Р.S. Между нами говоря, мне было гораздо веселее тогда, когда я пылал безответной страстью к тебе, нежели теперь, когда моя любовь к Эдит взаимна. Хотя ты постоянно давала новые поводы к добровольному страданию. Но не все ли в жизни есть добровольное страдание? Или же добровольное в той или иной мере? Хотя я счастлив с Эдит, страдание не покидает меня. Я страдаю так же. Но только по другому поводу. Ты понимаешь меня?
Может, любовь вообще не способна приносить одну радость? Это ведь серьезное чувство. А серьезные вещи редко бывают веселыми. Не так ли?
Р.S. Постскриптум номер два. Я видел, как ты смотрела на цепочку от моих часов и брелок. Это, конечно, подарок Эдит. Брелок – это золотое сердце, пронзенное золоченой стрелой. Так что я удовлетворил твое любопытство и в этом. Ты довольна?»
Каролина читает письмо взахлеб, она тронута и огорчена.
Затем она перечитывает его еще один раз и глубоко задумывается. Что же ей ответить?
Как нечто подобное могло случиться с Давидом? Непостижимо. Он с такой надменностью говорил о судьбе Сибилы Вэйн из «Портрета Дориана Грея»! О молодой актрисе, которая не смогла играть в театре после того, как всерьез влюбилась. Конечно, с ней все случилось немного иначе, но параллель очевидна, Давид не мог ее не заметить. Вот уж действительно, ирония судьбы.
Каролина берет перо и начинает быстро писать:
«Давид!
Вот как мне все это представляется.
Любовь – это серьезно. И не всегда она приносит одну радость. Хотя все-таки она должна приносить больше радости, чем горя.
Но одно не должно исключать другого, иначе это не любовь. Серьезность это не то же самое, что грусть, серьезность почти всегда предполагает веселье. И потому то, что весело, зачастую очень серьезно. Одно тесно переплетается с другим. Но эти истины известны тебе не хуже меня. Не стоит о них и говорить.
Конечно, ты не можешь бросить театр. Ты прекрасный актер!
Еще одно тому доказательство ты предоставил нам сейчас, когда тебе удалась одна из самых трудных задач, а именно сыграть действительно плохого актера так, что все почти тебе поверили!
(Это тебе, кстати, за добрую самаритянку!)
Но шутки в сторону.
Эдит действительно восхитительная особа, и я понимаю тебя. Но если она настолько зрелая женщина, как ты говоришь, то должна понять, что ты уже выбрал свою профессию и менять тебе уже нечего. На это у нее, в сущности, нет никаких прав. К тому же почему она так уверена, будто знает, что для тебя лучше?
Ведь она даже не знает, что лучше для нее самой!
В ее хорошенькой головке полным-полно мелких заблуждений, от которых ей стоило бы избавиться как можно скорее. Иначе она рискует принести большое несчастье как себе, так и другим.
Дело просто-напросто в том, что она не видит разницы между жизненными благами и тем, что она называет грехом и развратом. Она отзывается о жизни с высшей степенью неприязни, и ты мог бы сказать ей, что на таких Господь наш, создатель этой жизни, взирает не слишком благожелательно. Бог не против невинных забав. Не настолько уж он бесчеловечен!
Вообще-то и Эдит следовало бы продолжать заниматься тем, к чему у нее есть дарование, и не бросать ремесло модистки. Похоже, она и сама не очень верит в мечту открыть салон меховых шапок?
Ведь это же ерунда, Давид! Что может быть греховного в красивых шляпках?
То же самое и с театром. Не похоже ли это на навязчивую идею? Разве ты не заметил? В таком случае это не имеет ничего общего с любовью. Если ты любишь Эдит, ты должен сейчас помочь ей перестать забивать себе голову подобными глупостями. Это, конечно, нелегко, но это твой долг. По отношению к ней. И по отношению к себе самому. К тому же у тебя есть некоторые обязательства перед театром. И перед нами, твоими товарищами! В конце письма могу тебя заверить, дорогой друг, что не допускаю и мысли о том, что такой талант, как твой, может сгинуть где-то на задворках салона меховых шапок или чего-то подобного! Знай, так просто тебе от меня не уйти!
Твоя Каролина».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
К несчастью, за последнее время это стало случаться постоянно – Соглядатай встречается ей то тут, то там. Он может вдруг появиться на улице рано утром, когда она спешит в театр. Не похоже, чтобы он следил за ней – кажется, он и сам озадачен встречами не меньше, так что это, должно быть, по чистой случайности.
Чаще всего это происходит совершенно неожиданно: они сталкиваются лицом к лицу друг с другом на углу. То есть, поскольку он много выше ее, ей приходится поднимать глаза вверх, а ему – опускать вниз, чтобы встретиться взглядом. Однако оба они стараются этого избегать. Он быстро кланяется и проходит мимо. И никогда не оглядывается. Каролина тоже не оглядывается, но чувствует это спиной.
Если же он увидит ее издалека, то всегда переходит на другую сторону улицы и делает вид, что не замечает ее. Честно говоря, это немного неприятно. Чем она его обидела? Всего лишь попросила оставить ее в покое, потому что одно время он прямо-таки шагу не давал ступить! Вероятно, она задела его самолюбие, когда сделала ему замечание, и теперь он хочет ей это подчеркнуть. Мог бы хоть здороваться повежливее. Когда он сталкивается с ней на улице, видно, что ему не по себе.
Но, впрочем, ей все равно. Она обращает на него внимание лишь потому, что он приснился ей в том удивительном сне, о котором написала Сага. Иногда Каролина достает это письмо и читает его. Как и тот сценарий к фильму, который она написала в дороге, когда ехала в Замок Роз: тогда в окне вагона она увидела Давида с букетом, и Соглядатай оказался в том же вагоне.
Во сне Соглядатай утверждал, что пришел из ее прошлого. Но это, конечно, чушь. Как он может быть из прошлого? В сценарии Каролина заставила его признаться, что это он является ей в ее снах. А сценарий основан на действительных событиях. Многое из того, что там описано, произошло на самом деле. Ведь у нее такая исключительная память на реплики, почему ей было не передать их так же точно, как и все остальное?
Хотя сейчас Каролина уже не так уверена, не могла ли она все-таки что-нибудь присочинить. Нет, все же вряд ли. Во всяком случае, когда она ехала в поезде и писала сценарий, она была совершенно убеждена, что все реплики звучали именно так. Соглядатай точно сказал о снах, а не о прошлом. Хотя прошлое так или иначе чем-то сродни сну…
А может, ей послышалось? Не очень вероятно, хотя и выглядело все это по меньшей мере странно, и Каролина была очень взволнована. Но все же… Нет, она даже сейчас может вспомнить его голос, его интонацию…
С другой стороны, довольно странно, что Соглядатай сказал такой вздор, ведь сумасшедшим он не выглядит. И почему она сама не повела себя иначе? Если кто-то утверждает, что явился из прошлого некоего человека, а этот человек его не помнит, разве он не начнет возмущаться? В таких случаях Каролина никогда не сидела, будто воды в рот набрав.
Но если все действительно обстоит так, и он на самом деле присутствовал в ее забытых снах – а так утверждает и Сага, – остается еще один вопрос: откуда в таком случае он об этом знает? Если только она не рассказала об этих снах кому-то, кто в свою очередь разболтал о них всем вокруг так, что это в конце концов дошло и до него. Но Каролина точно помнила, что никому ничего подобного не рассказывала.
Человек не всегда властен над своими снами, это Каролина знает, но, насколько она может припомнить, Соглядатай снился ей лишь однажды, и этот сон тут же записала Сага. С ее помощью Каролине и теперь хорошо удается отличать то, что происходит в действительности, от того, что относится к миру снов. А это особенно важно для того, кто по долгу службы имеет дело с вымыслом и притворством.
Нет, притворство – не то слово. Актер не притворяется. Так поступают только лживые особы, которые стремятся подделать действительность. Они притворяются и выпендриваются. А актер, в отличие от них, пытается вжиться и объяснить жизнь и действительность как себе, так и другим.