Последние восемнадцать лет я исполняла обязанности экономки в доме моего брата. Я поселилась здесь после смерти его первой жены, матери Роберта; она умерла, когда Роберт был еще младенцем. Возможно, вас удивляет, почему я до сих пор живу у него, — спокойно продолжала она. — У меня нет выбора, так как я не имею других средств к существованию. Предложив мне должность экономки, брат таким образом позаботился обо мне. Он не выдворил меня даже после того, как женился на Элизабет, ведь он знал, что мне не на что жить. Правда, к тому времени я уже стала для Роберта второй матерью, а Элизабет была еще молода и не очень-то хотела заниматься хозяйством.

Я кивнул, жалея мисс Аллен. Будь Монтфорт воистину великодушным человеком, он назначил бы сестре содержание. Я не забыл, как грубо он разговаривал с ней во время праздничного ужина. Правда, напомнил я себе, он ни с кем не миндальничал, а ее, очевидно, такое положение дел устраивало. Но, в общем, хоть рассказ мисс Аллен и давал некоторое представление о порядках, царивших в Хорсхите, я не мог сообразить, какое отношение эти сведения могут иметь к теме нашей беседы.

Словно угадав мои мысли, мисс Аллен продолжала:

— Я рассказываю вам все это для того, чтобы вы поняли, почему я хорошо осведомлена о делах брата в течение последних восемнадцати лет, но мало что знаю о его юношеских похождениях. Как я уже говорила, разбирая бумаги брата, я просматривала и его расходные книги, и мне случилось заглянуть в журнал с записями за тот период, когда я еще не жила у него.

— И вы обнаружили что-то необычное? — Мне не терпелось вернуться к разговору о Партридже. В конце концов, меня интересовал он, а вовсе не ее договоренность с Монтфортом, ее привязанность к Роберту и неопытность Элизабет в хозяйственных делах.

— Да, записи о неких платежах.

— Что за платежи?

— Это были расходы на кормилицу.

— На кормилицу?

— Да. Но это была не та женщина, которую наняли для Роберта. Записи в книги гласят: «Кормилице Фиггинс (Хиндлсхэм)». Женщину, которая кормила Роберта, звали Мэй Блоксэм. Я помню ее; когда я поселилась у брата, она еще жила здесь. Признаюсь, я тогда не придала этому значения, но в связи с вашим сообщением вспомнила о тех записях.

— Простите, сударыня, я не совсем понимаю.

Мисс Аллен вновь взяла перчатки и принялась похлопывать ими по ладони, словно наслаждаясь их мягкостью.

— Понять меня несложно, мистер Хопсон. На основании того, что вы выяснили, я вполне допускаю, что у моего брата действительно был незаконнорожденный сын — ваш друг Партридж — от итальянской актрисы. Вы сомневаетесь в правдивости ее слов. В свете ваших изысканий возникает законный вопрос: зачем бы мой брат стал оплачивать кормилицу какого-то ребенка, если это не его ребенок?

Я все еще размышлял над тем, что поведала мне мисс Аллен, когда в комнату влетела Конни.

— Тебе письмо пришло с возчиком. И еще: Роберт Монтфорт требует, чтобы ты срочно явился к нему в библиотеку. Он страшно бранится и злой, как черт. Наверно, очень рассердился, когда ему сказали, что ты здесь.

— От кого?

— Письмо? А я почем знаю? Я не умею ни читать, ни писать, хотя Джон как-то пытался меня учить.

— Где оно?

— У миссис Каммингз, а она читать умеет. Если не поторопишься, она вскроет твое письмо и огласит его содержание на всю кухню. — Конни фыркнула от смеха, глядя, как я выскочил из комнаты.

Миссис Каммингз я застал у кухонных печей. Раскрасневшаяся от жара, она пекла хлеб.

— Не волнуйтесь, здесь оно, — сказала она, когда я спросил у нее про письмо. Она похлопала себя по полной груди, затем нагнулась и лопатой на длинной ручке вытащила из печи три каравая с золотистой корочкой. Письмо торчало из кармана ее передника.

— Из Лондона пишут. Почерк изящный. Должно быть, от женщины, — сообщила она. — Больше ничего не могу сказать.

— Разумеется. Буду признателен, если вы отдадите его мне.

— Подождите минуту, вот только проверю, готов ли хлеб. — Она потыкала караваи костяшками пальцев. — Разве вы не слышали, что его светлость посылали за вами? От души советую вам немедленно идти к нему. Он очень не любит, когда его заставляют ждать.

— С вашего позволения, сначала я хотел бы получить письмо.

— Конечно, мистер Хопсон. Вот, держите. Но только читайте быстрее или оставьте на потом.

Я взглянул на письмо и возликовал, узнав почерк Элис. Но прежде чем я успел вскрыть печать, в дверях кухни появилась Элизабет Монтфорт. Я вздрогнул, увидев на ней вдовий наряд. Ее волосы были убраны под простой черный капор с длинными лентами, обрамлявшими лицо. Так выглядит гувернантка или лавочница, но никак не хозяйка большого поместья. С трудом верилось, что это та самая распутница, которая на моих глазах предавалась похоти в постели Роберта Монтфорта.

— Хопсон, — тихо обратилась она ко мне присущим ей по-детски писклявым голоском. — Меня попросили проводить вас к Роберту. Дело срочное. — Ее ресницы были опущены, но, когда она на мгновение подняла их, я прочел в ее глазах не робость, а некую странную отрешенность. Она как будто в трансе, отметил я, или поглощена решением какой-то очень важной проблемы.

— Конечно, миледи, — отвечал я. — Вам, право, незачем было утруждать себя. Я как раз уже шел к нему.

— Он настоятельно просил, чтобы я сопровождала вас. — Я вновь почувствовал на себе пристальный взгляд ее светло-голубых глаз.

Я последовал за ней по коридору, но мы не отправились прямиком в библиотеку, как я ожидал. По пути она свернула в одну из небольших комнат и потянула меня за собой. Она закрыла дверь, заперла ее на ключ и прошла на середину комнаты, встав к окну лицом, ко мне — спиной. Переминаясь с ноги на ногу, я стоял у двери и пытался решить, должен ли я заговорить и что мне сказать. Ключ по-прежнему оставался в замке.

— Хопсон, — начала она, — мне нужно кое о чем уведомить вас, прежде чем вы встретитесь с Робертом. — Она резко развернулась и впилась в меня напряженным взглядом. — Я специально перехватила вас, чтобы мы могли побеседовать с глазу на глаз.

— Признаюсь, миледи, я в полном недоумении. Какое срочное дело заставило вас искать меня?

Ее губы были плотно сжаты, глаза пылали, будто она приняла для себя какое-то решение.

— Во-первых, я не стану вам ничего сообщать. Я хочу показать вам кое-что. Полагаю, эту вещь вы узнаете.

Я изумился. Что же это может быть?

— Прежде чем вы увидите, что это, позвольте предупредить вас. Роберт считает, что минувшей ночью вы были в его лаборатории и вошли туда из коридора, поскольку он по невнимательности забыл запереть дверь.

— Не могу представить, что навело его на эту мысль, — солгал я, жалея, что у меня не хватило ума закрыть за собой дверь. А впрочем, что бы я потом стал делать с ключом?

Она помолчала, вытаскивая что-то из кармана.

— Дабы избавить вас от очередной лжи, я сразу скажу вам, что у меня другое мнение относительно того, как вы попали в лабораторию. Вот это я нашла в спальне Роберта.

Я взглянул на предмет в ее руке. Это был медный светильник, тот самый, что дала мне миссис Каммингз и с которым я бродил ночью по дому. Я вспомнил, что оставил его на подоконнике, уже после того как выбрался из покоев Роберта. Я покраснел до корней волос; мой рот открылся и закрылся, но с языка не сорвалось ни слова.

— Ночник? — наконец вымолвил я с притворным простодушием. — Странно, что вы нашли его на подоконнике. Как же он там оказался?

Она схватилась за спинку стула. Ее тонкие белые пальцы распластались на алом дамасте, словно раскрытый веер.

— Вы знаете, где он был… хотя я не говорила…

— Нет, миледи, это только предположение…

— Хопсон, не пытайтесь отрицать, что это вы оставили его там. Я спрашивала миссис Каммингз, и она сказала, что вечером дала вам этот светильник. — Я не смел посмотреть ей в глаза, не смел настаивать на своей невиновности; она уже знала правду.