— Конечно, вы курили в постели?
— Да, вывод справедливый, — согласился Мэрвин. поправляя розу и заимствуя еще одну сигарету. — К тому же я, если не заблуждаюсь, был «под мухой». Вчера я обручился. Сами понимаете, как бывает, когда сердце молодо и веселый бог любви творит свои дела. Ты танцевать готов! Петь! Настроение самое разудалое. Ты тянешься к животворящей Иппокрене, источнику вдохновения, и празднуешь, пока глаза не вылезут из орбит. Ах, любовь, любовь! — заливался Мэрвин. — Может ли что-нибудь еще с ней сравниться? Но я не должен отнимать у вас время восторгами влюбленного. Вам не терпится послушать о зловещем событии. Изложу самую суть, отметая утомительные прелюдии. Проснувшись от освежающего сна, я увидел, что пожар уже полыхает вовсю, а меня самого вытаскивает из пламени этот достойный восхищения молодой человек.
— Что-что?
— Очевидно, он заметил пламя из окна своей спальни и решил, что самое верное — прибежать и протянуть руку помощи. Я спасся на грани. Теперь, когда на досуге я воссоздаю всю сцену, то припоминаю, что проснувшись, почувствовал какое-то тепло, даже жжение, и увидел языки пламени вокруг моей кровати. Мне как-то в голову не пришло, что надо что-то предпринимать. Я попросту свернулся калачиком и задремал снова. Но тут ворвался наш доброволец-пожарник и выдернул меня из постели, словно пробку из бутылки. Тогда я, помню, подосадовал. В отличие от барышни из «Королевы мая», не люблю, когда меня будят спозаранку. Но теперь я, разумеется, понимаю, что все сложилось крайне удачно.
— Удачно? — откликнулся Андерсон.
— Ну да. Еще минута-другая, и вы потеряли бы меня.
— А-ах… — вздохнул разочарованный Андерсон. Мэрвин потянулся за новой сигаретой.
— Не годится, конечно, самому себя хвалить, — продолжал он, — но поверьте, я проявил себя в минуту испытаний с наилучшей стороны. Обнаружив, что их поджаривают, будто гренки с сыром, многие потеряли бы голову, а вот я сохранил присутствие духа, спас пару бутылочек виски. А вот мой гардероб, увы, погиб! Когда тебя касается рука Божья, ты не станешь тратить время на розыски носков и брюк. Не задумываясь над приличиями, я вылетел, как был, в розовой пижаме. Вот почему вы и видите меня в костюме, который показался вам маскарадным. Я взломал дверь в вашем летнем театре и позаимствовал этот наряд из тамошних запасов.
Потом мы отправились к Фиппсу и отметили событие. Бывают минуты, когда человеку надо выпить. Да и по правде говоря, бывают ли другие? Так вот, мой милый, — заключил Мэрвин, поднимаясь. — Вот и все, что я зашел рассказать вам.
Мистер Андерсон зарычал. Он молчал во время рассказа, потому что не мог перебить посетителя, но теперь, улучив момент, вцепился в него.
— Да неужели? А я-то думал, вы пришли объяснить свое поведение.
Мэрвин наморщил лоб, явно теряясь в догадках.
— Поведение? Какое?
— Вы что, забыли? — чуть не заскрипел зубами Андерсон. — Освежу вашу память. В три часа ночи вместе с моим портье вы вломились ко мне в спальню и сунули мне лягушку.
— А, конечно! — Лицо Мэрвина прояснилось. — Теперь мне все ясно. Дорогой мой, не нужно благодарностей! Оставьте лягушку у себя. Сделайте ее своим постоянным спутником. Мне показалось, что Фиппс выглядел прекрасно. А вам?
— Прошу прощения?
— Ну, ночью. Розовый такой, свежий. Чистый воздух Мэна и ваша отеческая забота сотворили чудеса. Когда я два года назад познакомился с ним в Лондоне, вид у него был изможденный и осунувшийся. Я там снимался, и клуб «Трутни» устроил в мою честь обед, на котором председательствовал Фиппс. Конечно, мы подружились. Спелись, словно братья Уорнеры. Обаятельнейший малый. Вообще-то фамилия его Фотеринг-Фиппс, с черточкой посередке. А как, кстати, вы с ним встретились? От Лондона до Скивассетта путь долгий.
Мистер Андерсон был совсем не в настроении болтать с Мэрвином Поттером, да еще на такую противную тему. В манере его добавилось холодности.
— Видимо, вас это интересует, — начал он, — и у вас полно свободного времени для пустых разговоров, а у меня, должен заметить, все не так. Я… э… а…
— Попробуйте еще раз, с начала, — посоветовал Мэрвин. Мистер Андерсон медленно сосчитал про себя до десяти.
Доктор, тревожась за его давление, рекомендовал ему такое средство в минуты стресса. Когда какой-нибудь гад загоняет вас в угол, наставлял доктор, и под воротничком у вас становится жарко, самое главное — успокоиться. Иначе, объяснял все тот же доктор, вы попросту лопнете по швам, вас хватит удар. Не успеете вы проговорить «Эй, да что такое?», как у вас закружится голова, и вы навсегда распрощаетесь со своей суповой тарелкой. У этих медиков странная манера выражаться…
— Два года назад, — снова начал мистер Андерсон, чеканя слова, чтобы все было ясно и не пришлось повторять, — я познакомился с дядей Фиппса, лордом Бинхэмтоном. Лорд Бинхэмтон, — по-прежнему четко продолжал мистер Андерсон, — разводит сиамских кошек. В Бессемере проходил ежегодный съезд соответствующего общества. Лорд Бинхэмтон как раз находился в Нью-Йорке, у тестя, и решил поприсутствовать на съезде. Остановился он в моем отеле.
— А что, все другие были заняты? — удивился Мэрвин. Мистер Андерсон снова сосчитал до десяти, на этот раз — еще медленнее.
— Так мы познакомились. Он сказал мне, что у него есть в Англии племянник, для которого он старается найти работу, и убедил меня его нанять, — заключил мистер Андерсон, темнея лицом при воспоминании о том, на что толкнул его сладкоречивый сын Англии. Как и многие опрометчивые поступки, случилось это после обильного и вкусного обеда, от которого он размяк и был готов оказывать услуги всем подряд, а теперь дивился, как он мог это сделать даже и после Лукуллова пиршества.
Мэрвин покивал.
— Понятненько. Так вот оно как! А я удивился, когда встретил Фиппса здесь.
— Больше вы его здесь не встретите, — мистер Андерсон взялся за телефон. — Дайте мне портье… Фиппс? Это мистер Андерсон. Немедленно зайдите ко мне.
— Зачем он вам понадобился? — неодобрительно покачал головой Мэрвин. — Он ничего не сможет добавить к моему рассказу. Кроме того, ему требуется полный покой. У него голова трещит.
— Я постараюсь, чтобы она затрещала еще сильнее, — заверил Андерсон, мрачно кладя трубку.
Герой экрана наконец заметил его мрачность.
— Судя по некоторой сдержанности, вы недовольны Фиппсом.
— Вот именно.
— Вы считаете, что ночью он вел себя… э… фамильярно?
— Вот именно.
— И хотите уволить его?
— Точно.
Мэрвин весело рассмеялся.
— В ваших угрозах, Дж. Г., нет ничего страшного. Он крепко вооружен, и они легким ветерком пролетят мимо. Уволить его, ха-ха! Да, может, он сам поднимается сюда, чтобы плюнуть вам в глаз и протянуть заявление об отставке. Видите ли, он получил наследство.
— Что!
— От какого-то вроде бы дедушки, если я правильно понял. Миллионер, по-моему. Так что вы легко можете понять, почему он был несколько возбужден. Новость ему сообщили под вечер. Обручился я в тот самый день, а девушка моя, говоря по-старинному, настоящая душенька, так что и я был возбужден. Надеюсь, я не слишком сложно объясняю? Улавливаете картинку? Фиппс, с одной стороны, в отменнейшем настроении из-за своего неожиданного богатства, а я — с другой, в таком же настроении, потому что влюблен. Оба мы в отличнейшем настроении.
Если бы птичка, о которой мы упоминали раньше, случайно присела на подоконник и заглянула в окошко, то она заметила бы поразительнейшую перемену к лучшему после слова «наследство». Из угрюмой статуи Эпштейна хозяин превратился в мягкого, доброго Дж. Г. Андерсона.
— Ну и ну, — произнес он на манер лесной голубки, беседующей с лесным голубком. — Наследство! И большое?
— Такое, что и в мечтах не пригрезится. Потому-то он и подарил вам лягушку. «Понимаешь, Поттер, — сказал Фиппс, ныряя под куст и появляясь с этим земноводным, если я не путаю ученых терминов, — тут прекраснейший экземпляр. Пригодится». — Ты хочешь взять лягушку себе? — спросил я. «Разумеется, — ответил он, прибавив, что намерен обучить ее простым трюкам и выступать с ней по телевизору. Но я отговорил его. «Зачем тебе дрессированная лягушка? — спросил я. — Ты богат. Прояви широту натуры. Прояви щедрость. Отщипни от своего богатства, Фиппс. Многие будут до смерти рады получить такую лягушку. Надо делиться, Фиппс, надо делиться». После короткого спора он принял мою точку зрения. Тут случайно всплыло ваше имя, и он согласился подарить лягушку вам, правда, добавив, что вы — отпетый мерзавец, которого в менее терпимом обществе давным-давно расстреляли бы на рассвете. Но все равно, прибавил он, ему нужнее. Да, умилился я, вот она, широкая душа! Ладно, а теперь мне пора бежать. Нужно съездить в Скивассетт, подкупить одежды. Я уже говорил, — осведомился Мэрвин Поттер, вставая из-за стола, — что наш мир — лучший из миров? Да? Тогда мне нечего прибавить. Самого доброго утра вам, Дж. Г. Андерсон!
