6. ВЛАСТИ Чу! Крыльев шум… и слуги сатаны рассеялись пред ангелами Власти. И в нас самих, как бурей, сметены виденья зла, виденья темной страсти. Шум крыльев, клик… Летят они, трубя, могучие, багряно-огневые. Стремясь, гремят их песни грозовые. Летят они, все грешное губя. Спускаются, неправых строго судят, и перед ними падаем мы ниц. Они блестят, как множество зарниц, они трубят и души сонных будят. Открыло им закон свой Божество, Царь над царями грозно-величавый, и в отблеске Его безмерной славы, шумя, кружатся ангелы Его. 28 сентября 1918 7. НАЧАЛА На чьем плече, как голубь, спит луна и чья ладонь под облаком румяным? Кем ставится стеклянная стена перед волной, на берегу песчаном? Гул наших струн, и жизни каждый вздох, и бред земли — кто, кроме смертных, слышит? Вот — ночь, вот — день; скажи, кто там колышет кадило зорь? — Я вижу четырех: на четырех цветных вершинах горных они стоят, и ты не знаешь, чей прекрасней лик, и тысяча очей горят у них на крыльях нежно-черных. Один — всю твердь, как чашу, поднимает, отхлынуть тот велит волнам морским, один — земле взывающей внимает, тот — властвует над пламенем благим. 23 сентября 1918 8. АРХАНГЕЛЫ Поставь на правый путь! Сомнения развей… Ночь давит над землей, и ночь — в душе моей. Поставь на правый путь. И страшно мне уснуть, и бодрствовать невмочь. Небытия намек я чую в эту ночь. И страшно мне уснуть. Я верю, ты придешь, наставник неземной, на миг, на краткий миг восстанешь предо мной. Я верю, ты придешь! Ты знаешь мира ложь, бессилье, сумрак наш, невидимого мне попутчика ты дашь. Ты знаешь мира ложь. И вот подходишь ты. Немею и дрожу, движенье верное руки твоей слежу. И вот отходишь ты. Средь чуждой темноты я вижу путь прямой. О, дух пророческий, ты говоришь, он — мой? Средь чуждой темноты… Но я боюсь идти: могу свернуть, упасть. И льстива, и страшна ночного беса власть. О, я боюсь идти… “Не бойся: по пути ты не один пойдешь. Не будешь ты один и если соскользнешь с высокого пути…” 28 сентября 1918
9. АНГЕЛ ХРАНИТЕЛЬ В часы полуночи унылой отчетливее сердца стук, и ближе спутник яснокрылый, мой огорченный, кроткий друг. Он приближается, но вскоре я забываюсь, и во сне я вижу бурю, вижу море и дев, смеющихся на дне. Земного, темного неверья он знает бездны и грустит, и светлые роняет перья, и робко в душу мне глядит. И веет, крылья опуская, очарованьем тишины, и тихо дышит, разгоняя мои кощунственные сны… И я, проснувшись, ненавижу губительную жизнь мою, тень отлетающую вижу и вижу за окном зарю. И падают лучи дневные… От них вся комната светла: они ведь — перья золотые с его незримого крыла. КРЫМ Назло неистовым тревогам, ты, дикий и душистый край, как роза, данная мне Богом, во храме памяти сверкай!.. Тебя покинул я во мраке: качаясь, огненные знаки в туманном небе спор вели над гулом берегов коварных. Кругом, на столбиках янтарных, стояли в бухте корабли. В краю неласковом скучая, все помню — плавные поля, пучки густые молочая, вкус теплых ягод кизиля; я любовался мотыльками степными — с красными глазками на темных крылышках… Текла от тени к тени золотистой, подобна музыке волнистой, неизъяснимая яйла! О, тиховейные долины, полдневный трепет над травой, и холм — залет перепелиный… О, странный отблеск меловой расщелин древних, где у края цветут пионы, обагряя чертополоха чешую, и лиловеет орхидея… О, рощи буковые, где я подслушал, Пан, свирель твою! |
