ковру, лежал тысячеголовый Повелитель Оборотней. И сотни голосов — лай и рев, рычание и

хриплое карканье, вой и тонкий комариный писк — наполнили комнату, когда древнее чудовище

поднялось, чтобы встретить врага. И когда Мъяонель перешагнул порог, великан обрушился на

него всей своей мощью. Клыки и когти диких зверей разорвали Мъяонеля в клочья, а тяжелые, как

колонны, ноги втоптали пришельца в ковер. И Повелитель Оборотней уже торжествовал победу,

когда увидел, как по лапам его, которыми он рвал Мъяонеля, расползаются трупные пятна. Жгло

ступни   ног,   которыми   он   вдавил   Мъяонеля   в   пол,   и   кровоточили   десны,   коснувшиеся   плоти

пришельца. И вот, прошло еще немного времени, и Сантрис, в ужасе вжавшаяся в угол комнаты,

увидела,   что   плоть   Повелителя   Оборотней,   как   черная   жижа,   сминается   и   движется   вниз,   и

подобно дорогому плащу растекается по полу — а в центре жижи, из гниющей плоти великана,

поднимается Мъяонель. Мъяонель выпил суть своего врага одним глотком — словно умирающий

от жажды, осушающий протянутый кубок, не разбирая, что там — вода или вино. И еще увидела

Сантрис:   когда   Мъяонель   поднялся,   все   внешние   отвратительные   атрибуты   его   колдовства

исчезли, и плащ на его плечах стал просто плащом, а камзол, влажным блеском напоминавший

брюшко   ящерицы   или   змеи   —   обыкновенным   камзолом.   Исчезли   и   волки   с   вывалившимися

глазами,   и   змеи   с   человеческими   лицами   и   острыми   коготками.   Лишь   беззвучно,   как   мираж,

дрожал за спиной Мъяонеля призрачный лес, деревья в котором шевелились, словно живые.

И, забывая весь виденный ужас, Сантрис бросилась к любимому, обняла и зарылась лицом

в его камзол. Мъяонель прикоснулся к ней — но холодно было его объятие, как будто это было

объятие статуи.

— Мъяонель... — Прошептала, немея от счастья, девушка. — Ты пришел... Я думала, ты

никогда не придешь...

И снова ей почудилось, что она обнимает статую.

—  Я   должен   радоваться?   —   Спросил   с   высоты   холодный   голос.   Казалось,   Мъяонель

обращается не к ней, а разговаривает сам с собой.

—  Ты   не   рад?   —   Удивилась   она,   подняв   лицо   от   его   груди   и   потянувшись   к   губам

любимого. Он не отстранился, но и не ответил на поцелуй.

— Не знаю, зачем я пришел, — сказал Мъяонель через минуту и вечность отчужденности.

— Не знаю, почему прежде мне казалось, что следует поступить именно так, а не иначе. Однако

теперь я вижу, что в этом не было никакого смысла.

— Ты меня больше не любишь?

Он не помнил, как это было раньше, когда у него билось сердце. Он даже не понимал, чего

лишился,   однако   логика   подсказывала   ему,   что   за   вопросом   Сантрис   таится   какой-то   очень

важный смысл. Поэтому, подумав, он коротко ответил:

— Нет.

— Я тебя ненавижу! — Крикнула Сантрис.

Он не задал вопроса "за что?" или "почему?". Он задал иной вопрос:

— Зачем?

— Тебя околдовали! — Закричала плачущая девушка.

—  Я   сам   теперь   —  колдовство.   Уходи  —   или  причастишься   к   нему,   как   причастился

Повелитель Оборотней.

И едва слышно он прошептал:

— Беги!

И Сантрис бежала прочь из Башни Без Окон. Бежала, плача и оглядываясь через плечо,

бежала, видя, как из-под земли тянутся вверх стволы призрачных деревьев, а живые деревья гниют

и сочатся слизью. Бежала сквозь лес, где листья исчезали или приобретали твердость изумрудов,

где   ветви   становились   когтями,   корни   —   змеями,   а   дупла   деревьев   —   глазами.   Сквозь   лес,

заполненный мертвыми животными и порождениями мрака, сквозь лес, затянутый паутиной и

белой плесенью, сквозь лес, где прозрачные поганки дрейфовали по воздуху, а аромат цветов

дарил безумие и смерть.

А Мъяонель остался жить в центре леса. Впоследствии это место назвали Безумной Рощей.

Говорят,   что   некоторых  путников  Хозяин  Безумной  Рощи   наполовину   превратил  в  деревья,   а

некоторым   деревьям   даровал   голод   и   острые   зубы.   Впрочем,   это   место   и   раньше   не   часто

посещали. Пределы Рощи Мъяонель не покидал, а что он творил в ее сердце — о том умные люди

предпочитали не задумываться. Однако дураки-то ведь всегда найдутся!.. И вот, наступил день,

когда в Рощу отправились двое бесстрашных героев: воин, чем-то напоминающий Кермаля, и

юная чародейка — такая же беспринципная и хитрая, как и сам Мъяонель когда-то...

Но это, впрочем, уже совсем другая история.

ТИРАН

(история вторая)

В некой богатой и процветающей стране, чьи земли были плодоносны, воины — храбры и

неподкупны, крестьяне — трудолюбивы, купцы — деловиты, а женщины — сочны и желанны,

правил   жестокий   тиран.   Смертная   скука   владела   тираном,   ибо   в   пределах   его   страны   все

подчинялось ему, а иные страны лежали слишком далеко, чтобы можно было желать захватить их,

все же ближние соседи давным-давно покорились власти тирана. Ибо Казориус (так звали тирана)

владел   могущественным   волшебством   —   любого   человека   он   мог   заставить   испытывать   те

чувства,   которые   были   угодны   ему.   Четыре   десятилетия   назад   захватил   он   власть,   заставив

старого царя добровольно отказаться от трона в его пользу, и знатнейшие вельможи той страны,

собравшие воинов, чтобы изгнать из дворца чужеземца, покорились воле захватчика и громкими

радостными криками приветствовали его воцарение. Таким же образом покорил он и соседние

страны, и гордые князья из древних воинственных родов со слезами благодарности посылали ему

своих сыновей и дочерей в услужение. Далее Казориус пожелал истребить в своем государстве

преступников, и приступил к этому. Через год или два после начала его правления дороги стали

спокойны и никто даже не помышлял о том, чтобы отнять или украсть то, что принадлежало

соседу.   Но   этого   Казориусу   показалось   мало.   Сердце   его   сковывал   лед,   а   лицо   кривило

отвращение, когда он видел, в какой нищете живут его подданные. Он же мечтал о эпохе расцвета,

эпохе, которая навсегда останется в памяти потомков как подлинный Золотой Век. И при помощи

колдовства он сделал крестьян и работников трудолюбивыми, а чиновников — честными. Так же

он вытравил из сердец своих подданных жадность и склонность к насилию, а также лень и зависть.

На   берегу   моря   он   возвел   свою   столицу   —   город   с   академиями   искусств   и   научными

лабораториями,   город   с   мощеными   улицами,   город,   украшенный   фонтанами,   статуями   и

триумфальными арками. Сотни кузнецов, скульпторов, поэтов и живописцев трудились, создавая

бессмертные творения, которыми Казориус украшал свой дворец. Десятки танцовщиц развлекали

его своими танцами, и искуснейшие музыканты услаждали его слух своей игрой. Но прогулки в

город, которые изредка устраивал тиран, переодеваясь в платье обычного горожанина, все еще

приносили   Казориусу   беспокойство.   Болезни   и   увечья,   от   которых   он   не   мог   уберечь   своих

подданных, заставляли их забывать о своем счастье — о счастье жить в Золотом Веке. И тогда

Казориус   стал   щедро   награждать   врачей   и   целителей,   и   приказал   им   взять   себе   учеников,   и

основать школы; тех же, от кого отказывались врачи, он приказал бросать в глубокую пропасть в

четырех милях к северу от города. И всех увечных, потерявших конечности, неизлечимо больных,

а   так   же   сумасшедших,   детей,   родившихся   уродами,   и   беспомощных,   лишившихся   разума

стариков,   стражники   отвозили  на   скалы   и  сбрасывали   вниз.   Таким   образом,   Казориус   быстро