым — чего же ты боишься?
— Мой плащ заколдован от действия всех известных мне стихий, — ответил Мъяонель. —
Однако Обладающие Силой несут в себе стихии, которых не существовало прежде. Моя магия
бессильна против них, а их магия поразит меня без труда.
Однако Сантрис не придала никакого значения его словам.
— Что ж, — сказала она, невесело усмехнувшись, — мне жаль, что я полюбила труса.
И тогда лицо Мъяонеля стало чернее ночи, и, забыв о сборах, он удалился, ибо ни один
мужчина, даже бывший когда-то небожителем, не может остаться равнодушным к подобным
словам.
Он подробно расспросил местных жителей о том, какой Силой обладает тот, кто
приближается к городу. И он узнал, что пришельца называют Повелителем Дорог, и власть его
велика, поскольку любой путь он может замкнуть в кольцо, любое оружие может обернуть против
нападающего, и в любую часть мира — на дно океана, на поле битвы или в сердце огненной
пустыни — он может отправить того, кто осмелится встать на его пути. Так же он может ходить
по пламени, не обжигаясь, по воде и по воздуху, как по земле. Более того, он может подарить или
отнять удачу, изменить ход событий, определить время тех или иных событий, отдалить или
приблизить день смерти — ибо, до определенной степени, властен он и над дорогами судеб
смертных людей. В Инор Такледе его прихода ждали с ужасом. Поговаривали, что в городах и
селах, где он останавливался прежде, перемещаться обычным способом становилось невозможно.
Дороги переставали быть прямыми и ровными — они только казались таковыми, а на деле же,
сделав лишь шаг вперед, можно было оказаться на сто шагов позади. Или в небе. Или под землей.
Или внутри горящего камина. Или в собачьей конуре. Или в чужом доме. Или на пороге
