Преисполненный решимости, я закрыл глаза. В ушах вновь зазвучал перестук копыт, в нос ударил запах лошадиного пота, сердце сковал страх от ощущения неминуемой гибели. Я увидел, как колеса стремительно приближаются и проносятся мимо, едва не задев меня. Я попытался представить лицо человека, пронзившего меня злобным взглядом, но перед глазами стояла одна темнота.
Глава 11
Письмо Партриджа потрясло меня до глубины души, и все же в какой-то степени оно помогло мне. Те немногие сведения, что я извлек из него, несли утешение. Странное облегчение, снизошедшее на меня по первом прочтении письма, не проходило, когда я перечитывал его во второй и в третий раз. Мне было горько, грустно, и все же я стал спокойнее, вновь обрел доверие к своему другу. Во мне окрепла решимость во что бы то ни стало раскрыть обстоятельства его смерти.
После того как Фоули высадил меня возле мастерской, я вернулся за свой рабочий стол, вновь достал письмо и стал укладывать страницы по порядку. Перебирая листы, я вдруг увидел еще один документ — маленький клочок бумаги. Должно быть, Фоули отдал мне его вместе с письмом, а я сразу не заметил. Документ был составлен 20 декабря, спустя несколько дней после увольнения Партриджа и за шесть дней до того, как он написал мне письмо. Я узнал почерк Чиппендейла.
Ул. св. Мартина, 20 декабря 1754 г.
Джон Партридж
Жалованье за четыре недели 4 фунта 4 шиллинга 0 пенсов
Плюс расходы мастерской:
льняное масло………… 2 шиллинга 0 пенсов
терпентин…………… 1 шиллинг 6 пенсов
пчелиный воск………… 3 шиллинга 0 пенсов
клей (1 фунт)………… 9 пенсов
железные скобы (8 штук)… 3 шиллинга 0 пенсов
багет и штапики………… 2 шиллинга 5 пенсов
оселок……………… 6 шиллингов 5 пенсов
За вычетом
Доставка ящика с инструментами……… 1 шиллинг 6 пенсов
Итого к выплате……… 5 фунтов 1 шиллинг 7 пенсов
Я внимательно изучил запись Чиппендейла, хотя существенной информации, как мне показалось, она не содержала. Из написанного следовало, что наш хозяин все-таки выдал Партриджу жалованье за месяц вперед, — вероятно, видя, что я постоянно недоумеваю по поводу исчезновения своего друга, он счел, что тайное удаление неугодного работника прошло успешно. Почесывая голову, я перечитал ведомость и едва не подпрыгнул от радости. В перечисленных расходах ничего примечательного не было, но одна позиция — плата за доставку инструментов — обращала на себя внимание. Очевидно, речь шла о вывозе вещей Партриджа из мастерской. Но к нему на квартиру они доставлены не были — это Я узнал, когда заходил к нему домой. Если Чиппендейл поручил перевозку, как обычно, Фезерби, у меня есть шанс выяснить, где в Лондоне жил Партридж после своего исчезновения и до того, как он отправился в Хорсхит. Возможно, там я найду еще какие-то зацепки, ведущие к разгадке его трагической смерти.
Был ранний вечер. Обычно Фезерби отдыхал от дневных трудов в таверне «Карета и лошади». Это здание с маленькими окнами и низким потолком находилось в конце улицы святого Мартина, где пребывало в неизменном виде последние сто лет. Фезерби оказался там, где я и ожидал, — сидел у очага над пустой пивной кружкой и наблюдал за поединком двух возчиков, состязавшихся в силе рук. Я подошел к нему, но он даже не взглянул на меня, а в ответ на мое приветствие пробормотал:
— Ну давай, парень, жми. Неужто позволишь, чтобы Джеймсон одержал над тобой верх?
Из чего я заключил, что Фезерби поставил (по глупости) трехпенсовик на более молодого и слабого соперника — бледного тщедушного юнца с сальными волосами и прыщавой кожей.
— Не на того поставил, Фезерби, любой подтвердит, — прокряхтел Джеймсон, здоровый детина с лоснящимся, как колокол, лицом, и тут же повалил руку соперника на стол.
— Как дела, Фезерби? — спросил я, плеснув в его кружку пива из кувшина, который принесли по моему указанию.
Он сдержанно кивнул, ворча, что такого нечестного поединка он еще не видывал, и отхлебнул из кружки большой глоток, словно испугался, как бы я не пожалел о своей щедрости.
— Не очень хорошо, мистер Хопсон. Мало находится желающих угостить меня. Наоборот, все так и норовят увести кружку из-под носа. Вон, как они. — Морщась, он глянул на возчиков, минуту назад гнувших друг другу руки. Теперь они болтали, как лучшие друзья.
Я кивком показал на почти пустую кружку.
— Будет тебе еще пиво. А также шестипенсовик на ужин, если кое-что вспомнишь.
Фезерби поставил кружку и сосредоточил на мне все свое внимание.
— Валяй, — икнул он. — Что-нибудь про мисс Гудчайлд?
— Не угадал, — резко сказал я. — Мне нужны сведения о Партридже.
— А это кто?
— Мастеровой. Тот, что ушел от Чиппендейла.
— Ты уже пытал меня про него. Я сказал, что ничего о нем не знаю.
— Возможно, тебе известно больше, чем ты сам о том догадываешься.
— Как так?
— Несколько недель назад Чиппендейл поручил тебе перевезти ящик с инструментами, так?
— Ящик с инструментами? — Указательным пальцем Фезерби поковырялся в волосатом ухе. — Память у меня теперь не то, что раньше, мистер Хопсон.
— Так напряги ее, черт бы тебя побрал. Большой тяжелый сундук, черного цвета. Такой трудно не запомнить.
— С веревочными ручками?
— Да, с веревочными ручками. Значит, помнишь?
— Чуть все ладони мне не протер до костей… пришлось парня какого-то просить, чтоб помог мне взвалить его на повозку, и то еле управились. Он настоял, чтобы я пришел после восьми…
— Кто «он»?
Фезерби закатил глаза, удивляясь моей недогадливости.
— Твой хозяин — господин Чиппендейл. Сказал мне прийти попозже, когда в мастерской будет пусто… чтоб никому не мешать.
— А еще что сказал?
— Что сундук нужно увезти, потому что его владелец уволился. Наказал никому не говорить, куда я его отвез. — Он улыбнулся, обнажив десны, из которых торчали всего три сломанных зуба.
— И куда же ты его отвез?
— Я ж говорю: это секрет.
Я положил на стол монету в шесть пенсов.
— Никто не узнает, что ты проболтался.
Соблазн был слишком велик. Фезерби попробовал монету на зуб и убрал ее в карман.
— Это было самое ужасное. Он дал адрес каких-то комнат во дворе возле Флита.[14] Настоял, чтобы я ехал туда в тот же вечер. Немедленно. Пригрозил, что иначе не заплатит и вообще больше не даст работу.
— Объяснил почему?
— Я не спрашивал.
— И ты отвез?
— Думаешь, я посмел бы ослушаться после всех его угроз? — Он покачал головой: что за тупица сидит перед ним? — Ну и местечко, скажу тебе. Ужас. Последнюю часть дороги пришлось сундук на горбу тащить.
— Можешь найти туда дорогу?
— Ты что, не слышал? Мне запрещено. Да я и сам туда ни за что не поеду. Там один сброд живет. Вмиг разденут, да и еще и горло перережут. Я тогда еле ноги унес. Больше не хочу искушать судьбу.
— Фезерби, для меня это очень важно. Заплачу тебе шиллинг, если отвезешь меня туда.
С лица Фезерби не сходило упрямое выражение.
— Два шиллинга. Больше предлагать не стану.
Он помолчал, потом тяжело вздохнул и, схватив пустую кружку, тоскливо посмотрел в нее.
— Два шиллинга, но сначала ужин.
— По рукам. А теперь мне нужно поговорить с мисс Гудчайлд. Вот тебе три пенса на ужин. Примерно через час жди меня на лесном дворе. — Я вышел из таверны, а он принялся глодать хлеб с куском жирной баранины.
Не знаю, чем было вызвано мое внезапное решение навестить Элис. Накануне она недвусмысленно выразила мне свое неудовольствие, и у меня не было причин полагать, что в ее чувствах произошла перемена. Но каждый раз, когда я думал о нашей последней встрече, в мыслях у меня возникал сумбур. Ее сердитые слова не давали мне покоя; всю ночь и весь день они звучали у меня в голове. Мне нестерпимо хотелось заделать трещину, возникшую между нами, объясниться с ней, посвятить ее во все, что случилось со вчерашнего дня. Но почему я решил, что она примет меня? Почему мне столь дорого ее мнение, когда она доказала, что не более рассудительна, чем капризная взбалмошная девица? Я вспомнил пылкую простодушную Молли Буллок. Вчера она пригласила меня в свою постель, а я отказался, сославшись на то, что ушибся и у меня болит голова, хотя на самом деле я просто был в смятении оттого, что получил нагоняй от Элис Гудчайлд.