— А она не рассердится на вас? — спросил он спустя некоторое время.

— Атайя? О, конечно, рассердится! — ответил Джейрен, представляя, как пройдет встреча, и довольно улыбнулся. — Пошумит немного, но потом поймет, что я не намереваюсь упускать ее. Может, даже согласится еще выйти за меня замуж.

Брайс одобрительно кивнул.

— Надеюсь, все так и получится. Поверьте мне, я очень за вас переживаю.

Распространившиеся по городу слуху сделали свое дело: на следующей неделе в овчарню пришла молодая женщина по имени Джильда с темно-карими глазами и смуглой кожей, настолько испуганная и несмелая, что походила на загнанного в угол дикого зверька. Она почти не разговаривала и все время оглядывалась по сторонам, словно ожидала, что в любую минуту с ней может произойти здесь нечто ужасное. Атайя старалась вести себя как можно более доброжелательно и терпимо, но это не помогало. Джильда, казалось, все еще сомневалась, что предпочла обучение магии обряду отпущения грехов.

Как-то раз в середине апреля в пасмурный день Джильда сидела в одиночестве на лужайке с одуванчиками неподалеку от овчарни. Оставив Кордри на попечение Тони, Атайя осторожно подошла к своей новой ученице. Ей было немного не по себе: когда Джильду представили виновнице гибели Кельвина, в ее глазах отразился ужас и презрение. Атайя никак не могла забыть этот взгляд, но старалась не выдать свои чувства. Джильда всегда держалась с ней настороженно и напряженно, опасаясь, наверное, что Атайя выберет ее в качестве очередной жертвы.

— Сегодня ты много занималась светящимися шарами. Устала? — спросила Атайя, дружелюбно улыбаясь.

Джильда не смотрела ей в глаза.

— Немного, — ответила она, еще больше опустив плечи, сорвала одуванчик и стала нервно крутить его в руках.

— Ты делаешь успехи, — похвалила ее Атайя. — Открою тебе один секрет: по сравнению с Кордри ты намного более способная ученица. Только не говори ему об этом.

Атайя надеялась, что на такие слова Джильда ответит ей хотя бы застенчивой улыбкой, но ничего подобного не произошло. Она еще больше напряглась, а по выражению ее лица можно было подумать, что ей хочется плакать.

— Мне еще долго придется ходить к вам? — еле слышно спросила Джильда.

Атайя нахмурилась и села на траву, поджав под себя ноги.

— Ты спросила об этом так, будто интересуешься, сколько дней ты еще проживешь на этом свете. Уверяю тебя, мекан, если его вовремя обнаружить и начать обучение, не смертелен. Еще несколько недель, и все будет в порядке.

Джильда едва заметно кивнула, но передернулась, будто почувствовала сильную боль. По всей вероятности, слова Атайи ничуть не порадовали ее.

— Что тебя тревожит? — спокойно спросила Атайя. — Создается впечатление, что ты находишься в постоянном напряжении. Боишься…

— Ничего я не боюсь! — воскликнула Джильда.

Атайя и не подозревала, что ее голос может звучать так уверенно и резко. Внезапная догадка ужаснула Атайю. Поведение новой ученицы вызвано не робостью и нерешительностью, а отвращением. Атайя не раз наблюдала при дворе подобные картины: когда кто-то был вынужден улыбаться и кланяться тем, кого ненавидел.

— Почему ты пришла к нам? — спросила она.

Впервые с того момента, как они познакомились, Джильда взглянула Атайе прямо в глаза.

— У меня нет другого выбора.

Не очень вдохновляюще, но по крайней мере честно, — с грустью подумала Атайя.

— Я понимаю тебя. Обряд отпущения грехов…

— Я забочусь не о себе, — резко перебила ее Джильда. В ее темных глазах вспыхнули гневные искорки. — Я согласилась бы на обряд, если бы не… если бы не это. — Она положила руку себе на живот и с нежностью погладила по нему. — Этот ребенок… Он у меня первый. Я хочу подарить мужу сына.

От неожиданности у Атайи перехватило дыхание. Ей и в голову такое не приходило. По-видимому, беременность Джильды длилась недолго. Ее живот был плоским и упругим.

— Если священники забрали бы меня, они забрали бы и моего малыша, — продолжила она, с остервенением срывая еще один одуванчик. — Ради ребенка я готова на все, даже на обучение магии. Но я никогда не стану пользоваться тем, что вы показываете мне. Никогда. Все это неправильно и неестественно.

Атайя задумчиво смотрела в даль. Так вот почему Джильда так ведет себя! Да потому, что не верит в то, чем занимается, потому, что решилась на этот шаг, считая, что приносит себя — или даже свою душу — в жертву еще не родившемуся ребенку.

— А твой муж знает о том, что ты ходишь к нам?

— Нет, — твердо ответила Джильда. — И я не собираюсь рассказывать ему об этом. Я стараюсь все скрыть от него. Дурное настроение объясняю беременностью, забывчивость списываю на принимаемые лекарства. Он пока ни о чем не догадывается. Я не хочу, чтобы мой муж меня возненавидел, не хочу, чтобы узнал, что его жена — сумасшедшая колдунья!

На протяжении нескольких минут Атайя сидела молча. Разве могла она осуждать Джильду за нежелание открыться любимому человеку? Не прошло еще и года с того времени, когда самой принцессе объяснение с Тайлером о проявившихся у нее способностях представлялось немыслимым.

— Магию можно применять в разных целях, — сказала она наконец. — Возьмем, к примеру… светящийся шар. Он ведь, в сущности, почти то же самое, что и обыкновенная лампа. Если ты повесишь один такой светильник над кроваткой своего ребенка, чтобы он не боялся темноты? Что в этом плохого?

Джильда задумалась. Вероятно, эта мысль заинтересовала ее. Атайя, приободренная такой реакцией, продолжила:

— Ты сама должна определить, что такое твоя магия. Для чего она дана тебе — для добра или зла. Господь наделил нас колдовством, равно как и всеми остальными способностями, а также и недостатками. Но распоряжаемся этим всем мы сами. Необходимо сделать правильный выбор.

На этом Атайя решила остановиться. Нужно было дать Джильде время на осмысление только что сказанных слов. Оставив ее на опушке, она задумчиво побрела по узкой тропинке, углубившись в нерадостные мысли. И Кордри, и Джильда обратились к ним за помощью лишь для того, чтобы остаться в живых. Сама магия нисколько не интересовала их, даже вызывала неприязненные чувства. По окончании тренировок оба махнут на свои способности рукой и никогда не прибегнут к помощи колдовства, и никто из окружающих их людей не узнает об их талантах. Если, не дай Бог, поблизости не окажется корбалового кристалла.

Ее внимание привлекли показавшиеся на дороге из города Кейл, Мэйзон и Ранальф. Атайя сразу поняла, что произошло нечто неприятное. Мэйзон шел позади, на расстоянии шагов пятнадцати от Кейла и Ранальфа. Шел не обычной легкой походкой, а устало брел, понуро опустив голову. Один раз он даже наступил на полу своей мантии и чуть было не упал, но устоял на ногах.

Атайя подскочила к приблизившемуся Ранальфу и кивком указала на Мэйзона.

— Что с ним?

Ранальф хотел что-то сказать, но передумал. Махнув рукой, он пошел дальше по направлению к овчарне, лишь пробурчал через плечо:

— Лучше спроси у него.

Через минуту к Атайе подошел Мэйзон. Подняв наконец голову, он взглянул на девушку так, словно собирался сообщить ей об исчезновении самого дорогого ее сокровища.

— У меня есть новость.

— Так и говори: плохая новость.

Никогда в жизни она не видела его в таком подавленном состоянии.

Мэйзон выпрямился и еще больше напрягся.

— Плохой ее назвать нельзя. Можно даже сказать, это хорошая новость. Смотря с какой стороны рассматривать. — Он наклонился и, сорвав длинную травинку, принялся рвать ее на мелкие кусочки. — Около недели назад мы проходили с Ранальфом мимо собора. Ему вдруг вспомнилось, как тот священник, что приходил к Джарвису, упоминал что-то о бьющихся в соборе стеклах.

Он сделал паузу, а Атайя уже сгорала от нетерпения.

— Не знаю, сколько времени я просидел в соборе, ожидая, что что-нибудь случится, — продолжил Мэйзон. — Было немного не по себе, опасался корбала, но все обошлось.