валунами, на поверхности которых вязью неведомых человечеству рун змеились тонкие трещины,

образованные ветром и влагой. Все эти знаки были понятны Эмерхаду — от того-то именовался

он Господином Знаков и Повелителем Символов. Также рождение и смерть, постройка дома или

его разрушение, война и полевые работы, любовь и ненависть могли быть для Эмерхада, если он

желал этого, лишь различными письменами — отличавшимися друг от друга лишь по виду букв и

по   своему   содержанию.   Теперь,   желая   приобрести   необыкновенное   оружие,   он   наблюдал   за

смертью и разрушением, изучал их язык, и учился узнавать их символы и руны. Происхождение

этого языка ему было неизвестно, но, освоив его и составив представление о его структуре и виде,

в   одном   пустынном   месте   Эмерхад   призвал   силы,   сущность   и   свойства   которых   описывали

обнаруженные им разрушительные символы. Так он создал магические врата и, шагнув за их край,

очутился в месте, называемом Старым Колодцем. Стены его были сложены из тлеющих углей и

обломков,   что   давным-давно   откололись   от   плоти   миров   и,   падая   в   хаос,   были   подхвачены

ветрами   времени.   Не   испугавшись,   Эмерхад   закрепил   веревку   и   спустился   по   ней   вниз,

внимательно рассматривая стены и выгравированные на них символы распада и разрушения. Он

вытащил   из   стены   десять   камней   и   полез   обратно.   Веревка   его   затрещала   и   оборвалась,   не

выдержав дополнительного веса, но он успел ухватиться за край колодца, и выбрался наружу.

Однако при этом он оборонил один из камней, который выскользнул у него из рук и полетел вниз

— и Эмерхад так и не услышал звука его падения. Впрочем, он вскоре позабыл о том. Закрыв за

собой   магические   врата,   Господин   Знаков   с   нетерпением   приступил   к   исследованию   девяти

частиц Старого Колодца. Он изменил их, обточил их края, уменьшил их толщину, стер некоторые

знаки, видимые только его зрению, а другие сделал видимыми и для глаз непосвященных. Затем

он подкинул первый диск в небо, второй бросил в землю, третий в море, четвертый в огонь, пятый

в солнце, шестой в луну, седьмой заточил в зеркало, восьмой омыл в звериной крови, а девятый

скрыл своей тенью. Вслед за тем, он поочередно призвал их обратно, и темные диски с острыми

краями возникли перед ним и легли ему в руки. В центре каждого из них был изображен особый

знак, отличающий его от остальных — но любой из этих символов отнимал волю и сводил с ума

смотрящего на него. Немало иных гибельных свойств приобрели эти диски в руках Господина

Знаков, и о некоторых из тех свойств будет упомянуто ниже, но теперь надлежит обратиться к

тому, как провел эти дни Повелитель Ворон.

Гасхааль, расставшись с родичем, посетил некое место, где недавно произошла жестокая

сеча между двумя воинствами — и большая часть участвовавших в том сражении осталась на

поле, а уцелевших было так мало, что они не смогли даже похоронить павших товарищей. Здесь

собрал   Гасхааль   своих   подданных   и   дал   им   богатый   пир,   а   после   спросил   совета   в   своем

предприятии.  Многое   поведали ему черные  птицы;   он слушал  их целый день и  всю ночь,   не

перебивая.

Заинтересовавшись одним из рассказов, он сотворил путь в место, указанное птицами — то

были пустынные, холмистые земли, где на одном из холмов стоял высокий замок. Стены его были

чернее,   чем   здешние   небеса,   никогда   не   знавшие   солнца.   Все   небо   было   затянуто   грозовыми

облаками,   и   лишь   над   главной   башней   замка   облака   расходились   —   там,   в   узком   просвете

облаков,   пылал   черный  диск,   окруженный  кольцом   бледного   света.   Это   было   затмение   —  но

длилось оно бесконечно, потому что бег светил был навсегда остановлен в том мире. А в замке

обитал один из Обладающих Силой, бывший, возможно, виновником этих перемен, а возможно —

лишь их следствием. Звали его Каэрдин, Повелитель Затмений.

Приблизившись   к   замку,   Гасхааль   постучался   в   ворота   и   был   впущен   внутрь.   Хозяин

вежливо принял гостя и угостил его легким ужином, и только после этого поинтересовался, что же

привело сюда Гасхааля. При этом его интерес к гостю был скорее поверхностно-вежливым, чем

дружеским, однако ни на волосок не отклонялся от приличий и правил хорошего тона.

— Я слышал, что вы обладаете властью над некими странными дорогами, уводящими под

оболочку   привычного   мира,   —  сказал   Гасхааль.   —  И   я   хотел  бы   увидеть   те   области  своими

собственными глазами. Понимаю, моя просьба может показаться вам дерзкой, однако я все же

прошу исполнить ее. Впрочем, возможно, вы думаете: “Какая мне выгода вести этого чародея в

подобное   путешествие?”   Если   дело   только   в   этом   —   назовите   цену   и   я,   если   цена   будет   не

чрезмерна, постараюсь заплатить вам ее.

— Не знаю, — сказал Каэрдин, — чем бы вы смогли заплатить мне за это путешествие, ибо

у меня есть все, что нужно. Поэтому я не стану требовать с вас платы и окажу вам простую

любезность, как и подобало бы поступить по отношению к гостю. Но скажите, если это не секрет,

для чего вам понадобилось это путешествие?

— Я поспорил со своим родичем, — ответил Гасхааль, — что являюсь лучшим магом, чем

он. Чтобы полюбовно решить наш спор, мы условились сделать по одному волшебному изделию и

сравнить их свойства. Однако стихии видимых миров давно изучены и известны нам обоим, и мне,

чтобы   быть   уверенным   в   исходе   спора,   следует   принести   какую-нибудь   совершенно

необыкновенную вещь.

— Что ж, — сказал Каэрдин, — я постараюсь помочь вам.

И вот, воспользовавшись своей Силой, он открыл волшебную тропу, подобных которой

Гасхааль не встречал прежде. Ибо известные пути связывают Земли и Острова,  и открыть их

можно   почти   что   в   любом   месте   и   в   любое   время,   но   кто   знает,   какие   особенные   тропы

открываются в час лунного или солнечного затмений? Больше всех прочих знал об этом Каэрдин,

и, хотя он и не спешил делиться своим знанием с кем бы то ни было, он все же не трясся над ним,

подобно нищему или скупцу.

И   протянулся   путь,   подобный   вертикальному   туннелю,   верхнее   основание   которого

упиралось   в   солнце,   скрытое   черным   диском,   а   нижнее,   проникая   сквозь   кожу   реальности,

уходило во тьму и бесцветье. Идти по этому пути было невозможно, но Повелителю Ворон ничто

не   стоило отрастить  себе   крылья,   а  Каэрдину и  вовсе   не   требовалось  ничего менять:   ибо  его

обычный облик был обликом не человека, а темнокрылого ангела. Обладающие бросились вниз и,

скользя по пути, миновали множество мрачных областей. Размеры некоторых областей можно

было измерить всего лишь несколькими шагами в длину, а другие продлевались на десятки миль,

прежде   чем   пространство   их   сворачивалось   и   гасло,   растворяясь   в   пустоте,   путешественники

очутились над черным маслянистым морем. Гасхааль хотел продолжить путь и дальше, проложив

сквозь море дорогу в еще более низкие области, но Каэрдин отсоветовал ему это. Приглядевшись,

Гасхааль заметил, что внизу — не море, но непредставимое множество колыхающихся черных

тел,   подобных   человеческим,   но   лишенным   глаз   и   волос   на   голове   и   коже.   Тела   не   лежали

недвижно, их постоянные перемещения были подобны суете муравьев в муравейнике, но сколько

Гасхааль не смотрел вниз, завороженный увиденным, он не смог понять, чем занят колыхающийся

под ним океан людей — любовной оргией или безжалостной, бессмысленной борьбой за то, чтобы