те, кто создал его, отчасти — судьба. Поэтому, хотя Клинок и обладает могуществом, что выше

могущества богов и Стражей, собственный разум его не сложнее, чем разум демона-охотника, и не

сложнее сфера чувств, способность к сопереживанию и тому подобное. Скорее всего, его мотивы

более всего подобны жажде бесконечной власти. Но вместе с тем, у него есть и иное оправдание

своей цели, не связанное с эмоциями. Видишь ли, он получил чудовищную мощь, вкусив крови

Судьи Стражей. Я уже говорил тебе о том, что эти Элы — Каэрдин и Судья Стражей — стали

уязвимы   в  нашем   мире.   Каждый   из   них   —   по-разному,   ибо  разные   у  них   дороги   и   разными

способами   должны   были   они   осуществить   в   видимом   мире   свою   силу   в   ее   полной   мере.   Но

именно через это стали они уязвимыми. Как кажется мне, Судья Стражей в грядущем должен был

принести великую жертву; поэтому он стал уязвимым через жертву. Поэтому, когда кровь Судьи

Стражей легла на Клинок, Клинок отпил от его силы. С Каэрдином было иначе. Хотя Клинок и

убил его, но полностью забрать его силу он сможет лишь при соблюдении определенных условий.

Для того он и преследует тебя, чтобы исполнить эти условия, хотя демоническое сознание его

направляется не расчетом, но только голодом и жаждой силы и власти.

Спросила Нинель:

— Что это за условия?

Бесстрастно ответил ангел, продолжая полет:

— Я полагаю, он желает, чтобы ты отдала ему свое сердце, как хотела бы отдать Каэрдину.

Нинель долго молчала, а затем сказала:

— Но я не понимаю, почему я что-то значу во всем этом…

—  Поверь мне, — сказал ей ангел. — Таков порядок вещей. Мне трудно объяснить тебе

его  вот  так   вот,   наспех,   поэтому  просто  поверь   мне.   Достаточно   сказать,   что   Судья   Стражей

заключил бы бесконечность в жертве, а для Каэрдина эта бесконечность заключилась в любви к

одной-единственной   женщине.   И   то,   и   другое,   не   следует   измерять   внутри   существовавшего

прежде  или какими-либо известными правилами,  но,  напротив, эти заключения бесконечности

сами устанавливают подобия, правила и порядок вещей. Ибо таков выбор Элов, а что может быть

превыше этого?

Сказала Нинель:

— И все же, я не понимаю…

Сказал ангел:

— Понятнее я объяснить не могу. Однако нам следует оставить беседу, ибо мы пребываем

на   один   из   островов,   существующих   вне   древа   времени.   Здесь   нам   предстоит   определить

дальнейший путь. Полагаю, хозяин острова, великий колдун, не откажется помочь нам.

Спросила Нинель:

— Кто он?

Ответил ангел:

—  Лорд  Гиверхинэль,   Повелитель   Обратного   Мира,   один   из   сильнейших   Владык   Чар.

Некогда   он   воевал   с   богами,   победив   же   их,   перестал   интересоваться   глупостями   и   всецело

посвятил себя изучению магии. В числе прочего он заинтересовался природой времени и многого

достиг в этом; мы обучали его, но кое-в-чем он пошел дальше нас. Он сотворил этот остров и с тех

пор   живет   здесь,   внутри   собственного   древа   времени,   на   краю   сотворенной   им   вселенной,

совершенствуя свое магическое искусство.

Сверкающим был этот остров в темноте безвременья, малое подобие древа времени, что

покинули   путники.   Казалось,   будто   бы   невидимый   хор   возносит   славословие   к   небесам   от

алмазных башен острова. Не были башни красивы — нет, казалось, не башни, но сама красота,

торжество   и   величие   застыли   там,   впереди,   ненадолго   приняв   видимый   облик.   Золотые   и

серебряные   свечения   окружали   владения   Гиверхинэля,   и   глаза   Нинель   увлажнились,   и   на

мгновение она забыла о всех бедах, созерцая открывающееся великолепие.

Они   вошли  во  время   и  приблизились  к   одному  из  миров   Гиверхинэля,   к   области,   где

высился один из его дворцов. Как серебряная игла, возносилась центральная башня дворца на

семьсот лиг над прочими постройками. Там был узкий балкон, ангел, бережно держа Нинель,

опустился на него…

И в тот же миг что-то раскололось в сути этого мира, в сути самого времени. Исчезли

башни и сады, замолк незримый хор, свет сменился тьмой, торжество — холодом, с которым

разграбленный   дом   встречает   случайного   путника.   Не   было   более   ни   балкона,   ни   дворца

Гиверхинэля — они стояли на темной мертвой земле, под черным беззвездным небом, и едва

видели друг друга.

Они   были   там   не   одни.   Нинель   поняла   это,   когда   фигура,   стоявшая   перед   ними,

пошевелилась, но тот час же ангел шагнул вперед и закрыл ее собою. В руке его, как осколок

черного зеркала, сверкнул меч.

И тогда Нинель услышала голос.

—  Глупцы,   —   сказал   остававшийся   в   тенях.   —   Бороться   со   мной   для   вас   то   же,   что

бороться с самой судьбой: победа столь же немыслима. Раб, ты рассчитывал на помощь чародея,

победившего богов, но знай, что ты стоишь на месте, где некогда была великая битва, и в той

битве   боги   одержали   победу   над   Гиверхинэлем.   Все   времена   принадлежат   мне   и   все,   что

наполняет эти времена, и я могу распоряжаться всем этим по своему усмотрению.

Сказал ангел:

— Я не раб. Убить ты меня можешь, но подчинить себе — нет. Ты же сам — только слуга,

лишенный хозяина, и еще вор — ибо личина, которую ты носишь, украдена у твоего господина.

Сказал Клинок:

—  Я уничтожу тебя, как уничтожил всех твоих собратьев. Я вижу в твоей руке оружие.

Оно не поможет. Может быть, как-нибудь ради развлечения я и создам весь мир заново, а вместе с

ним и ваше племя; может быть, и нет, я еще не решил. Но все это будет потом; перед тем мне

придется выполнить еще одно дело.

И, сказав так, он изменился. Изменившись же, он устремился к груди ангела, ибо суть его в

этом состоянии была — стремление и смерть. Даже и царапины не оставило на нем оружие ангела.

Что до Клинка, то он поразил противника в середину груди.

Нинель зажала рот рукой, чтобы не закричать, когда ее спутник упал и остался недвижно

лежать у ее ног. Когда она перевела взгляд на его убийцу, то увидела не стремление и смерть, а

вновь — подобие человеческой фигуры.

Слабый свет, разлитый в воздухе, усилился, ибо того пожелал Клинок. Ему самому свет не

был нужен, но глаза смертных слабы, а он желал, чтобы Нинель могла хорошо разглядеть его.

Нинель долго всматривалась в его лицо; он же молчал и улыбался, и эта улыбка была

страшнее всего. Последние печати милосердного забвения были сорваны с души Нинель в эти

минуты. Все в этом лице было знакомо ей, не было ни одной лишней черточки, но все же это была

лишь личина. Ничто не шевельнулось в ее сердце, когда она смотрела на его лицо; улыбка же его

была ей отвратительна.

Сказал враг:

— В чем же дело, Нинель? Ты отвергаешь нищего, который приходит к тебе, и отвергаешь

меня; ты непоследовательна. Вот, взгляни — разве мое лицо незнакомо тебе? А мое могущество

— разве хоть в чем-то уступает могуществу, которое ты помнишь? Я тот, кого ты ждала.

Сказала Нинель:

— Нет. Ты лжешь. Я смотрю на твое лицо и вспоминаю нищего, некогда приведенного ко

мне во дворец. Теперь я вижу ясно, что он говорил правду и действительно был тем, за кого

выдавал себя. Ибо он более похож на Каэрдина, чем ты, имеющий его лицо и его могущество.

Сказал Клинок, рассмеявшись:

— Темного ангела я одолел легко, как и всех прочих врагов — Лордов и Стражей, богов и

самого Каэрдина. С тобой же, я вижу, мне придется повозиться — да и оружие, которым мы

собираемся фехтовать, мне внове. Каэрдин был сильнейшим, ты низвергла его, значит, ты и есть