Глоссоп очутился сбоку от меня, самозабвенно жестикулируя.

— Мы должны позвонить! — гаркнул он мне в ухо. — В полицию!

Кто-то подергал меня за руку. Это была Одри. Она говорила что-то, но её слова тонули в общем реве. Я потянул её к лестнице, и мы нашли относительно тихое местечко на площадке второго этажа.

— Что ты говорила? — спросил я.

— Его там нет.

— Кого?

— Огдена. Где же он? Нет и в комнате. Наверное, они его увезли.

К нам подскочил Глоссоп, прыгая по ступенькам, точно альпийская серна.

— Мы должны позвонить в полицию! — крикнул он.

— Я уже позвонила, — ответила Одри, — десять минут назад. Они послали людей. Мистер Глоссоп, Огден Форд был в вашей классной комнате?

— Нет, миссис Шеридан. Я думал, Бернс, он с вами. Я покачал головой.

— Эти люди, мистер Глоссоп, приезжали похитить Огдена, — сказала Одри.

— Несомненно, шайка мерзавцев! Из нее же и тот, что шнырял тут вчера вечером! Какая нелепость! Мои нервы не выдержат регулярных нарушений закона. Нам нужна защита полиции. Негодяев надо привлечь к суду. Никогда не слыхивал ничего подобного! И это в английской школе!

Глаза Глоссопа взволнованно поблескивали за очками. Макбет при столкновении с призраком Банко был в сравнении с ним выдержанным и хладнокровным. Не приходилось сомневаться, что набег Бака здорово взбаламутил покойный, счастливый мирок маленькой общины.

Шум в коридоре и не думал спадать, наоборот, он всё нарастал. Угасшее было чувство профессионального долга вернулось к нам с Глоссопом. Мы спустились по лестнице и постарались сделать всё, что можно, каждый по-своему, чтобы навести порядок. Задача оказалась не из легких. Мальчики изначально склонны к шуму, и внешний повод не нужен. Но уж когда грабители в белых масках тычут учителей пониже спины браунингами, они просто превосходят сами себя. Сомневаюсь, сумели бы мы вообще их утихомирить, но, к счастью, визит Бака случился незадолго до чая, и кухня оказалась вне сферы его деятельности. Как и во многих деревенских домах, кухня в «Сэнстед Хаусе» находилась в конце длинного коридора, отделенная дверями, за которые, если грохот выстрелов и проникал, то едва слышно. Наша превосходная кухарка вдобавок была глуховата, вследствие чего, несмотря на штурм и напряженную обстановку на нашей половине, она, словно Шарлота у Гёте, продолжала готовить сэндвичи с маслом, и когда ничто не могло бы утишить расходившуюся бурю, её перекрыл звон колокольчика.

Если и существует передряга, способная удержать английского джентльмена или мальчика от чая, то её еще не выявили. Крики вмиг смолкли. Все ощутили, что с расспросами, пожалуй, можно и повременить до более подходящего случая, а вот с чаем — ни за что! И двинулись в сторону столовой.

Глоссоп уже ушел с толпой, и я намеревался последовать за ними, как в парадную дверь снова позвонили.

Я решил, что это полиция, и остался ждать. В предстоящем расследовании я буду главным свидетелем. Если кто и находился в самой гуще событий с самого начала, так это я.

Уайт открыл дверь. Мельком увидев синие формы, я подошел поздороваться.

Полицейских пришло всего двое. В ответ на нашу жаркую просьбу о помощи против вооруженных бандитов Его Величество Закон материализовался в образе плотного инспектора и долговязого поджарого констебля. Я подумал, как им повезло, что они опоздали к событиям, живо представив себе, как Левша и Рыжеусый, которым помешали в их замыслах, громят полицейские силы.

Уайт, снова превратившись в дворецкого, познакомил нас.

— Это мистер Бернс, наш учитель, — объявил он и удалился со сцены. Когда Уайт выступает в роли дворецкого, никто лучше него не знает своего места.

Инспектор остро взглянул на меня. Констебль обозревал неведомые горизонты.

— Хм, — буркнул инспектор.

Мысленно я назвал их Боне и Джонсон. Отчего, и сам не знаю. Разве что они того заслуживали.

— Вы нам звонили, — обвиняюще произнес Боне.

— Да, правда.

— Что случилось? Что — ты достал блокнот? — тут происходит?

Джонсон, оторвав свой взор от неведомой дали, вынул блокнот.

— Около половины шестого… — начал я. Джонсон послюнил карандаш.

— Около половины шестого к парадной двери подъехал автомобиль. В нем было пятеро бандитов в масках и с револьверами.

Я их заинтересовал, сомнений не было. Здоровый цвет лица стал еще здоровее, глаза округлились. Карандаш Джонсона летал по бумаге, скрипя от избытка чувств.

— Люди в масках? — повторил Боне.

— И с револьверами, — присовокупил я. — Ну, разве вы не рады, что не попали в разгар веселья? Они позвонили в парадную дверь, а когда Уайт открыл им, они оглушили его мешком. Затем…

Боне поднял здоровую лапищу. Я замер в ожидании.

— Кто такой Уайт?

— Дворецкий.

— Я возьму заявление и от него. Приведите дворецкого. Джонсон послушно ускакал.

Оставшись со мной наедине, Боне стал подружелюбнее.

— Такого странного начала, мистер Бернс, я в жизни не слыхивал, — признал он. — Я двадцать лет в полиции, но ничего подобного… Похлеще петушиных боев. И что надо этим людям в масках, как вы полагаете? Сначала я даже решил, что вы над нами подшучиваете!

Я был шокирован таким предположением и поспешил выложить дальнейшие подробности.

— Это шайка американских мошенников. Они хотели похитить Форда, нашего ученика. Вы ведь слышали про его отца, Элмера Форда? Он американский миллионер. За последние годы уже несколько раз Огдена пытались похитить.

В эту минуту вернулись Джонсон с Уайтом. Уайт коротко изложил им историю, продемонстрировал синяк, показал отметины от веревок и был отпущен. Я предложил, чтобы дальнейшая беседа протекала в присутствии мистера Эбни, У которого, я не сомневался, было что сказать, чтобы замять историю.

Мы поднялись наверх. Сломаная дверь кабинета ненадолго отвлекла нас и привела к новому всплеску активности карандаш Джонсона. Расправившись с ней, мы подошли к комнате мистера Эбни.

На властный стук Бонса откликнулись нервным «Кто там?» Я объяснил, в чем дело, через замочную скважину, и изнутри донесся скрип отодвигаемой мебели. Короткая встреча с Баком явно вынудила моего нанимателя как-то обезопасить себя от второй, и он забаррикадировался всем, что ему удалось подвинуть. Прошло несколько минут, прежде чем путь освободили.

— Входите, — произнес наконец гнусавый голос. Мистер Эбни сидел в кровати, туго завернувшись в одеяло. Вид у него был взъерошенный, в комнате — полнейший кавардак. Валявшаяся у туалетного столика кочерга показывала, что он приготовился дорого продать свою жизнь.

— Рад видеть вас, идспектор, — сказал он. — Бистер Бердс, как вы объясдяете это чрезвычайное происшествие?

Потребовалось немало времени, чтобы объяснить мистеру Эбни, что стряслось, и еще больше, чтобы убедить Бонса и его коллегу, что школа отнюдь не желает поднимать всю округу. Не хотим мы и сообщений в газетах, гласность — не наша стезя. Они были явно разочарованы. Происшествие, должным образом раздутое, стало бы самым ярким событием, когда-либо случавшимся в округе, и их жадные глаза уже видели славу, маячившую соблазнительно близко. Однако упоминание о холодных закусках и пиве, ждущих на кухне, чуть-чуть развеяло сумрак, и они почти жизнерадостно исчезли.

Джонсон до последней минуты делал заметки.

Не успели они уйти, как в комнату ворвался Глоссоп, искрясь от возбуждения.

— Мистер Эбни! Огдена Форда нигде не могут найти! Тот ответил на информацию громоподобным чиханием.

— Про что это вы? — спросил он, когда приступ миновал, и повернулся ко мне: — Бистер Бердс, как я подял, вы… э… сказали, что оди уехали без этого Форда?

— Совершенно точно. Я видел, как они уезжали,

— Я тщательно осмотрел весь дом, — прибавил Глоссоп, — его нигде нет. И не только его. Исчез еще один мальчик, Огастес Бэкфорд.

Мистер Эбни сжал голову руками. Бедняга был не в том состоянии, чтобы выносить стойко и легко удары, сыплющиеся один за другим. Он был похож на человека, который, едва оправившись от землетрясения, тут же был сбит автомобилем. Только-только смирился он с безропотным созерцанием МакГинниса и его дружков, как ему обрушивают на голову новые бедствия. Вдобавок, он страдает от простуды, а она, как известно, подрывает дух самых стойких. Страдай Веллингтон простудой, Наполеон непременно выиграл бы Ватерлоо.