Уля спокойно выслушала все, что накопилось у меня на тему этого мира, мужчин, отцов, посторонних мужчин, директоров, встревающих не в свое дело мужиков. Я пила чай и просто захлебывалась. Со мной Тося вообще говорить не стала! А с чужими, значит, можно?

Уля слушала-слушала, а потом сказала, что я все-таки какая-то странная и что Тосе, конечно, не следует ходить в школу, пока я не выясню, в чем дело, и чтобы я не приставала к дочери, потому что у нее тяжелое время, тот ее парень из Кракова уже даже не пишет, и вообще я должна ее понять — такое разочарование в таком возрасте и так далее. Почему мне ничего об этом не известно?

Потом пришел Адам. Он был мил и спокоен как ни в чем не бывало. Отвратительный тип. Непонятно, зачем приехал. Строит из себя умного. Даже не обратил внимания на то, что я подстриглась!

Тося не пошла в школу. Сказала, никогда не вернется в эту школу, не пойдет туда, хочет перевестись в другую. Я держала себя в руках, в руках, в руках. Адам сказал, что я просто гений самообладания.

Вчера приехала Тосина классная руководительница. Она сказала, что Тося должна вернуться, в жизни случаются разные вещи. Ее дочь тоже тяжело и болезненно переносила школу, ссоры и все остальные проблемы. Все Тосю ждали. Ни к чему обижаться на мир, коль в нем столько добрых людей. Она непременно со всем справится…

Господи, какой чудесный день! Как прекрасна жизнь! Как потрясающе хорош этот мир! Тося пошла в школу! Вернулась! И как поступил директор, который, по-видимому, принадлежит к вымирающей разновидности настоящих мужчин! Он взял мою дочь за руку, вошел вместе с ней в ее собственный класс и сказал:

— Хочу вам представить вашу новую одноклассницу, Тосю. Надеюсь, что вы ее хорошо примете. Она ведь решила прийти именно в нашу школу.

Адам собрался в гости к Уле и Кшисю, они пригласили его посидеть у костра. Этой Уле прямо с каждым надо сразу подружиться. Она ведь его совсем не знает! Да и вообще — это мой знакомый! Неделю назад она спросила, придем ли мы с Адамом. Что он мне — брат иль сват? Я буду ходить одна и туда, куда мне хочется! Это мужчина не моего романа. К чему делать вид, будто он меня интересует? Не желаю иметь ничего общего ни с одним мужчиной.

После этого разговора Уля пригласила его сама. Он приехал.

Припарковал старенький “опель” напротив их дома. Он сидел у них уже, наверное, целый час, так не мчаться же мне туда, как будто я только и делала, что сидела и ждала, когда он приедет. Опоздаю немного. У меня есть неотложные дела. Так, кое-что. Не знаю даже, идти мне уже или еще не пора. Потому что если пойти сразу, сию же минуту, то все-таки может показаться, что я его ждала. А я и не ждала, а только так спокойно… сама не знаю что. О! Вы-мою-ка я посуду. Или нет. Не стоит начинать. Работы там на полчаса. А кстати, почему Уля нисколько не беспокоится? Не поинтересуется даже, не случилось ли что со мной. Может, я умерла? Может быть, заболела? Может, лежу без памяти? Или сломала ногу и шагу ступить не могу? Видно, она просто обрадовалась, что у нее свои гости, а про меня забыла. Наверное, я все же пойду. Но через минуту. Пусть не думают, что мне больше делать нечего, как только тут же бежать. Надо полить огород. Уже дня два как не было дождя. Немного полью, дело — прежде всего.

Они уселись под дубом, и даже сюда долетал их смех. Идиоты. Расселись там и сидят, а я должна заботиться о бедных растеньицах. Они бы погибли. Если бы не я. Да, вы только гляньте, как они там веселятся.

Еще иву, еще маленький кустик, название у него какое-то вроде сардинеллы. Адам сидел рядом с Кшисиком. Ули не было. И еще какие-то незнакомые люди.

— Зачем ты льешь столько воды под эту вейгелу? Хочешь ее залить?

Как же я испугалась! Ну конечно, моя сардинелла на самом деле называется вейгелой. Все равно, запомнить этого я не в силах.

Уля стояла у забора.

— Ты разве забыла, на сколько мы договорились?

Я помнила, но мне надо было кое-что полить. А еще надо выключить компьютер, потому что я работала и вообще. Значит, буду не раньше чем через десять минут. Я возвращаюсь домой, компьютер давно уже выключен, ну и что, пусть они не думают!

Когда я уже собралась выходить, перед моей калиткой остановился “фиат”. Это была та самая знакомая, которая собиралась приехать, когда ее бросил муж, и которую я утешала некогда ночью, говорила, что все мужчины одинаковы! Как она выглядела! Превосходно! Как жаль, что она приехала именно сейчас! Мы тепло поздоровались, я ей сказала, что мне ужасно неудобно, но я как раз собралась уходить. А она — что всего на минутку, просто проезжала мимо.

Уже за один ее внешний вид мне бы следовало на нее обидеться. Она перестала краситься в платиновый цвет (что очень нравилось ее бывшему мужу) — это, к сожалению, пошло ей только на пользу. Вернулась недавно из Лондона с шестинедельных языковых курсов. Поменяла работу на более высокооплачиваемую и гораздо более интересную. Ей-богу, она совсем не была похожа на брошенную жену. Я бы охотно ее выслушала, но я и так уже опоздала к Уле. А кроме всего прочего: не слишком ли быстро она забыла о своей большой любви? От возмущения у меня подкашивались ноги. А она радостно бросилась мне на шею, мол, рада меня видеть и хорошо бы нам встретиться, она так соскучилась, но сейчас у нее буквально одна минута.

Я быстро приготовила чай. Смотрела на нее и не могла налюбоваться. Она улыбнулась. Спокойная. Ни капли отчаяния. Расцвела за эти несколько месяцев с тех пор, как превратилась в брошенную жену. Я ничего не понимала. Самое лучшее, что у нее случилось в жизни, — то, что муж ушел. Она не сознавала, в каком мире на самом деле живет. Не задумывалась на тем, что любит, чего хочет и чего ей недостает. Не видела ничего, кроме него.

Как же он все это терпел? — удивлялась моя давняя приятельница.

Минуточку, неужели она забыла, как он с ней поступил? Нет, не забыла. Он не вытерпел. Как можно жить с женщиной, которая утратила свое “я”? Которая не знала, что любит, потому что любила то же, что он, чтобы он полюбил ее еще больше?

— Я прекрасно его понимаю, — заключила моя знакомая, — теперь-то я все понимаю. Он взял в жены общительную шатенку, веселую и остроумную, у которой масса знакомых и свой круг интересов. А развелся с платиновой блондинкой, грустной, без друзей, зацикленной на его работе, его интересах, его жизни. Во что я превратилась? Если бы не он, если бы не его решение, я бы так никогда и не узнала, что значит по-настоящему жить!

Ну а затем она пустила в ход тяжелую артиллерию.

— Знаешь, — она процитировала “Танцующего с волками”, — что-то уходит, уступая место новому. Какое счастье, что он ушел, иначе я бы никогда не встретила Бартека. А Бартек… для меня далеко уже не весь мир. Наконец-то я могу быть такой, какая я есть. Разве это не замечательно? А как ты? Чудесно выглядишь, — удивленно заметила она.

Я-то? Ну да. С этими космами, которые невозможно уложить. В толстом свитере. В джинсах. Без макияжа. А кроме того, мне было уже просто необходимо идти к Уле, потому что неприлично так сильно опаздывать.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, не так ли?

С какой стати — мне-то не встретился никакой Бартек?!

Приятельница ослепительно мне улыбнулась.

— Я так рада, что и тебе повезло. Когда уходит он, это вовсе не значит, что жизнь кончается. Она только тогда и начинается. Сейчас мы уезжаем отдыхать, вернусь в конце месяца. Обязательно приезжай в гости! — Вскочила в свой “фиат”, и след ее простыл.

Мне кажется, что порой заявление о разводе лучше, чем заверения в любви. Да что там! Мне это известно по собственному опыту. Но увы, я не собиралась в отпуск. Все уезжают куда-то. Непременно на море или в горы. В худшем случае — в теплые края. Жаркие страны чрезвычайно хороши, но не тогда, когда вся Польша плавится от тридцатиградусной жары. Некоторые чувствуют себя несчастными оттого, что никуда не едут. Как, например, я. Мой удел — сидеть у себя в саду или пойти к Уле.