— Темны твои слова, мудрая Гветхинг. Скажи лучше прямо, какую цену ты потребуешь за

свой совет?

— Обычно я не требую высокой цены, но раз уж ты так добр, Мъяонель — отдай мне свой

плащ, который делает всякого, кто носит его, невидимым, невесомым и неуязвимым — ибо мне

надоело   отвечать   на   глупые   вопросы,   которые   задают   мне   безмозглые   люди   и   ленивые

небожители, и я желаю скрыться от них.

И Мъяонель без споров снял с плеч свой волшебный плащ, и свернув его, положил на

камень. Однако, складывая плащ, он незаметно зажал одну из разорванных нитей между большим

и указательным пальцем.

— Как мне обрести собственную Силу? — Спросил он затем.

—  Будто   ты   сам   этого   не   знаешь,   —   насмешливо   оборонила   ведьма,   жадно   пожирая

глазами подарок.

— Кермалю, истребителю чудовищ, ты дала такой же ответ?

— Глупому мальчишке Кермалю я дала такой ответ, который он смог понять.

— Неужели я хуже его, раз ты мне не даешь даже такого?

— Нет, Мъяонель, не хуже и не лучше. Мне казалось, что ты умнее.

—  Отвечай,   —   гневно   процедил   волшебник.   —   Перестань   оскорблять   меня   и   отвечай

понятно — или не получишь плаща.

— Что же ты хочешь узнать? — Горько вздохнула старая пророчица.

—  Как   обрести   Силу?   Как   принести   в  мир   новое   волшебство?   Как   научиться   творить

невозможное?

— Сотворить невозможное.

— Говори! — Приказал Мъяонель, едва сдерживая ярость.

—  Что же мне еще сказать, если ты не хочешь слушать? Как я могу научить тебя   твоей

Силе? Ты должен сам найти к ней дорогу. Только тогда она станет по-настоящему твоей. Ты

освоил многие известные пути волшебства, Мъяонель, но к магии, которую ты жаждешь обрести,

известных путей не существует. Многие гибнут на этом пути — как Кермаль; многие теряют Силу

— как Повелитель Дорог, которого ты так ловко обманул; а многие, обретя Силу, теряют разум —

вспомни Повелителя  Оборотней! Прислушайся к волшебству, которое  готово родиться  в тебе,

Мъяонель — и ты поймешь, что тебе следует делать. Лишь одно я скажу тебе — нельзя обрести

что-то,   не   потеряв   ничего,   поэтому   подумай   еще   раз,   стоит   ли   тебе   и   дальше   стремиться   к

могуществу.

И вдруг Мъяонелю показалось, что он и в самом деле что-то понял — или вот-вот поймет.

Гнев покинул его, он низко поклонился Гветхинг и вышел из пещеры. Переступая порог, он едва

не наткнулся на крысу и собаку, и понял, что они подслушивали разговор. Собака зарычала, капая

на пол пещеры огненной слюной, а крыса, низко поклонившись, закричала:

— Сразу видно, милорд, что вы — воспитанный и терпеливый человек. Некоторых — вы

не поверите! — силой приходится от нее оттаскивать. Ее б задушили давно, сердешную, если бы

не мы с Тирком. Но, проходите, милорд, проходите. Чую я, что сюда еще один посетитель идет.

—  Пускай идет, — пожал плечами Мъяонель. — Ваша хозяйка собирается на покой и

больше не станет принимать посетителей.

—  И я говорю: пускай идет! — Пробормотала крыса. — Потому что все равно это вы,

милорд, и нечего вам во второй раз...

Но Мъяонель уже вышел из пещеры и не слышал последних слов крысы. И еще семь лет

он бродил по свету, беседуя с различными мудрецами, отыскивая древние свитки, и разговаривая с

демонами,   занимавшими   тела   маленьких   детей,   когда   души   детей   уходили   во   время   сна   и

забывали вернуться обратно. И узнал Мъяонель, что мир стал совсем иным, чем во времена его

молодости, и то, что прежде казалось незыблемым и неоспоримым, ныне превращалось в легенду

и небыль, а то, чего никогда не могло случиться, случалось и прочно занимало свое место в новом

миропорядке.   Откуда   бралось   это   новое?   Очевидно,   оно   приходило   извне.   И   тогда   Мъяонель

решил отправиться к пределам реального мира. Однако ему было известно только одно место, где

реальное соприкасалось с нереальным, где размывались границы между ними, где таилась тайна и

куда   вел   страх,   место,   где   нельзя   было   найти   ни   смысла,   ни   бытия,   но   которое   служило

источником как первого, так и второго. Это было Царство Безумия, Земля Бреда и Хаоса. Туда он

и отправился.

Его  путь  был  долог,   однако,  одолев все  препятствия,   он достиг неописуемого  Царства

Безумия,   где   небо   плевалось   горами   из   огня   и   кустами   роз,   а   зеркальная   земля   пенилась   и

расходилась кругами при каждом шаге. Он достиг области, где облака состояли из миллионов

глаз, и миновал поле, где сражались между собой кисти рук, передвигавшиеся на пальцах, как на

маленьких   ножках.   Тут   он   заметил,   что   идет   по   дороге,   выложенной   из   свитков   и   глиняных

табличек с непонятными надписями, и счел это неблагоприятным предзнаменованием. На обочине

громоздились добродушные механизмы, зазывавшие Мъяонеля сойти с пути и завернуть к ним, но

он не  поддался   на   искушение.  Оставив за  спиной  механизмы и миновав  холмы,  где   умирают

забытые сновидения, он достиг меняющейся долины. Рассказывать о долине особенно нечего, так

как каждый новый миг она превращалась во что-то новое, но глаз не успевал увидеть во что

именно,   поскольку   долина   уже   менялась   вновь.   Там   Мъяонель   вынул   из   своей   груди   тускло

сияющее сердце и посадил его в прозрачную, как море, землю безумия. И стал ждать.

Через некоторое время небо над ним потемнело, а между землей и небом появилось дерево

—   призрачное,   словно   свитое   из   теней   и   снов,   тьмы   и   древесной   гнили   —   червоточина   без

внешней оболочки, паутина и плесень, рана, сочащаяся сукровицей. И Мъяонель подумал, что

следует рассмеяться, потому что он наконец причастился к могуществу, которого так долго ждал,

но смех умер у него на устах. И тогда он проснулся.

Он проснулся и увидел, что стоит перед пещерой Гветхинг — семь лет назад, перед тем

как зайти в нее. Только волшебного плаща не было на его плечах и сердце больше не стучало в его

груди.   А   вместо   сердца   Мъяонель   ощутил   в   себе   силу   выполнить   то,   что,   как   ему   казалось,

выполнить следовало. И он вернулся в темный лес, где стояла Башня Без Окон, и без страха и

волнения подошел к ее стенам. И тогда он впервые применил приобретенное в Земле Безумия

волшебство.   Может   быть,   он  приблизил   стены  Башни   к   призрачному   миру,   а   может   быть   —

превратился в призрака сам, но он с легкостью преодолел все заслоны, которые выставил на его

пути Повелитель Оборотней, находившийся в это время в Башне и увидевший, что возлюбленный

его   дочери   пожаловал   снова.   И   Мъяонель   поднялся   по   лестнице,   заполненной   чудовищами   и

дикими зверями, однако там, где проходил он, суть оборотней менялась. И казалось, что безумие и

тьма шествуют за его спиной, изменяя бешенных животных в нечто, куда более отвратительное.

Поднимались за его спиной мертвые волки, плоть которых точили трупные черви, и соединялись в

единое целое львы и скорпионы, и твари, подобные призрачным псам, безмолвно мчались впереди

Мъяонеля. Сила боролась с Силой, но Мъяонель побеждал, отвоевывая ступеньку за ступенькой,

и, вместе с его продвижением изменялась сама Башня Без Окон — стены ее чернели, слоились, как

будто состояли из обсидиана; и трещины в стенах сочились сукровицей, словно это был не камень,

а живая плоть; и безголовые птицы кружились над башней; а из земли тянулись первые слабые

ростки, сотканные из призрачных теней и тончайшей паутины.

Миновав лестницу, Мъяонель вступил в спальню Сантрис. Там, раскинувшись по всему