— Нет, это я только в первый раз о тротуар споткнулся. А во второй раз и ещё раз ты мне сделал нокаут, хоть ты и не знаешь бокса. Я бы тебе тоже сделал нокаут, только я не успел, потому что нас арестовали…
Алексей Иванович отодвинул кресло, на котором сидел Виктор, достал из нижнего ящика шкафа пёструю картонную коробку и положил её перед Виктором:
— Это тебе за правду-матку, юнга! Вижу, что ты честный паренёк.
— Спасибо, — сказал Виктор, подвигая коробку-Мите. — У нас уговор: всё пополам.
— Каковы малыши! — воскликнул боцман. — Вот, товарищ Костин, сказано: друга в море ищи! Жаль, Витя, что ты мало у нас погостишь. Не хотелось бы дружков разлучать. — И в ответ на вопросительный взгляд Виктора боцман пояснил: — Скоро мы к эскадре присоединимся, придётся вас с товарищем Костиным на линкор «Грозный» перебросить.
На линкор! Виктор ушам своим не поверил. Он вскочил, вцепился в Иону Осипыча, засыпал его нетерпеливыми вопросами:
— Правда, дядя Иона? На линкор, да? А зачем ты на линкор? Да говори же, дядя Иона!
Иона Осипыч с важным видом сообщил:
— По именному вызову командования «красных» направляюсь на линкор «Грозный» заменить Кузьму Кузьмича Островерхова, кормить весь линкор. Кузьма-то Кузьмич на берегу остался. Заболел он.
— О! Весь линкор кормить! — с восхищением произнёс Виктор. — И меня возьмёшь? Непременно возьмёшь?
— Ну что же, куда от тебя денешься, — милостиво согласился Костин-кок, который, конечно, и без просьб Виктора ни за что не расстался бы с ним. — Так и быть, возьму…
— И Митю! — сказал Виктор таким тоном, будто это подразумевалось само собой.
Костин-кок молча убирал со стола. Щербак взглянул на обеспокоенного и смущённого Митю.
— Нет, Митя на линкор не пойдёт, — сказал он спокойно и твёрдо. — Нечего ему делать на линкоре. Мы с ним до Кронштадта не расстанемся. А теперь, ребятки, поднимитесь на верхнюю палубу, воздухом подышать. Но с юта не уходить… Марш!
Мальчики оделись и вышли. Виктору было весело. Кончилось медлительное плавание на «Водолее», и сам «Водолей» скрылся за горизонтом. Перед Виктором лежал верный путь на линкор. Ещё немного — и юнга получит флажки, победителем вернётся в Кронштадт и сможет прямо взглянуть на Фёдора Степановича.
Митя был опечален. Только что он приобрёл друга, первого друга в Кронштадте, и вот уже должен с ним расстаться и, как видно, надолго, если не навсегда. Правда, в Кронштадте они могут встретиться, но ещё вопрос, разрешат ли взрослые их дружбу. Начало было неблагоприятным: толстый, важный Иона Осипыч во время обеда смотрел на Митю так неприязненно, так холодно, что Митя мог прийти лишь к одному выводу: кок был против дружбы мальчиков
«Очень надо, — думал огорчённый Митя, — я не набиваюсь. А только я не виноват, что нас в море забрали и что Виктор юнга, а я штатский. Я тоже моряком буду. Подумаешь'»
Мальчики остановились на юте. Бурун за кормой поднялся вровень с дрожавшей палубой, кипел, бурлил. Миноносец мчался вперёд. Сильный воздушный ток шёл над кораблём; пенный след терялся вдали. Мальчики почувствовали себя на настоящем корабле.
— А на линкоре ещё лучше! — похвалился Виктор таким тоном, будто уже давным-давно был знаком с этим кораблём. — Я там всё осмотрю, как только получу красные флажки, всюду полезу: и в кочегарку и даже в трюмы — всюду…
— А ты мне так и не рассказал про красные флажки, — напомнил Митя.
— В Кронштадте узнаешь, — уклончиво ответил Виктор. — Только там мы не сразу увидимся. Сначала мне нужно пять суток без берега отсидеть… Думаешь, легко?..
— О! — произнёс Митя, с благоговением и грустью глядя на товарища. — А ты мне не говорил…
— Мало ли чего не говорил! — Виктор пожал плечами. — Это ещё ничего — без берега отсидеть хоть и пять суток. А вот как зачислят на чёрные сухари да на забортную воду, как в старину делали, — тогда запищишь. Нам, морякам, всякое бывает. А думаешь, флажки легко достать?.. Попробуй!
Митя был подавлен величием своего друга. Он хотел помочь Виктору в его тяжёлом положении и робко предложил:
— Ты на линкоре непременно Остапа найди. Он строевой, он всё знает… И дядя Грач знает. Они дружки, как мы с тобой…
Корма миноносца дрожала под ногами так, что начинали чесаться пятки. Каждый оборот винтов приближал «Быстрый» к эскадре, приближал разлуку маленьких друзей.
КОРАБЛИ УЧАТСЯ
Ночь в море была богата событиями.
Миноносцы «красных» проявили лихость, которую так ценили моряки: расчётливо и в то же время смело они произвели две атаки. Заградители удачно поставили мины. Разведчик «синих», лёгкий крейсер, «получил повреждения». Но в ту же ночь тральщики «синих» начали свою работу сразу в нескольких местах. Они протралили «минные заграждения» — убрали «мины», встречавшиеся у них на пути, приготовили безопасную дорогу для своих боевых кораблей. Нельзя было сказать, откуда пожалуют главные силы противника, чувствовалось одно — противник силен.
Утро застало эскадры в свежем море. День пришёл неспокойный, точно природа приняла участие в суровой игре людей. Игра не прекращалась ни на минуту. Первый ход делали линкоры. Исходное положение игры было одним и тем же: кильватерной колонной,[51] строго соблюдая расстояния, шли на запад линейные корабли. Каждый из них был самостоятельной грозной силой, могучей боевой единицей, но сейчас их будто связывала невидимая цепь.
Вдали, но обеим сторонам линкоров, бежали миноносцы — длинные, с высокой грудью, хищные, тоже связанные невидимой цепью боевого строя. Всё это двигалось вместе, не изменяя расстоянии, и, если бы не пенный след за кормой, если бы не всплески волн, разрезанных и отброшенных форштевнями,[52] можно было бы подумать, что флот замер в неподвижности под быстрыми и низкими серыми тучами.
Над мостиком «Грозного» взлетели сигнальные флаги, и всё кругом изменилось. Линкоры сделали крутой поворот, двинулись строем фронта. Разбежались миноносцы, освобождая им дорогу. Броненосные великаны вспахивали море, как лемехи громадного плуга. Новая комбинация флагов над мостиком линкора, в ответ взлетают такие же флаги над другими линкорами, корабли делают крутой поворот, отмеченный на поверхности моря округлым пенным следом. И снова линкоры идут в кильватер друг другу, а миноносцы бегут в охранении…
— Красота, Остап! — сказал краснофлотец, стоявший у орудийной башни на корме «Грозного».
— Красота, Грач! — повторил его товарищ.
— Вот и пришлось нам в наркомовском походе побывать.
— А наркома-то до сих пор и не видели. И надо же было старшине нас в трюм послать! Нарком приехал, а мы в трюме возимся. А хотелось бы…
Он не закончил. Подчиняясь сигналу флагмана, миноносцы правого борта круто развернулись и помчались на линкоры. Они вырастали с каждой секундой — стремительные, яростные, будто охваченные желанием со всего разбега протаранить броненосных великанов. Вот уже близко, вот уже хорошо видны люди на верхней палубе, минные аппараты, орудия. Сейчас удар, взрыв!.. Но когда у людей, наблюдавших эту картину, начали учащённо биться сердца, миноносцы проскользнули в промежутки между линкорами с такой уверенностью, будто линкоры стояли на месте, а не мчались вперёд со скоростью поезда, С правого борта расстилалось пустынное море.
— Здорово! — со вздохом прошептал Остап.
Миноносцы снова проскочили между линкорами, заняли свои места в охранении, и на верхней палубе линкора начались обычные заботы. Строевой старшина нашёл дело всем вахтенным: одним смести с палубы крупинки гари, налетевшей из труб, другим поправить брезент, прикрывавший командирский ход, третьим протереть медяшку на верхней палубе.
Остап Гончаренко и его товарищ Грач отправились на срез[53] освежить медные рамы иллюминаторов. Работа, казалось бы, не очень увлекательная, но всё, что касалось службы корабля, как видно, представляло для друзей большой интерес. Сначала они работали каждый сам по себе, но затем Остап подошёл посмотреть на достижения товарища и, как бы между прочим, заметил:
