ПЬЯНЫЙ РЫЦАРЬ С тонким псом и смуглым кубком жарко-рдяного вина, ночью лунной, в замке деда я загрезил у окна. В длинном платье изумрудном, вдоль дубравы, на коне в серых яблоках, ты плавно проскакала при луне. Встал я, гончую окликнул, вывел лучшего коня, рыскал, рыскал по дубраве, спотыкаясь и звеня; и всего-то только видел, что под трефовой листвой жемчуговые подковы, оброненные луной. 1917–1922 “Я думаю о ней, о девочке, о дальней…” Я думаю о ней, о девочке, о дальней, и вижу белую кувшинку на реке, и реющих стрижей, и в сломанной купальне стрекозку на доске. Там, там встречались мы и весело оттуда пускались странствовать по шепчущим лесам, где луч в зеленой мгле являл за чудом чудо, блистая по листам. Мы шарили во всех сокровищницах Божьих, мы в ивовом кусте отыскивали с ней то лаковых жучков, то гусениц, похожих на шахматных коней. И ведали мы все тропинки дорогие, и всем березонькам давали имена, и младшую из них мы назвали: Мария святая Белизна. О Боже! Я готов за вечными стенами неисчислимые страданья восприять, но дай нам, дай нам вновь под теми деревцами хоть миг, да постоять. 1917–1922 ПЕРО Зелененьким юрким внучатам наказывал леший в бору: “По черным ветвям, по зубчатым, жар-птица порхнет ввечеру; поймайте ее, лешенечки, и клетку из лунных лучей возьмите у ключницы-ночки, да так, чтоб не видел Кощей. Далече от чащи брусничной умчите добычу свою, найдете вы домик кирпичный в заморском, туманном краю. Оставьте ее на пороге: там кроткий изгнанник живет, любил он лесные дороги и вольный зеленый народ”. Там дедушка-леший на ели шушукал, и вот ввечеру, как струны, стволы зазвенели, и что-то мелькнуло в бору. Маячило, билось, блестело. Заохал, нахохлился дед… Родимые, знать, улетела жар-птица из пестрых тенет. Но утром, как пламя живое, на пыльном пороге моем лежало перо огневое с цветным удлиненным глазком. Ну что ж, и за этот подарок спасибо, лесные друзья. Я беден, и день мой неярок, и как же обрадован я. 7 июня 1921
Кембридж “Мы столпились в туманной церковенке…” Мы столпились в туманной церковенке, вспоминали, молились и плакали, как нечаянно двери бесшумные распахнулись, и тенью лазоревой ты вошла, о весна милосердная! Разогнулись колена покорные, прояснились глаза углубленные… Что за чудо случилось отрадное! Заливаются птицы на клиросе, плещут воды живые под сводами, вдоль по ризам колеблются радуги, и не свечи мы держим, а ландыши, влажной зеленью веет — не ладаном, и, расставя ладони лучистые, окруженная сумраком радостным, на иконе Весна улыбается. “Людям ты скажешь: настало…” Людям ты скажешь: настало! Завтра я в путь соберусь… (Голуби. Двор постоялый. Ржавая вывеска: Русь.) скажешь ты Богу: я дома! (Кладбище. Мост. Поворот.) Будет старик незнакомый — вместо дубка, у ворот… 3 мая 1920 |
