Смущенный вначале, а теперь испуганный, Алан начал дрожать в грубых руках женщины. Кольцо с большим камнем, которое она носила на левой руке, больно врезалось в его плечо, когда она трясла его, с каждым словом все сильнее.

– Из-звини, – сопел он. – Я забыл.

– Извини?! Ты думаешь… – пощечина обожгла его лицо, – тебе это опять сойдет? – Снова удар по другой щеке. – Подумай еще, маленький негодяй! – На этот раз шлепок, затем еще один. – Ты получишь то, что заслужил, то, что заставит тебя остановиться в следующий раз, когда ты решишь, что можешь пачкать дом грязными лапами! – Она трясла его, не переставая. – Хорошая порка – вот чего ты заслуживаешь. Только так ты научишься ценить хорошие вещи, когда вырастешь. А порку получишь прямо сейчас.

Теперь она сидела на кровати, положив его себе на колени. Алан чувствовал аромат дорогих духов, легкий аромат, совершенно не отвечавший жестокому, суровому характеру этой женщины. Это понимал даже он в свои четыре года.

Плача, Алан поднял глаза и заметил в дверях высокий темный силуэт.

– П-папочка, п-пожалуйста! – умолял Алан. Он заплакал еще громче, когда увидел, что человек молча повернулся и исчез.

– Это такая порка, – с наслаждением сказала женщина, разматывая что-то в своей руке, предмет, который он раньше не заметил, – которую ты не скоро забудешь…

… Внезапный раскат грома вернул Алана к настоящему. Устало потирая лицо, он подумал, что она ошибалась. Он забыл побои, давно забыл их.

Усилием воли он направил свои мысли по другому пути, заставил себя думать о женщине там, наверху. Не может ли быть, что она тоже била собственную дочь «для ее блага»? Очевидно, существовала какая-то проблема в этом замужестве до того, как оно прервалось. Ведь Ева призналась, что они перестали делить с мужем супружеское ложе еще до развода. Было ли это действительно желание Чарли?

Или ее? Вопреки тому, как представлялось дело в суде, Чарли мог оказаться потерпевшей стороной. Вдруг этот человек пытался защитить ребенка, прибегнув к похищению девочки как к единственному средству ее спасти?

Не каждый из родителей, назначенных опекуном ребенка, заслуживает доверия. Этот урок он выучил уже давно и основательно.

Алан не знал, что думать про Еву Льюис.

Правда, она приехала, чтобы разыскать его, если ей можно верить. И он поверил – она не смогла бы найти его, если бы не Генри Милтон. Никто не знал, где он сейчас. Но что означает виноватое выражение, промелькнувшее в ее глазах? Оно ведь было. Вот только он не знает, что породило его.

Еве казалось, что она заснет сразу же, как только коснется головой подушки, но сон не шел и не шел. Ей даже не лежалось. Она надела халат и теперь сидела на кровати, уставившись в пол. Она не могла нормально спать с тех пор, как исчезла Рози. Сегодня просто опять все повторилось.

Она не могла избавиться от видения: холодный блеск серых глаз, в которых не было почти ничего человеческого, когда она в последний раз видела мужа. Вспомнив его, Ева начала мелко-мелко дрожать. Боже, неужели он способен сделать Рози больно?

Сердито сжав кулаки, она в который раз терзала себя вопросом: почему оказалась так слепа, почему раньше не поняла, что ему необходима помощь?

До развода она несколько раз уговаривала его пойти к врачу, но Чарли сердился и отказывался. Она должна была настоять на своем, заставить мужа увидеть, что с ним что-то происходит. И тогда, возможно, она не оказалась бы сейчас в этом негостеприимном доме, не увидела бы этого сурового человека… и Рози была бы с ней.

Не в силах больше сидеть, она вскочила на ноги и начала ходить взад и вперед по крошечной комнатушке. Сколько бы раз она ни обдумывала все, ей было невдомек, что же так изменило ее спокойного, мягкого мужа, которого она знала и любила, что превратило его в озлобленного собственника? Когда совершилась эта подмена? Он так отличался от других ее знакомых вежливыми манерами, тихим голосом, чем совершенно очаровал застенчивую двадцатилетнюю Еву, впервые покинувшую дом.

В ее представлении безупречная вежливость делала его похожим на одного из тех галантных рыцарей, о которых она читала в школе. Он пришел ей на помощь, когда она больше всего нуждалась в поддержке, и сделал это наилучшим образом. Откуда она могла знать, что за этим скрывается? С самого начала он обращался с ней по-доброму, с очаровательной предупредительностью, не свойственной большинству мужчин, которых она знала. И когда они поженились, и когда она забеременела, он вел себя так, словно Ева была для него дороже жизни.

Счастье наполняло их жизнь и в ту ночь, когда родилась крошка Рози. Ева ясно помнила радостное удивление на лице Чарли, когда он впервые увидел свою маленькую дочку. Что произошло потом?

Может быть, это она виновата? Сделала нечто, превратившее его в чудовище, способное отобрать испуганного, плачущего ребенка у матери? Такое чудовище, которое осмелилось угрожать жизни собственного ребенка?

Сейчас она ненавидела его! Боже, как она ненавидела его! Попадись он ей сейчас, больной или здоровый, она бы… она бы выцарапала ему глаза! Почему, почему он так поступил? Почему совершил эту ужасную вещь?

– Почему ты допустил это, Боже? – проговорила она уже вслух. – Пожалуйста, помоги мне найти мое дитя, найти ее живой и здоровой. Обещаю тебе все, лишь бы ты, Боже, оставил ее невредимой. – Сделав глубокий вдох, она добавила: – Я отыщу тебя, Чарли Льюис, отыщу, даже если это займет всю жизнь. Пусть уйдет у меня все до последнего цента, пусть я буду просить милостыню, одалживать или воровать, обманывать и лгать – я найду тебя. И пусть небеса помогут тебе. Именно небеса, потому что никто другой не сможет тебе помочь!

Ева шагнула к окну, стукнула кулаком по лбу и приказала себе: думай, думай! Куда он мог уехать? Куда мог увезти Рози? Вероятно, это такое место, где я бы и не подумала ее искать…

Отодвинув шторы, она всматривалась в темноту, занятая этими настойчивыми мыслями. Внезапная вспышка молнии заставила ее вздрогнуть. В призрачном свете она увидела свое отражение в оконном стекле и отпрянула в ужасе от нового, безумного выражения собственных глаз. Ева быстро закрыла лицо руками.

Господи, глаза такие же, как у Чарли, когда он резко затормозил, открыл дверцу и вытолкал ее из машины. Она больно ударилась о покрытую гравием дорогу, сраженная его поведением. А его глаза! Именно тогда до нее окончательно дошло, насколько он ее ненавидит… А она даже не знает за что…

Она задавала себе этот вопрос в течение всех месяцев до развода. Почему? Почему все так? Она была хорошей женой и матерью, разве нет?

Разве нет? Прислонив пылающий лоб к прохладному стеклу, она закрыла воспаленные глаза, чтобы не видеть себя и поточнее припомнить, когда жизнь начала меняться. В день, когда Рози исполнилось два года, ей впервые показалось, что Чарли ревниво воспринимает ее привязанность к дочери.

Они пригласили к себе почти всех преподавателей английского факультета. У многих профессоров были уже внуки. И хотя Чарли, как самому молодому профессору, завидовали, все же его любили.

Вечер удался. Рози управляла происходящим, как маленькая принцесса. Все крутилось вокруг нее, очаровательной именинницы с огромными голубыми глазами и радостной улыбкой. Ева словно наяву видела дочь – в белом платье с кружевами и такими же штанишками, она протягивала к ней ручонки, требуя, чтобы мать взяла ее на руки.

Неожиданно Чарли схватил ее и резко отошел в сторону, унося девочку от Евы, уже протянувшей к ней руки.

Рози вначале удивилась, потом личико ее сморщилось, и она внезапно расплакалась.

Вспышка гнева на лице мужа так потрясла Еву, что она онемела. Никогда раньше не видела она такого выражения на его спокойном, добродушном лице. Рози продолжала хныкать, и ее слезы вывели Еву из остолбенения.

Чарли встретился с ней взглядом и тут же освободил ребенка, чтобы девочка могла побежать к матери. После этого он исчез и не появлялся до разъезда гостей.