факелах, вставленных в металлические скобы, было прозрачно-серого цвета и казалось сделанным
из стекла — это пламя ничего не освещало. Однако и темнота не властвовала здесь: тусклый свет,
источник которого нельзя было определить, равномерно разливался по залу. В дальнем конце зала
высился трон, на котором восседала величественная неподвижная фигура, словно вырезанная из
камня. Это был Бог Мертвых. Мъяонель, не медля, но и не высказывая спешки, направился к нему,
а неживые стражи, окружившие пришельца сразу же после его появления, сопровождали
Мъяонеля на всем пути к трону.
— Что привело тебя в мой дворец, неборожденный? — С усмешкой спросил Бог Мертвых.
— Тебе надоела земля? Ты решил вступить в мою свиту?
— Нет, Владыка, — сказал Мъяонель, коротко поклонившись, — полагаю, что я еще не
готов к этому. Я пришел предупредить тебя. Пока ты справедливо вершишь свой суд, по твоему
дворцу бродят воры и берут все, что им приглянется. Вот, например, один из них сейчас находится
в помещении, где хранятся записи о судьбах умерших. Очевидно, он ищет себе какой-нибудь
сувенир на память. Стоит только представить, в какой беспорядок приведет он твои книги и
свитки...
— Вор?! — Грозно переспросил Бог Мертвых. — Ну, что ж, посмотрим!
И, покинув трон, он отправился в книгохранилище. Мъяонель, пряча улыбку, шел за ним
следом. Он не сомневался, что Повелитель Дорог до сих пор копается в старых пыльных
фолиантах, ибо Мальрибиус из Эрнами никогда не жил на свете, да и сам городок был разрушен
завоевателями много столетий назад.
Обнаружив чужака, Бог Мертвых сковал его своей властью, ибо в Царстве Теней все было
подвластно ему. Увидев, что юноша обладает немалой магией, Бог Мертвых приблизил его лицо к
своему и приник к губам Повелителя Дорог. Вместе со своим дыханием он влил в пленника и
толику своей магии, подчинив принесенную юношей Силу себе и сделав таким образом из вора
покорного слугу. Также он дал юноше новое имя — Кирульт, Проводник Мертвых. Кирульт
скрежетал зубами, наблюдая, как Мъяонель покидает дворец Бога Мертвых, но не осмеливался
напасть на него в присутствии своего господина. Скорой его мести Мъяонель не опасался, так как
был уверен, что у Владыки Царства Мертвых найдется для нового слуги немало работы.
Вернувшись в Инор Таклед, Мъяонель объявил, что опасность миновала. В городе его
приняли как героя. Царь, правивший в Инор Такледе, пригласил волшебника и его возлюбленную
в свой дворец. Там в честь Мъяонеля был устроен пир, а Сантрис смотрела на своего любимого с
немым восхищением. На вопросы, как ему удалось одолеть Повелителя Дорог, Мъяонель отвечал
только: "Ничего сложного: он был глуп. Нетрудно было отправить его в Царство Мертвых."
Нельзя сказать, что его ответы в чем-то противоречили истине, однако все, кто слышали их,
полагали, что Мъяонель одолел Повелителя Дорог в смертельном колдовском поединке. А
Мъяонель молчал, не желая разочаровывать людей, считавших его героем.
И был пир. Вино лилось рекой, изысканные кушанья, подаваемые поварами, источали
столь восхитительные ароматы, что могли бы пробудить алчность даже у аскета, а пляски
обнаженных темнокожих рабынь завораживали взгляд и отнимали разум. Мъяонель провел время
в беседе с колдунами и вельможами Инор Такледа, а когда наступила ночь, удалился с Сантрис в
отведенные им во дворце покои. Там он подбросил в воздух свой плащ, и, как куполом, закрыл им
всю комнату. Так Мъяонель делал каждую ночь с тех пор, как бежал с Сантрис из Башни Без
Окон, чтобы защититься от чар ее отца, ибо ночью Повелитель Оборотней был особенно силен.
Однако во время пира он не заметил, что маленькая мышь прогрызла дыру в его плаще.
Предавшись любви и насладившись друг другом, Мъяонель и Сантрис уснули. Вскоре в окно
влетела сонная бабочка. Бабочка покружила над лицом Мъяонеля, а затем опустилась на пол, где
превратилась сначала в мышь, потом в кошку, потом в лису, потом в леопарда, а потом обрела
человеческие черты. В эту минуту Сантрис проснулась и с ужасом узнала своего отца. Она
принялась трясти Мъяонеля, но тот не просыпался, а Повелитель Оборотней приблизился к
кровати, угрожая смертью обоим любовникам. Ногти на руках у него вытянулись, грудь раздалась
вширь и вперед, голова приобрела медвежьи очертания.
— Перестань, — прорычал он дочери, — своего дружка ты все равно не разбудишь. Я
разорву его у тебя на глазах, а потом убью и тебя тоже — что, впрочем, давно следовало сделать.
И тогда Сантрис запела, а Повелитель Оборотней остановился. Надрывая голос, глотая
слезы, Сантрис продолжала петь — в то время как в душе Повелителя Оборотней злоба зверя
боролась с разумом человека. И тогда он подхватил свою дочь на руки, выпрыгнул в окно,
поднялся в небо и улетел на запад. Мъяонеля он не тронул.
Когда утром действие пыльцы сонной бабочки подошло к концу, вчерашний герой,
проснувшись, увидел, что его возлюбленная похищена. Обнаружив дыру в колдовском пологе, он
узнал, как было осуществлено похищение, а увидев на полу следы когтей — догадался, кем. Не
мешкая, он собрал вещи, свернул свой волшебный плащ и попрощался с хозяевами дворца. Его
уговаривали остаться, но он, поблагодарив, отказался. Еще он расспросил придворных о том, как
добраться до пещеры прорицательницы Гветхинг. Ему подробно описали дорогу, ибо многие из
вельмож Инор Такледа посещали Гветхинг и задавали ей свои вопросы.
И вот, спустя некоторое время, Мъяонель добрался до пещеры прорицательницы. Войдя
внутрь, он встретил облезлую собаку и огромную старую крысу, кормившихся из одной
кормушки. И когда он вошел, собака оторвалась от еды и зарычала на него. Из пасти у нее
вырвалось пламя, а глаза плакали ледяными слезами.
— Я не желаю тебе зла, — миролюбиво сказал Мъяонель. — Я тебя не трону. Я пришел к
твоей хозяйке.
— Проходите, проходите, милорд! — Тотчас закричала крыса. — Не обращайте внимания
на Тирка. Он вас не укусит. Проходите, милорд, не бойтесь!
И Мъяонель, за долгую жизнь привыкший к разного рода чудесам, спокойно прошел мимо
говорящей крысы и демонической собаки, по достоинству оценив чувство юмора старой Гветхинг.
В следующей пещере он увидел Гветхинг. Прорицательница была стара и уродлива, и
выглядела как бездомная плешивая нищенка. Все же Мъяонель с почтением поклонился ей и
поздоровался, обращаясь словно к знатной леди.
— Лесть, — улыбнулась в ответ прорицательница. — Сколько я слышала на своем веку
лести — и что я молода, и красива, и обворожительна, и добра — а все равно на сердце делается
теплее, когда какой-нибудь молодой врун вроде тебя приходит и плетет свои враки. Ну, говори,
зачем пожаловал?
— Госпожа, — промолвил Мъяонель, — слава о твоей мудрости гремит во всех землях. Я
пришел просить совета.
— Совета... — Потянула провидица. — Я должна предупредить тебя, небожитель: цена
моих советов всегда выше, чем польза, которую извлекают из них.
— Что ты имеешь в виду, мудрая женщина?
— Что имею — то все мое, неборожденный. О чем бы ты не спросил меня — я все равно
не скажу тебе ничего нового, а раз так, то чем бы ты не заплатил мне и чем бы не стал
расплачиваться потом, это все равно ведь будет больше, чем ничего, не так ли?
