Сказал Мъяонель:

— Разве я сказал, что темные альвы — добры? Я сказал, что люблю их, только и всего.

— Хорошо, — сказала Рола, — мне надо будет подумать над этой историей. Пока у меня

нет вопросов. Однако мне хотелось бы продолжить беседу. Ты не против?

Сказал Мъяонель:

— Нет. Спрашивай — я, как смогу, постараюсь удовлетворить твое любопытство.

Сказала Рола:

— Ты сказал: мир существовал прежде, чем произошло то, что называется «сотворением».

Как такое может быть?

Сказал Мъяонель:

— Мне сложно объяснить это.

Сказала Рола с насмешкой:

—  Неужели   философское   учение,   которому   ты   следуешь,   настолько   сложно   и

противоречиво, что ты не осмеливаешься даже и изложить его?

Сказал Мъяонель:

— То, что я знаю — не философское учение, а память. Однако мне сложно рассказать тебе

о том, что я помню, потому что в известном тебе мире вещей я нахожу очень мало из того, с чем

можно было бы сравнить состояние мира до его сотворения.

Сказала Рола:

— И все же мне хотелось бы услышать об этом.

Сказал Мъяонель:

— Смею ли я в чем-либо отказать хозяйке дома, где был принят со всей любезностью? Что

ж, слушай.

В   начале   не   было   мира   Сущего.   Были   тени   и   дым,   и  отблески   пламени,   и   пустота,   в

которой были дыры — а дыры эти были еще меньшим «чем-то», чем сама пустота. Бездна была

распахнута, и не имеющие имен смотрели во вне. И Сущее, которого не было, было подобно

Пределам, было подобно Хаосу, было подобно глубинам Преисподней. Обитали там, помимо не

имеющих имен, еще Древние, Незримые, Грызущие и Тени.

— Что это за существа и какой вид они имели? — Спросила Рола.

— Тени были подобны теням — оттого я и называю их так. Ныне они — обитатели Дна.

Древние были подобны жгутам бурого дыма. Незримые не имели ни вида, ни формы, ни каких-

либо свойств. Грызущие были подобны болотным огонькам, и еще были подобны светящимся

камням, и еще были подобны солнцам, заточенным внутри себя самих. Неверен был их свет, ибо

не свет это был, а лишь кажущееся свечение.

— Кто же сотворил Сущее? — Спросила Рола.

— Приближение Элов породило мир сущий.

— Кто такие Элы и откуда они взялись, если не было еще ничего?

—  Я не знаю, откуда пришли Элы, — отвечал Мъяонель, — и я не знаю, как правильно

называть их: одним существом или многими. Ибо они могли действовать и поодиночке, и как

единое целое.

—  Я   поняла,   —   сказала   Рола,   —   это   было   единое,   но   со   множеством   разнообразных

проявлений.

—  Ты   не   права,   —   отвечал   ей   Мъяонель,   —   ведь   нельзя   называть   реки   различными

проявлениями моря. Но хотя различны между собой реки, где ты проведешь границу между рекой

и морем? Вода в них — едина. Так же были и Элы.

Предчувствуя   их   появление,   стало   Сущее   наполняться   жизнью   и   бытием,   ибо   Элы   —

жизнь и бытие. И обитатели мглы и теней перестали уничтожать и поглощать друг друга, ибо

вокруг нашлось много другой доброй пищи, и исчезали порождения пустоты, ибо, поедая, они

принимали   в   себя   бытие,   и   от   того   изменялась   их   сущность.   Но   были   и   отказавшиеся.   О

некоторых из них известно даже и в людских преданиях. Называют их страшными чудовищами,

поглощающими все живое и неживое. Но это неверно. Не поглощают они ни жизнь, ни Силу, ни

материю, однако все это, соприкасаясь с ними, распадается. Вблизи них подтаивает само бытие,

возникшее от силы Элов, ибо они — отказавшиеся. Впрочем, сколь мне известно, все они ныне

истреблены.

Прекрасен был рождающийся мир. Долог первый рассвет. Я помню его. Солнце еще не

взошло, ибо не было еще Солнца, но мой народ — народ ванов — был уже тогда.

Мы были частью нового мира, душой его стихий. А мир менялся, оживал,  становился

больше, ибо приближались к нему прекрасные Элы.

Я не знаю, Благо или Зло несли они этому мирозданию. Могло быть и так, что их Благо

стало бы для нас великим Злом. Оттого мы страшились их прихода. Ведь Элы были совершенны и

хотели   сотворить   совершенный   мир,   а   мы   боялись,   что   сотворение   из   несовершенного   мира

совершенного обернется для нас гибелью, как обернулось гибелью для обитателей мглы и теней

сотворение несовершенного мира из пустоты.

Сказала Рола:

— Но ведь благодаря животворящей силе Элов вы пробудились к существованию. Не были

ли они для вас добрыми пастырями?

Сказал Мъяонель:

— Но ведь и пастырь заботится об овце из своего стада и оберегает ее для того, чтобы рано

или поздно съесть ее самому.

Сказала Рола:

— Что же внушило вам столь мрачные мысли об Элах?

Ответил Мъяонель:

—  Мы видели судьбу наших предшественников и не хотели исчезнуть бесследно, пусть

даже и во имя Совершенства.

Сказала Рола:

— Что же позволило вам выстоять?

— Мы и не помышляли о войне с Элами, — молвил Мъяонель. — Да мы и не видели их,

но только лишь догадывались об их приближении. Относительно же того, что отвратило Элов от

мира и заставило их оставить мир несовершенным, у меня нет правды — только лишь несколько

легенд.

— Расскажи мне об этих легендах, — сказала Рола.

—  Хорошо,   —  ответил  Мъяонель,   —  я   изложу  тебе   самую  красивую  из  них.   Однако,

слушая  мой рассказ,  ты  должна   помнить,  что  половина   рассказа  —  ложь,   и я  не  знаю,   какая

именно половина, ибо я не Эл, а только лишь обитатель мира Сущего.

Сказала Рола:

— Я помню об этом.

— Среди Элов, — начал Мъяонель, — нашелся некто, кто вгляделся в рождающийся мир и

полюбил его таким, каким тот был тогда, пусть даже и несовершенным. Так мастер, вырезающий

из деревянного бруска статуэтку, может усомниться: следует ли снять еще один слой древесины,

или же того, что уже снято, будет довольно? И в этот миг могут враждовать и противоречить друг

другу его мысли, хотя никто не назовет такого мастера безумным. И, не зная, как поступить, этот

мастер   может   оставить   творение   и  заняться   другими   делами.   Но   постоянно   его   будут   грызть

сомнения: закончил ли он работу? И, видя в своей работе многие недостатки, он все же не станет

подступаться к ней, опасаясь испортить то, что есть, ибо творение все-таки прекрасно. Но, желая

исправить недостатки, он потеряет и покой и сон. Он спросит окружающих — но окружающие

будут хвалить его работу. Тогда, чтобы избавиться от сомнений, он может подарить кому-нибудь

свою работу и начать новую.

Также   и   тот   Эл   увидел   некую   новую   гармонию   в   еще   незаконченном,   и   не   пожелал

разрушать эту гармонию ради другой, пусть даже и лучшей. Не следует хвалить его за это, как не

следует и проклинать, ибо он следовал своим желаниям и своему взгляду на вещи, как другие Элы

следовали своим желаниям и своему взгляду.

— Между ними началась война? — Спросила Рола.

Но Мъяонель покачал головой.

—  Не думаю, что это возможно. Впрочем, я слишком мало понимаю природу Элов, и,

чтобы понять, вынужден прибегать к сравнениям — а это не есть истинное понимание.

Это было скорее обманом, а не войной. Тот Эл, о котором я говорю, обманул своих братьев

—   так   же   как   мастер   обманывает   себя,   расставаясь   с   работой,   недостатки   которой   видит,   но

исправить их — уже не смеет.

— В чем же заключался его обман?

— Он побудил Элов преждевременно прикоснуться к мирозданию. Не приблизившись еще

на должное расстояние — отразить себя в нем.

— Для чего?

—  Так   рождены   были   боги.   Их   называют   творцами,   но   это   неверно,   ибо   они   лишь

оформили то, что уже было, а новое, качественно иное могли творить только Элы.